-Гриппка! Гриппка!
-Ну чё те, горлoпанка?!
-Да высунь ты бaшку-то из-за забора, да послухай!
Через секунду из-за забора показалась голова Агриппина Яковлевны в ситцевом платке.
-Чё орёшь, как скaженная?
-Я сейчас от станции шла, гляжу – идёт твой-то, Федька, и каку-то пигалицу за ручку ведёт!
-Ты чё сочиняешь? «Пигалицу»! Глаза протри! Наверняка не Феденька это!
-Да точно, Федька, я его сразу узнала! А она-то рядом с им – така махонькая, худюшша, волосёшки, как у пацанчика подстрижены. И идуть-то так бравенько, за ручку держатся.
-Нооо, пошла сочинять, карга старая! Не ждала я сёдни Феденьку!
-Не ждала, а он явилси, иди, встречай!
Не веря всё же словам соседки, сварливой сплетнице Зинке, Агриппина Яковлевна, тряся грузным телом, побежала к воротам, куда уже входил её сын Феденька, студент пятого курса, и какая-то худосочная девица с действительно короткой стрижкой, «как у пацанчика».
«Батюшки-светы – подумала женщина – кого это он приволок?»
А сын уже обнимал мать, доставая из рюкзака гостинцы. Потом сказал:
-Мама, познакомься, это Ева, моя…гм…невеста.
Агриппина Яковлевна состроила такую физиономию, что «невеста» улыбнулась краешком губ и опустила голову.
-Проходите, проходите – засуетилась она – пропуская гостей в дом и стараясь всячески спрятать свою досаду.
Как же так! Со школы они вместе с Настей были с соседней улицы, все вокруг так и думали – любовь-морковь у них, а тут, привёл какую-то… действительно пигалицу. Да ещё и имя – Ева… Тоже мне, невидаль!
Да на неё ж без слёз не взглянешь! Худая, маленькая, нос вздёрнутый в веснушках, волосёшки эти в разные стороны торчат! То ли дело Настя – высокая, красивая, тело, налитое молодостью и здоровьем, лицо будто какой художник писал… А эта – что?!
Агриппина Яковлевна только чуть не завыла с досады, и когда девчушка вышла до ветру, осторожно спросила сына:
-Сынок, ты где ж такую невесту откопал? Её ведь соплёй перешибёшь! А Настя как же?
-Мам, при чём тут Настя? Я ей ничего не обещал, мы просто друзьями были. А Еву я люблю!
Эти слова добили женщину.
-Феденька, да ты что? Какой люблю? Да и кого? Она же – пигалица, ты посмотри на неё! Ни рожи, ни кожи! А ты у меня вон какой юноша красивый, рази не мог себе под стать девку найти или в городу все такие?
-Мы с Евой вместе учимся, мама, она тоже на пятом, только на ветеринара. Закончим – приедем сюда, работать, благо, тут хозяйство большое в посёлке – работы всем хватит!
-Да какой с её ветеринар, сынок? Она знает, с какой стороны к корове-то подойти? Да если и знает, та корова её хвостом снесёт! Настя опять же…
-Мам, хватит! – фыркнул Феденька – Ева хорошая, и вы подружитесь. И пожалуйста, не надо больше о Насте, ладно.
-А что вы в городу-то не останетесь, сынок?
-Мам, я – агроном, Ева – ветеринар. Куда я – туда и она. Я хочу сюда вернуться. Очень хочу, чтобы вы подружились, тем более Ева – сирота.
-Чё?! Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Сынок, сынок, опомнись, зачем тебе нужна эта сирота?! Может, у неё родители настоящие какие алкаши были? Детки нездоровые народятся… Ох, лучше с сиротами всякими вообще не связываться!
-Мам, что ты говоришь? Какие алкаши? Всё, остановись! Я женюсь на Еве, хочешь ты этого или нет.
Прожили молодые у Агриппины Яковлевны два выходных дня, а той всё неймётся – пыталась она то так, то сяк девушку поддеть, особенно Настей. И красавица Настя, и умница, и по хозяйству ходит, и скот знает, и весёлая, и общительная…
Хотя и эта Ева тоже – худая-то худая, да сразу видно, что неизбалованная, и Федька, видно же, что голову от неё потерял. Только Агриппине Яковлевне это – как ножом по сердцу. Язвительные свои штучки она начинала с утра и заканчивала к вечеру.
-Да вы сильно-то не старайтесь! – улыбнулась пигалица очередной колкости будущей свекрови – я всё про вашу Настю знаю.
-Откель это? – выпучила та глаза.
-Ну как «откель»? Феденька рассказал, у нас с ним тайн друг от друга нет.
Тут Агриппина Яковлевна окончательно сломалась, и когда молодые уехали, сразу побежала к заветному забору.
-Зин, а Зин!
-Ну, чё те?
-Ну, выйдь на пять минут!
Вышла соседка, на Агриппину смотрит, а та в кончик платка уткнулась, слезу пускает.
-Да чё ты ревёшь? Давай, говори, чё случилось?! Девка небравая?
-Ой, Зин! Тьху, где он тока её таку нашёёёёл! Ыыыыы… Ить ни кожи, ни рожи! Я думала, они с Настькой распишутся, а он мне суприз – невеста, мол, это моя!
-А чё ревёшь – радоваться надо?!
-Ыыыыы, какая уж тут радость! Я думала, с Настей, а он, с какой-то…
-Дак не тебе ж с ей жить, а ему! Я вчерась глядела – она и в огороде, и стирала чё-то…
-Она сирота, Зин… ыыыы…
-И чё? Нечто сироты не люди?
-Не хочу, чтоб Федька на ей женилси! Да кака она ветеринар?! Корову ли, быка ли – испужается, как увидит! Ыыыы!
-Ты, как дитя малое, Агриппина – то хочу, это не хочу! Не спросит тебя твой Федька, что он, маменькин сынок, что ли?! И кол твоей юбки сидеть не будет! Смирись!
Так и не утешившись, Агриппина Яковлевна пошла домой и проревела весь вечер.
Через два месяца Фёдор с невестой вернулись в деревню, оба с дипломами. Председатель молодым специалистам обрадовался, сразу на работу их оформил.
Оказалось, расписались они ещё в городе, а свадьбу, сказали, позже в деревне сыграют, чтобы всё честь по чести – гостей позвать, платье невесте белое, баян, да танцы в клубе на всю ночь.
Только Агриппина Яковлевна так и недовольна – с сыном сквозь зубы разговаривает, на невестку волком смотрит.
Та уж с ней и так, и сяк – вечером, после работы, по дому помогает, Федины да свои вещи сама стирает, а где ещё и свекровкины прихватит, да всё при деле и поёт – что в огороде, что дома. А голосок такой нежный, да приятный…
Только женщине всё не нравится – и как готовит Ева, и как работает, и как одевается. Пыталась сыну сказать – тот только отмахнулся.
-Мам, не начинай, а?! Ну, сколько можно? Я думал, ты подружишься с Евой, мать ей заменишь, а ты только крысишься! Что от этого толку? Повторяю, я Еву люблю, а она меня…
Да и невестка за словом в карман не лезет, как только Агриппина Яковлевна язык свой распускает острый, да ещё при этом начинает умницу-красавицу Настю вспоминать, да концы платочка к глазам прикладывать, она тут же насмешливо заявляет:
-Ну, мама, вам не надоело?! Одну и ту же пластинку вертеть целыми днями?! Я уже наизусть знаю, что Настя хорошая и красивая, и умная, в отличие от меня. Кстати, мы с ней очень даже хорошо ладим!
Услышав это, Агриппина Яковлевна не поверила – она-то втайне надеялась, что привлечёт Настю в свои союзники по спроваживанию этой наглой девицы обратно в город. Без Феденьки, конечно…
В сельпо – любимом месте сбора всех баб для того, чтобы в свободное время почесать языками – Агриппина Яковлевна поносила невестку, почём зря.
-И чё он в ей нашёл? – плакалась она бабам – ить и посмотреть не на что, бабы! Городская девка, сирота и гляди – ветеринар! Долго она в тех ветеринарах продержится, поди и не знает, с какой стороны к корове подойти иль к свинье!
-Ох, и злобная ты баба, Агриппина! – тётка Тося, продавщица, качая головой в пышной наколке, посмотрела на женщину и усмехнулась недобро – и как тебя Евка терпит?! Недале, как вчера, пришла и говорит мне: «Антонина Савельевна, а свешайте мне «Ласточки» грамм пятьсот для мамы. Любит она их с чаем». А ты?! Коза неблагодарная!
-И председатель её хвалит – подхватила одна из баб – говорит, всех коров-быков-коней пересмотрела, в учёте скотины и лекарств порядок навела, да так смело с имя! Они её прям слухають! Говорит, захожу как-то раз в денник вечером, она там одна с имя была, с конями-то, а она там чё-то делает, копытья у их смотрит, и поёт им. А они, говорит, не поверишь, уши-то распустили, и стоять, слухають, будто чё-то понимают. Скотина всегда человека хорошего чует, так что зря ты, Гриппка, невестку свою полощешь. И рукастая она у тебя, даром, что городская, и ветеринар такой, что председатель наш не нарадуется. Вот те и пигалица!
Махнула рукой Агриппина Яковлевна, глазами зло сверкнула на товарок – она-то поддержки, да понимания ожидала, а оно вон как получилось – и домой пошла. Запали ей в душу слова продавщицы о конфетах шоколадных, но она тут же со злостью эти слова отринула – пигалица, она и есть пигалица, выслуживается просто перед ней, да перед председателем.
Она-то, Агриппина Яковлевна, про тех сирот передачу по радио слушала и знает, что они, как волчата, злые, да нелюдимые.
И всё-то она думала-гадала, как же Еву от Феденьки отбить, да так, чтобы он забыл и не вспоминал эту свою... сиротку.
Последней каплей стало то, что она узнала новость – Настя выходит замуж и «пигалицу» в свидетельницы позвала. Вот же поганка – залезла под кожу, со всеми подружилась, даже с Настёной!
Феденька уже и рукой махнул на материны причуды, и Еве сказал, чтобы она внимания не обращала. А её всё злит, что молодые везде вместе – и в клуб по выходным, и в огороде по вечерам, и на речку купаться вместе. Да всё смеются и целуются, с собой её зовут, то на фильму, то на речку, а она только хмурится и руками машет, мол, не пойду.
Так, может быть, и придумала бы что-то Агриппина Яковлевна, если бы не случай. В тот субботний день Феденька уехал с председателем в райцентр на какую-то выставку, а Ева осталась дома.
Агриппина Яковлевна, чтобы не видеть ненавистную невестку, собралась сходить до подруги.
-Не ходили бы вы, мама – сказала ей Ева – вчера вечером ещё бык из загона убежал, Пончик. У него… гон, понимаете, период половой активности. Скотники со вчерашнего дня ищут и найти не могут… Опасно по улицам-то ходить, роги у него – вот такие – и она показала пальчиками рога над своей смешно остриженной головой.
-Боюсь я рогов этих! – самоуверенно усмехнулась Агриппина Яковлевна – это вы эвон какие спецы, что от вас животина бежит.
-Не от меня, мама – от скотников убежал! – улыбнулась Ева – давайте, хоть провожу вас!
-Ой, нет! Я сама как-нибудь! В деревне всю жизнь прожила, что я – быка испужаюсь?!
Изрядно почесав языками с подругой, Агриппина Яковлевна направилась домой, думая про себя о том, что сейчас опять увидит эту «пигалицу». Как же она её раздражала! И ведь ничего её не берёт – никакие подколки, никакие слова обидные, Агриппина Яковлевна ядом исходит, а этой хоть бы хны – молчит и улыбается только. Бедный, бедный Феденька!
Шла Агриппина Яковлевна, крепко задумавшись, как вдруг за спиной услышала гневное, раскатистое: «Мээээууууу».
Обернулась медленно назад – около старой сосны вдоль дороги стоит огроменный бык, с такими рогами, на которые смотреть-то страшно. Стоит, грозно на неё, Агриппину Яковлевну смотрит, и землю копытом роет. Пасть нараспашку, голова твердолобая наклонена, рога, того и гляди, вперёд быка ринуться, и хвостом так туда-сюда виляет, да ещё жвачку умудряется жевать между мычанием. Сразу женщина поняла, что это тот самый Пончик, про которого Ева рассказывала.
Долго Агриппина Яковлевна не раздумывала – кинулась бежать со всех своих полных ног с варикозной сеточкой, раньше-то у неё от варикоза ноги отваливались, а тут она про всё забыла – и про одышку, и про лишний вес, и про варикоз этот самый, бежала, словно молодая, ног под собой не чуя.
И на улице в такую жару, как назло, никого! Агриппина Яковлевна даже кричать не может – стыдно ей почему-то, а ну, увидит кто, как она от быка тикает, вот смеху и сплетен по деревне будет. А ведь сама, дура старая, виновата, не поверила Еве, попёрлась к подруге языками чесать! Так тебе и надо!
Благо, бежать недалеко было, толкнула она хлипкие воротца, забежала во двор, упёрлась в них спиной, хотела перевести дыхание, да не тут-то было – бык с разбегу в те ворота рогами своими стукнул – они с петель, как пушинка, слетели. И стоит, смотрит на неё, землю копытом роет… А она на него…
Попрощалась уже мысленно с жизнью Агриппина Яковлевна, как вдруг перед ней прямо выросла хрупкая фигурка с короткой стрижкой, пигалица быстро быку на глаза какую-то тёмную тяжёлую тряпку кинула, потом оказалось – старая Феденькина куртка, да своим кулачком как стукнет ему прямо в «пятачок» - розовый, раздувающийся от злости, нос. Вот тебе и пигалица – маленькая, худая, а силы в ней – только держись!
Бык от неожиданности и обиды хрюкнул и опустился на свою филейную часть, а Агриппина Яковлевна медленно сползла на землю, затухающим взором отмечая, как кинулась к ней Ева.
-Маам, мааамаа, ну, придите уже в себя!
Она так и лежала на дорожке посреди двора, только голова покоилась на коленях невестки. Увидев, что свекровь открыла глаза, Ева поднесла ей к губам кружку, из которой слабо пахло валокордином.
-Пейте, мама, пейте!
-А где… Пончик? – слабым голосом спросила Агриппина Яковлевна.
-Да я его к столбу привязала и успокоила. Сейчас вас в дом провожу, и уведу его на ферму.
Она помогла Агриппине Яковлевне подняться. Та покрутила головой – вполне себе безобидное животное стояло, привязанное к заборному столбу ремнём, соединённым с верёвкой.
Скользнув равнодушным взглядом по Агриппине Яковлевне, Пончик как ни в чём не бывало продолжил обжёвывать траву вокруг столба.
-Ты как это… его успокоила, девочка? – спросила у пигалицы женщина.
-Я же ветеринар, мама – улыбнулась та – это моя работа.
Она помогла Агриппине Яковлевне лечь в постель, оставила на столе стакан с водой и повела быка на ферму, убедив женщину, что скоро вернётся.
Когда Феденька, уставший, но довольный, приехал домой, он обнаружил на столе ужин, прикрытый полотенцем и записку: «Феденька, ужин на столе. Мы с мамой ушли в кино». Улыбнувшись, он подумал про себя, что же такого произошло за время его отсутствия, что так быстро соединило его любимых женщин, и пошёл в клуб – встречать их.
По пути остановился в воротах, с недоумением глядя на них – они были сняты с петель и опирались на два столба. «Что, чёрт побери, тут произошло?».
-Тося! Тоося!
-Ну чё тебе, Гриппка?!
-Свешай-ка мне кило вон тех пряников, да вон тех вафлей, а ещё «Маску» и «Каракум» - дюже их Ева любит!
-Да ты что, Гриппка? С какой поры тебе невестка-то угодной стала? Это кто это тебе помог на её по-человечески глянуть-то?
-Кто-кто? – передразнила Агриппина Яковлевна и сказала то, чего тётка Тося так и не смогла разгадать – Пончик, вот кто! И да, Тося, пусть с городу-то привезут ситца побольше, да фланели – «пигалица» моя скоро внучонком меня обрадует!
Свидетельство о публикации №224061201114
Эх, надо исправляться) Что-то в последнее время мои рассказы всё больше про злых, вредных свекровей)
Спасибо, что читаете) Ваша Муза на Парнасе)