ОТЦОВСКИЙ ТЕЛЬНИК НАД ДВОРЦОМ ДУДАЕВА
Текст: Андрей МУСАЛОВ
Опубликовано в журнале «Солдат удачи». №5 2012 г.
О войне в Чечне написано и сказано, кажется все. Политики, правозащитники, журналисты – каждый старался вставить свои «пять копеек». Слухи, домыслы и словоблудие, а то и просто – вражеская пропаганда, с самого начала густой пеленой окутывало все, что касалось «проблемы Чечни». О том, что на самом деле происходило, кажется уже никто и не помнит. Тем ценнее становятся слова тех, кто видел войну «не по телевизору».
Морской пехотинец подполковник Игорь Борисевич один из участников, наверное, самого мрачного периода первой чеченской компании – штурма Грозного. В январе 1995 года его рота участвовала в боях за центр Грозного, брала дворец Дудаева. Ему есть что рассказать о той войне. «Не по телевизору».
В 1994 году мне, выпускнику ЛенВОКУ, довелось после распределения попасть по распределению в морскую пехоту. Я был очень горд, тем, что так сложилась судьба, так как считал, и до сих пор считаю, что в морскую пехоту берут лучших. Для меня хорошая военная карьера была важна, так как я потомственный военный. Мой отец воевал в Афганистане, мне всегда хотелось быть не хуже его.
Распределили меня в 61-ю Бригаду морской пехоты Северного флота, что базируется в поселке «Спутник». Прибыв в Заполярье, я был назначен на первичную офицерскую должность – командира взвода десантно-штурмовой роты 876 отдельного десантно-штурмового батальона. Подразделение было сокращенного состава. Помимо меня во взводе было пятнадцать человек. Нормальные ребята, все «срочники», служба по контракту тогда только зачиналась. По возрасту некоторые матросы, особенно сержанты, были мои одногодки. Некоторые сержанты были даже старше меня. Несмотря на это, меня восприняли как командира. В морской пехоте дисциплина всегда была на высоте. На фоне стремительно «разлагавшейся» армии это радовало. Также радовало то, что бригада постоянно занималась боевой подготовкой не номинально, а как положено – «по полной схеме». Стрельбы, тактические занятия – все как положено, на боеприпасах и топливе не экономили. Каждый боец имел за плечами шесть прыжков с парашютом, мог владеть любым оружием взвода, пользоваться связью. Взаимозаменяемость была полная.
Между тем события в стране стремительно развивались. Их можно было охарактеризовать одним словом — «Чечня». Глядя на экран телевизора, несложно было предположить, что последует дальше. В какой-то момент среди моих сослуживцев возникла мысль:
— Похоже, ребята, без нас там не обойдутся.
Схожие мысли были и у нашего командования. Война еще не началась, а у нас резко увеличили время на боевую подготовку, стрельбы и так далее. И точно, едва на Кавказе началась пальба, наше подразделение довели до штатов военного времени. А это верный признак – скоро в бой.
В конце ноября 1994-го мой взвод, также как и во все остальные, добавили пятнадцать человек матросов. Некомплект во флоте тогда был страшный, поэтому народ наскребали, где только можно: на кораблях, на подводных лодках. Понятное дело, матросы абсолютно необученные, автомат только на присяге и держали. За месяц их предстояло «насобачить» как следует, ведь завтра с этими людьми в бой! Разумеется, за месяц всему не научишь, но что могли успеть, то сделали.
Между тем по телевизору и в газетах о войне в Чечне рисовалась совсем мрачная картина. Неудачный новогодний штурм Грозного, гибель Майкопской бригады – все это не добавляло оптимизма. С другой стороны мы были военными людьми. Мы слишком долго готовились к войне, и потому внутри был такой, особый азарт, сродни охотничьему. Как говорит армейская присказка – «если не можешь чего-то избежать, то сумей получить от этого удовольствие».
7 января началось. Нас подняли по тревоге. Маршем выдвинулись на аэродром «Корзуново». С него на Ан-12 перелетели на более крупный аэродром, а уже оттуда на Ил-76 направились в Моздок. На аэродроме Моздока наш батальон разделили. Спустя три часа после прилета 1-ю роту посадили в вертолеты и отправили в Грозный, стоять на блок-постах. Для оставшихся двух рот война дала отсрочку.
Спустя некоторое время остальную часть батальона на машинах перебросили в аэропорт «Северный». Здесь дыхание войны уже чувствовалось вовсю. Повсюду полно разношерстных войск, хаос, суета, постоянное движение. Все здание аэропорта было разбито, повсюду копоть от пожаров, пробоины от снарядов, на летном поле разбитые дудаевские самолеты. С их помощью чеченцы планировали бомбить Ставрополь и Минводы. День и ночь безостановочно был слышен гул канонады. Бои за Грозный были в самом разгаре.
На «Северном» мы узнали, что наш батальон введен в состав группировки генерала Льва Рохлина. Костяк группировки составляли части, базировавшиеся в Волгограде. За два дня проведенные в аэропорту мы поближе познакомились со своими «соседями» по группировке. Особенно запомнилось общение с волгоградскими разведчиками. Они были настоящими профи. И досталось им в дни новогодних боев по полной. В первом составе выкосило всех командиров – кто ранен, кто убит. Разведчики нас неплохо поднатаскали. Дело в том, что мы, морская пехота, до Чечни в боевых действиях не участвовали чуть не со времен Великой Отечественной. В отличие от, например, ВДВ, ни в Афган, ни В Таджикистан, ни в Закавказье морпехов не посылали. И тем более, морская пехота не участвовала в штурме городов. У нас и «темы» то такой нет. Мы должны захватывать вражеские побережья, создавать плацдармы, или оборонять свой берег. Поэтому любой боевой опыт для нас был крайне важен. Разведчики-волгоградцы объясняли самое элементарное, что касалось боевых действий: откуда ждать опасностей, как штурмовать здания, как передвигаться по улице, как действовать ночью.
Через два дня и для нас настал час «Ч». Приготовили оружие, снаряжение, получили «бэ-ка». Командирам выдали карты, старенькие, конечно, но, в принципе, достаточно подробные. Что любопытно, перед тем как ввести наш батальон в бой, генерал Рохлин поставил задачи лично каждому командиру роты.
Двинулись в город. Впечатление, что и говорить – ошарашивающие. Когда видишь на снимках Сталинград – это одно. Но когда как Сталинград выглядит такой типовой город, похожий на любой другой советский город, это мрачно. Обгорелые панельные дома, остатки разбитой техники, трупы повсюду. Насчет своего будущего мы особых иллюзий не испытывали. Дело в том, что принцип войны в городе предусматривает поэтапное продвижение. Сначала идет первая рота, она берет под контроль первый квартал, затем через ее порядки проходит вторая, она берет под контроль, например, следующий квартал. А уж третья и вовсе оказывается в самой глубине вражеской обороны, лицом к лицу с противником.
Первый бой. Помню его до мелочей. Самых мельчайших мелочей. Моему взводу предстояло взять предстояло взять «Г»-образный двухэтажный дом у стадиона. Там с одной стороны была развязка дорог, с другой – обширный «частный» сектор. Дом господствовал над местностью, в нем, на втором этаже, засело какое-то количество боевиков. Я разделил взвод на три группы — огневую, захвата и резервную. Здесь ко мне пришла растерянность — где мне как командиру находиться? В военном училище нам четко объясняли: командир обязан руководить боем, а не участвовать непосредственно в нем. У командира должен быть бинокль, карта и пистолет с одним патроном, чтобы застрелиться. Но когда дошло до реального дела, все оказалось не так просто. Все верно, я должен руководить боем. Однако, если я отправляю людей фактически на смерть, могу ли я быть в стороне? И как потом посмотрят на меня мои подчиненные? На счастье, у меня были очень толковые сержанты. Группу захвата повел мой замкомвзвода – сержант Иван Антуфьев.
Бой оказался крайне напряженным. Боевики шмаляли очень плотно. Под этим огнем нашим предстояло перебежать через дорогу. Стали действовать так - огневая группа подавляет вражеский огонь, в это время через дорогу перебегают один - два бойца группы захвата. Мы били по окнам и проломам из всех стволов, буквально – шквальный огонь. Не важно куда, главное, чтобы противник не мог головы высунуть. В это время ребята из группы захвата перебегали через дорогу
Мои матросы сумели ворваться на второй этаж. Дом к тому времени горел и бойцы оказались между пожаром и боевиками. Между молотом и наковальней. С одной стороны летят пули, с другой, поджаривает огонь! Никогда не забуду картину – мои бойцы в горящих бушлатах выпрыгивают из окон второго этажа на снег, тушат их, а затем снова бросаются в бой! Остервенение в том бою дошло до крайности — стрельба велась с дистанции в семь метров, почти в упор. С одной стороны помещения чеченцы, с другой – наши. Нужно было предпринять, так как противник держался упорно. Мы сообразили, как разрешить создавшуюся ситуацию. Через соседний подъезд саперы протащили несколько мощных кумулятивных зарядов КЗ-4. Ими обложили снизу проход, соединявший обе части здания, и подорвали. Бой тут же закончился. Кто из боевиков бежал, кого привалило. Под развалинами на поверхности обнаружили троих боевиков, а уж ниже кто его знает, сколько их там было?
Тогда с радостью для себя отметил, что мой первый бой окончился без потерь. Для любого командира это главная мысль — не потерять людей! А вот в других взводах потери были. Наш батальон тогда прошел почти все «достопримечательности» Грозного: Главпочтамт, Кукольный театр, здание Совмина. Особенно туго пришлось второй роте, которой командовал капитан Шуляк. Она брала Совмин. Дудаевцы цеплялись в это здание изо всех сил. Что и говорить – там была просто мясорубка…
Да и помимо Совмина потерь было достаточно. Иногда просто по глупости. В одну из ночей наша рота выдвигалась вдоль улицы к очередному захватываемому объекту. Неожиданно колонна встала. То ли заблудились, то ли еще чего. Сержанты (к счастью, моих там не было) собрались посовещаться. Это, наверное, заметил вражеский корректировщик. Как бы то ни было, вражеская мина из вражеского миномета упала как раз туда, где совещались сержанты. Взрыв, кто убит, кто ранен. А ведь можно этого было избежать.
Хотя… на войне никогда не угадаешь, как все повернется. Случай здесь – это все. Например, дворец Дудаева наше подразделение взяло совершенно случайно. За дудаевский дворец с самого начала развернулась жестокая борьба. Площадь перед дворцом вся была усыпана трупами, остатками техники. Перед зданием было несколько закопанных танков, ряды траншей, баррикады. Громадное здание было все изуродовано огнем нашей артиллерии, но ожидалось, что за дворец развернется столь же нешуточная борьба, как и за здание Совмина. Когда наш батальон пробился к центру Грозного, комбат полковник Борис Сокушев назначил командиром разведгруппы. В состав разведгруппы помимо меня вошло еще десять человек. Задачей разведгруппы было выйти к полуразрушенному зданию гостиницы «Кавказ» и «протащить» за собой нашу роту. Если в «Кавказе» не было противника, туда должна была выйти рота, а уже оттуда начать наступление на дворец.
К тому времени к центру вышло много частей, поэтому перед выходом выяснилось, что мы не одни такие. Также к «Кавказу» должны были идти схожие разведгруппы от воздушных десантников и мотострелков. Они «вытаскивали» свои подразделения. Все три подразделения должны были идти до «Кавказа» по общему маршруту, а затем разойтись в разные стороны, каждое – на свой рубеж.
После часа ночи двинулись. Ходить ночью по городу Грозному, по нейтральной полосе, среди разрушенных домов – занятие не для слабонервных. Постоянно взлетают осветительные ракеты, в воздухе носятся сотни трассеров. Любое неосторожное движение, любой шум, и по твою душу прилетит не одна сотня пуль. Двигаться приходилось буквально на ощупь, вжимаясь в остатки стен, где бегом, где ползком. Потерять в такой обстановке ориентировку и забрести к противнику ничего не стоит.
Наконец, вышли к зданию, которое, как считали, было гостиницей «Кавказ». Только здание оказалось не то. «Кавказ» он вроде кирпичный, а здесь – сплошь железобетон. Где же мы тогда. Собрались мы втроем – командиры десантников, мотострелков и я. Накрылись плащ-палаткой, подсветили фонариком карту, стали держать совет - где мы? Тут к нам подползает один из бойцов и говорит:
— Похоже «Кавказ» слева.
Тут неподалеку взлетела очередная осветительная ракета, и точно – в ее свете видим, что «Кавказ» слева, за площадью. А мы находимся прямо под стенами дворца! Выходит, мы сумели пройти к нему, не встретив никакого сопротивления. Точно также сюда могут пройти и более крупные подразделения. На часах — три ночи, до рассвета еще есть время. Связались со штабом, передали свое открытие. Из штаба дали команду — разведгруппам десантников и мотострелков вернуться на исходную. Мне же со своими разведчиками приказали «следовать» к прилегающему к площади зданию, в котором держал оборону десантно-штурмовой батальон, такой же как наш, только с Балтики.
Мы двинулись было, но тут выяснилось, что батальоном балтийцев нет радиосвязи. Их невозможно предупредить о нашем подходе. Балтийцы сидят в глухой обороне. По ним из темноты постоянно лупят снайперы, они постоянно ждут атаки. И тут мы. Что они будут делать?.. Обидно, если замочат свои же — морпехи.
В очередной раз выручил русский мат. Когда моя разведгруппа подошла к балтийцам, то сначала мы с ними «переорались». Разговор получился примерно такой:
— Балтика! Е№%%::! Не стреляй!
— А вы кто, б;%?!
— Мы – «Спутник», на х) ((*!
Пока орали, договорились, что один из нас выйдет к ним. Как в кино – один и без оружия. «Одним из нас» стал я. Прекрасно осознавал, что на меня в тот момент был нацелен не один десяток стволов, и каждый шаг мог стать заключительным в моей недолгой биографии. Но обошлось. Навстречу мне вышел один из офицеров-балтийцев. Поговорили, я объяснил обстановку. Моим разведчикам разрешили пройти.
Балтийцы напоили нас компотом. При этом по зданию постоянно били вражеские снайперы, засевшие в руинах зданий, окружавших дворцовую площадь. Пока пили компот, одного из их матросов убил снайпер. Прямо при нас. Пуля попала точно в голову. Но к тому времени мы уже всякого насмотрелись. Мозг переставал фиксировать происходящее как трагедию. Только отмечал происходящее и заставлял действовать тело на уровне инстинктов. Пригнись! Отползи! Спрячься!
Между тем, войска вокруг дворца пришли в движение. Все вокруг зашевелилось. В 5.00 мы с балтийцами двинулись в сторону дворца. Скрытно подошли к стене здания. Внутри никакого движения. Первым внутрь вошел полковник Чернов с четырьмя бойцами. За ним пошел я, со своей группой. Внутри, прямо у входа наткнулись на хвостовую часть от разорвавшейся ракеты, здоровенной такой. Противника нигде не было видно, только на полу валялось до десятка трупов. Обыскали все здание – никого. Видимо противник ушел через подземные ходы, которыми изобиловало здание дворца.
Нужно было обозначить, что мы захватили здание. Я отправил за флагом старшину Геннадия Азарычева. В тот момент начало светлеть, активизировались снайперы. Несмотря на их стрельбу старшина перебежал к балтийцам и вскоре вернулся с Андреевским флагом. Хотели поднять его над крышей, но лестничные пролеты были разрушены артиллерийским огнем на уровне шестого этажа. Пришлось вывесить флаг через окно.
Мне тогда захотелось во взятом дворце оставить что-то свое. Я стянул с себя тельняшку и повесил на арматурину, торчавшую над центральным входом дворца. Там были такие огромные дверные проемы. У этого тельника была своя история - в нем мой отец воевал еще в Афганистане. Теперь он развевался над бывшей резиденцией Дудаева. Рядом мы с ребятами нацарапали надпись: «Спутник. Морская пехота-95».
В тот момент, почему-то казалось, что все — войне конец. Но, как оказалось, все только начиналось. Следующие двое суток наша рота находилась в гостинице «Кавказ». Там тоже было много подземных ходов. Неожиданно оттуда стали появляться боевики. Вылезет такой деятель из норы, пальнет пару раз туда-сюда, и скорее обратно. Лишь паши саперы подорвали подземные ходы, подобные нападения прекратились.
После взятия дворца бои продолжились с нараставшей силой. День за днем мы продвигались вперед, очищая огромное скопище разрушенных руин от противника. Наша задача была одна и та же — всегда быть впереди. Берем штурмом здание, передаем его внутренним войскам, или мотострелкам, идем дальше. И так день за днем. Были и приятные моменты. Например, баня. Нас каждую неделю вывозили в «Северный», где была наша база. Там мылись, получали новенькое, не ношенное еще обмундирование. Надо сказать, что командование флота заботилось о нас лучше некуда. По сравнению с остальными войсками, мы жили вполне вольготно. Раз в две недели командующий Северным флотом пригонял на «Северный» свой самолет, набитый всем необходимым. У нас было лучшее питание – вплоть до красной рыбы каждый день, лучшее снабжение боеприпасами и оружием. Хотите «горки» — получите горки, хотите новые снайперские винтовки – пожалуйста. Только воюйте, как положено морпехам! Мы и воевали — как положено.
День ото дня становилось действовать сложнее. Теперь мы и противник достаточно хорошо изучили тактику друг друга. У чеченцев преобладала классическая партизанская тактика – наскок-отход. Они действовали небольшими группами, по три-пять человек. Часть группы проводила демонстративные действия, заманивала наших бойцов в огневые ловушки. Выскакивали, беспорядочно палили, и быстро отходили. Главное было навести побольше шума. Огонь обычно был не прицельный. Многие боевики стреляли из автоматов со снятыми прикладами, или из самодельных пистолетов-пулеметов «Борз». Если наши начинали преследование, то попадали под огонь снайперов, или пулеметов.
Нужно справедливо отметить, что у противника была очень хорошая подготовка. Чувствовалось, что их готовили очень профессиональные военные, хорошо знавшие свое дело. Например, мы столкнулись с тем, что многие боевики носили солдатские шинели советского образца. Дело в том, что у тех шинелей была специальная пропитка, делавшая их ночью незаметными в приборы ночного видения. У шинелей российского образца такой пропитки не было. Значит, это кто-то знал. И этот кто-то служил в Советской армии, скорее всего офицером. Нашей сильной стороной было техническое преимущество. Особенно это сказывалось в ночных боях. Поэтому мы старались навязывать противнику ночные боевые действия.
Иногда война преподносила неприятные сюрпризы. В один из дней я находился у блокпоста моего взвода. Уже наступили сумерки. Мы с командиром соседнего взвода старшим лейтенантом Женей Чубриковым стояли под прикрытием железобетонного забора и о чем-то беседовали. Неожиданно через забор перепрыгивают пятеро и бегут к нам. На всех «афганки», в руках автоматы. Кто такие?! На левом рукаве у каждого белая повязка. Несмотря на сумерки, я сумел рассмотреть, что черты лица у неожиданных гостей были явно кавказские. Далее все развивалось буквально за считанные секунды. Они подбегают к нам и спрашивают:
— Вы тут че делаете?
Отвечаем:
— Мы тут стоим.
Они:
— А «федералы» где?
Бывают в жизни моменты, когда счет идет не на секунды, на считанные доли секунд. Кто быстрее, как в паршивом американском фильме «про ковбоев». В тот раз мы оказались быстрее. Женя вскинул автомат и с трех метров одной очередью положил троих. Оставшиеся в живых двое метнулись, было, к забору. Но с блокпоста увидели, что происходит. Кто-то из пулемета всадил в убегавших порцию свинца. Что сказать – в тот раз крупно повезло нам и крупно не повезло им.
В другой раз нам повезло меньше. Наша рота оказалась под сильнейшим минометным обстрелом. В городе миномет – штука подлая. Где он скрывается в этих каменных джунглях – поди знай. Откуда-то работает с закрытой позиции, нам его не видно. А он нас посредством корректировщика видит. В тот день мы двигались вдоль улицы с задачей взять под контроль господствующее над местностью здание – панельную «свечку». Улица – хуже не придумаешь – как тоннель. С одной стороны – высокий забор, с другой — «частный» сектор. Еще запомнилось, что улица была замощена булыжником. Наверняка все заранее было пристреляно. Словом, место для засады — идеальное. Мы в эту засаду и угодили.
Неожиданно со всех сторон начали рваться мины. Вой, разрывы, горелый дым, во все стороны летят осколки и битый булыжник. Видимо вражеский корректировщик сидел как раз в той «свечке», которую мы должны были взять. Мы у него были как на ладони.
Почти сразу же пошли раненые. В моем взводе ранило двоих матросов. К счастью, не тяжело. В остальных взводах хуже. Мы залегли — головы не поднять. Рядом со мной упал зам командира роты старший лейтенант Праслов. Смотрю — ранен. Причем рана -хуже не придумаешь. Ему здоровенный с палец толщиной осколок вошел под ягодицу и перебил артерию. Я стал оказывать ему помощь. Кровь хлещет фонтаном, неестественно яркая и горячая. Чтобы раненый в артерию не истек кровью нужно наложить жгут. Но как его накладывать, если артерия проходит глубоко внутри?! Я перевязывал Праслова вально-марлевыми повязками. Они тут же набухали кровью. Это был не вариант. Тогда я использовал упаковку от повязки. Она сделана из плотного, не пропускающего воздух материала. Я наложил его на рану и плотно-плотно замотал. После этого потащил раненого из-под обстрела. Метров сто пятьдесят полз под огнем, волоча его за собой. На счастье мне повстречались мотострелки. Они дали мне БМП, на ней мы эвакуировали Праслова в тыл. Как выяснилось – очень вовремя. Еще немного и уже не откачали бы. Праслов выжил, так что на моем счету есть одна спасенная жизнь. Быть может, это где-то зачтется.
Для меня та командировка закончилась неожиданно. Я не был ранен, но по неосторожности сломал руку, после чего был направлен в госпиталь. Моя рота пробыла в Грозном до 8 марта. После возвращения домой, в «Спутник», выяснилось, что самое трудное впереди. Если на войне меня постоянно охватывало чувство боевого настроя, что-то вроде постоянной эйфории, то здесь этого не было. Неожиданно навалилась жуткая опустошенность. Все мрачные воспоминания разом пришли на ум. Тяжело донимала память о погибших товарищах. Особенно тяжело приходилось, когда проходили похороны, когда приезжали родители павших. Мне, тогда как командиру повезло. В Грозном у меня было ранено только два бойца (те, что попали под минометный обстрел), да и то — легко. Без малейшего хвастовства могу сказать — за ту командировку в Чечню я не потерял ни одного своего бойца убитым. Ни одна мать не скажет, что я не уберег ее сына.
Фото из архива Игоря Борисевича