В надвигавшихся сумерках были видны неясные очертания дымоходной трубы и посеревшие заснеженные окна. Буря застала нас на полпути до подножья Авачинского вулкана, и мы отворили хлипкую дверь построенного туристами дома для ночлежки. Скинули тяжелые рюкзаки с недельным запасом еды, пуховые куртки и массивные горные ботинки. Нос прожег запах прелой земли и пыли. Ты прислушивался к свирепому западному ветру, подтаскивая вязанку сухих дров к железной печурке. Присев на нижний ярус нар, я смотрела на твою широкую спину и умелые движения рук. Спичечный коробок, который я крутила заледенелыми пальцами, выпал на деревянные полы, и шорох тонких спичек пронесся по стенам скромного дома. Я смотрела на потрепанный ящик с замком, служивший стулом, ситцевые занавески и свое отражение в старом потертом зеркале, опиравшемся на сколоченный обеденный столик. Ты сделал нам горячий отвар пихты и шиповника. Есть и спать не хотелось, в снежном крае слишком рано темнеет, да и мы уже потеряли надежду покорить Авачинский вулкан в этот сезон. В центре циклона оставалось лишь наслаждаться изоляцией от мира людей и их проблем, вести разговоры и слушать вьюгу и стон половиц. Из узкого горлышка
чайника заструился душистый напиток, ты взял две кружки в руки и, не поворачиваясь, произнес мое имя. Я вздрогнула и проснулась.
В комнате было темно. Подойдя к окну, тупо уставилась на кружащие под фонарем хлопья снега. Теперь ты далеко, на холодном Камчатском полуострове. Наша встреча во сне напомнила об этом и болью раздалась по отпечаткам твоих объятий.
Восемь. Выхожу. Он встречает меня, и вместе с приветствием воздух наполняется горячим серым паром. Сегодня - его проводы в армию, а я уже чувствую расстояние, с каждой секундой все злее делающее нас незнакомцами. Мы едем на Светланскую, и неважно, остановится ли машина у величественного здания Банка Приморье или у модного цветочного пассажа близ главного центрального перекрестка. В салоне тепло, и мы держимся за руки, планируя праздничный вечер, количество обжигающей чачи и закусок. Мелькающие за окном огни города отражаются на пыльном стекле, резко оттягивая и отпуская замерзшие струны моей души.
Знала бы я заранее, куда заведет нас сегодняшний вечер. Вышли у гостиницы недалеко от кинотеатра Океан. Минуя узкий переулок, попали на Алеутскую. К арке мерцающих светодиодов подобно мотылькам слетался народ. Голоса прохожих смешивались в одну нескладную песню, и мы поспешили к набережной, где нам вторил лишь шум баюкающего шугу моря. До встречи с друзьями оставалось полчаса.
Разбежавшись, я оставила своего спутника позади и проскользила по тонкой корке льда. Он улыбнулся и повел меня на одинокий пирс. Холодный ветер красил щеки, губы силились произносить слова с прежней дикцией. Но даже в такую погоду простой разговор возвращал нас в безвременное пространство. Наподобие переменных, подчиняющихся заданной функции, мы вели прямую линию рассуждений, приближаясь к разделяющей море и землю конструкции. Я оперлась на металлическую балку перилл предплечьем и затронула тему армии. И он, и я уже не раз тонули в рассуждениях о предстоящей разлуке, я плакала у него на груди, он прижимал меня к себе и гладил по волосам. Сейчас наш незаживающий шрам начал болеть с новой силой. Между нами назревал горячий шторм, и в нем мы были опорой друг другу. Не первые, и не последние.
Звонок от Ш. Я слышала только реплики Н., но поняла, что курс в корни поменялся. Встретив ребят на противоположной стороне дороги, мы дождались зеленого света и пошли по полосатой разметке. В детстве я любила перепрыгивать желтые полосы, попадая только на белые линии. При этом отец держал меня за руку, метровыми шагами без усилий преодолевая выдуманные умом маленькой девочки препятствия. Теперь я держусь за руку другого мужчины, а прежнее виденье мира сменил юношеский максимализм и волны стремительно меняющихся событий.
Друзья Н., авантюрная молодежь с юридического, готовая идти по головам за свободу и правду, искали корабельный трюм, в котором, следуя строкам русского поэта, следовало сгубить себя в пьяном угаре, не страдая ни о ком.
Шум дорог загнал нас в бар за Административным зданием Владивостока. В. отворил тяжелую дверь, нас обдало духотой и нотами странной рок-композиции. Мы с Ю. сели за барную стойку, парни встали рядом, изучая меню. Н. бегал глазами по черно-белым строчкам, периодически касаясь щекой моего плеча и шеи. Он дал мне свою карту на вечер, и я с видом беззаботной леди, не знающей цену конвертации труда в деньги, прикладывала ее к терминалу, держа двумя пальцами за самый край.
В ожидании своего заказа я стала осматривать заведение. Тот трюм был русским кабаком.
Изогнутая столешница барной стойки, пропитанная пролитым алкоголем и нетрезвой речью, выдерживала много тяжелых голов и гнусных мыслей. За спинами персонала находились длинные деревянные полки с полными и полупустыми стеклянными сосудами. Текила, вкусовые ликеры, коньяк и вина разной выдержки, бокалы всех мастей бликовали и очаровывали взгляд ищущих правды. Рослый молодой человек в черном кожаном фартуке уже тянулся за бутылкой рома. В наполненном льдом коктейльном стакане смешались алкоголь, ананасовый сок и сливки. Легким движением руки он пустил напиток по столешнице в мою сторону, точно рассчитав траекторию. Затем улыбнулся, пожелав хорошего вечера, и принял очередной заказ. Рассматривая стеклянные грани, я вспомнила один давний разговор.
Однажды, на спортивных сборах в Хабаровске, мой друг объяснил значение выражения «истина в вине» очень простыми словами.
-Истина есть правда, а пьяные люди говорят прежде, чем социальные нормы наложат запрет на использование горьких нелестных выражений. Все мы прикрываемся тонкой завесой приличий и носим красивые маски. Только продолжение «а здоровье – в воде» многими игнорируется. А зря. Только здоровое тело может быть пристанищем здоровых мыслей и их выражения.
После этой замечательной беседы мы купили две бутылки темного нефильтрованного и продолжили философствовать в двухместном номере отеля. Я решила ответить.
- Вот смотри, если ни с кем ничем не делиться, то груз невысказанных мыслей станет гнетом. Я взяла со стола яблоко и положила его в капюшон толстовки. – Видишь, как он начинает душить меня? Мой товарищ улыбнулся от абсурда действий, но покорно продолжил слушать и смотреть. Переместив фрукт из капюшона в карман, я сказала: осмысление переживаний дает тебе возможность управлять собой. И хоть груз все так же тяжек, он уже не перекрывает воздух и ты можешь двигаться дальше, становясь сильнее! Я встала и неспешно обошла комнату. Громкий смех товарищей вернул меня в жаркий бар на Алеутской 14.
Виновник торжества повел друзей на перекур. Я окинула свою собеседницу взглядом. Ю. была хрупкой кареглазой девушкой. Светлые локоны струились по плечам, цепляясь за серьги-кольца и именной кулон на шее, к которому она часто прикасалась. Пропустив по коктейлю, мы завели милую, но поверхностную беседу. А потом нырнули поглубже.
«Познакомились мы в спортивной школе. За четыре года в составе сборной исколесили Приморский край, провели множество бессонных ночей, разговаривая в купе поездов, пробовали себя в разных сферах и делились опытом. Он с самого начала был со мной обходителен и ценил как внешнюю, так внутреннюю красоту. Он прочел мои любимые произведения и писал письма, ссылаясь на сюжеты. Мы делали вместе кальвадос из романов Ремарка и проверяли теории Фрейда.» И сказанного было слишком мало. Затем я спросила причину ее поникшего взгляда, и она, сославшись на перенесенную простуду, перевела тему.
Началось выступление местной рок-группы. Солист аккомпанировал себе на бас-гитаре, барабанщик отмерял сложный, дающий ощущение упорядоченности ритм. Было громко и жарко. Музыка создала пространство для мысли: сердце подстроилось под мерные удары, и с каждым куплетом я все яснее понимала текст. С пулей у виска автор сравнивал любовные метания, подающего патроны считал убийцей, а позитивного исхода из западни чувств не находил, оставляя выбор за слушателем.
Под конец песни обратила внимание на В. и Ю. Казалось, эту пару объединяет лишь совместный выход в свет. В жестах и взглядах была скованность и завеса, нежелание дарить друг другу свое присутствие. Он не снимал с нее куртки, не подавал руки и не прикасался ко лбу холодными губами. Она не провожала его взглядом и лишь сухо парировала просьбы и слова. Их разделяло всего несколько сантиметров, но мысленно они были далеки друг от друга.
Бросив тлеющую сигарету на мокрый асфальт и держась за что придется, я упала на заднее сиденье такси. Ты сидел слева от меня, открыв окно и силясь связать цифру и название улицы. Скорость автомобиля в таком состоянии ощущалась по-иному, обгоняя течение мыслей и зрительных образов. Ночь перед твоим отъездом была похожа на смятую в порыве злости газету. А я решила разгладить ее и прочитать.
Теперь ты далеко, на холодном Камчатском полуострове, где буйный западный ветер рисует на воде, встречая рассвет, и где над густым кедровым стлаником пролетает буревестник. Где горячие источники и берущие начало у подножья гор ледяные реки, где действующие вулканы выбрасывают в воздух пепел, пар и расплавленные горные породы, а спящие таят в глубине пламенный очаг Земли. Южный ветер напоминает тебе о тихой Родине и о том, что всю юность ты жил на два города. Неподалеку от острогов Сихотэ-Алиня мирно ждет тебя родная деревня. Земляки продолжают трудиться и валить лес, сутулый бабушкин дом перестает принимать гостей, и запах твоего детства- варенья из крыжовника- больше не разносится по двору. Твоя мать, хлопоча о братьях, видит в их лицах твое и думает о тебе. А ты редко звонишь ей. Столица Дальнего Востока, куда ты уехал в поисках большого счастья, гремит автомобильными трассами и стройкой жилых комплексов.
Твоя часть находится в пятистах километрах от Петропавловска-Камчатского, близ поселка Ключи. Ваш полигон любопытные местные называют «бомбежкой», наблюдая в проблески железного забора изрытую головными частями баллистических ракет почву. Ты служишь срочником в авиационной эскадрилье, командир ценит твой пылкий характер и острый ум. И впереди присяга и год службы.
Надеюсь, этой снежной ночью я увижу тебя во сне.