Очень хорошо управлять чужим городом. В смысле – городом, с которым тебя эмоционально ничто не связывает, да ты его толком и не знаешь. И поэтому перед тобой не стоит вопрос о том, где ставить запятую во фразе «казнить нельзя помиловать», ну или «снести нельзя оставить»: конечно, после снести.
Другое дело, если бы ты в этом городе родился и вырос, и ездил бы с бабушкой на дачу к ее подруге в Серебряный Бор. А тебе бы говорили: «Посмотри, вот дача Косиора» и рассказывали, кто он такой и чем знаменит. А потом, уже в юности, гонял бы сюда купаться на Москва-реку и потихоньку пить шампанское в молодом сосняке, лихо прыгал бы с лодки в озеро Бездонка и нелепо застревал в иле.
А потом сюда же возил своего сына, а он бы нашел на берегу Москва-реки - как раз напротив дачи Косиора - неведомо как всплывшую из глубины веков трехкопеечную монету 1928 года издания – уж не Косиор ли ее обронил, выйдя с утра пораньше на рыбалку?
Вот тогда ты бы подумал, подмахивать бумагу о сносе этой дачи или нет.
Видимо, в том и смысл назначать на руководящие должности пришлых, чтобы их не настигала ностальгия.
Я не знаю, когда именно дачи не стало, просто мы приехали на днях в Серебряный погулять, а от нее остались лишь две дурацкие коринфские колонны в воротах, над которыми мы всегда так потешались.
листайте:
А на соседних нескольких участках высится теремище, что-то вроде дворца царя Алексея Михайловича имени Лужкова (в Коломенском).
листайте:
Видимо на место, где была дача, тоже нацелились руки загребущие, потому что всё пространство обнесли единым нелепым забором, по верху листов коричневого профнастила укреплены кокетливая ажурная решеточка и белые кургузые колонки.
Так что же такого в этой даче, помимо моей эмоциональной привязанности к ней? Расскажу.
Поросший соснами полуостров в разумной близости от Москвы с давних пор был лакомым кусочком: с XVI века и до 1917 года Хорошёвский бор, как его тогда называли, принадлежал царской семье и их приближенным. На рубеже XIX и XX веков здесь вырос дачный поселок «Сосновый бор», где в числе первых поселился московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович.
Вслед за ним потянулись небедные люди из аристократов и купцов, стали строиться. Однако каждый кандидат на соседство с высоким начальством утверждался лично им самим: дядя императора не хотел видеть вокруг себя абы кого.
Получилось модное дачное место с летним театром, куда приглашали выступать ведущих певцов больших и малых академических театров. Впоследствии, в 50-е годы XX века, здесь же устроили дачи и для артистов Большого театра, но не адресно, а на манер дома отдыха.
Новая постреволюционная аристократия тоже оценила все преимущества Серебряного бора (кто бы сомневался), а потому среди дачников оказались Куйбышев, Блюхер, Розалия Землячка, Тухачевский, Генрих Ягода, Лаврентий Берия и – на определенном витке своей затейливой парткарьеры – наш герой, проживший в доме с мезонином по адресу 4-я линия Хорошевского Серебряного Бора, 136, стр. 1, дольше всех.
Звали его Станислав Викентьевич Косиор.
Генеральный секретарь ЦК компартии Украины периода коллективизации, член Политбюро ЦК ВКП(б), редактор газеты «Труд».
Образование будущего крупного государственного деятеля было не бог весть каким, он окончил заводское начальное училище, что не помешало ему впоследствии стать еще и членом редколлегии первого издания Малой советской энциклопедии (1928—1931 гг.).
После училища слесарил на заводе.
Отличался, врочим, умом и сообразительностью: вступив в РСДРП (социал-демократическая рабочая партия), вскоре создал футбольный клуб, с помощью которого умело прикрывал подпольную активность. Задорные молодые футболисты ни у кого не вызывали подозрений – собираться вместе, разъезжать по окрестностям для участия в матчах было делом естественным.
А между тем революционеры-подпольщики умело использовали игроков «Общества народных развлечений» под руководством Косиора для распространения нелегальной литературы и листовок, которые те перевозили в покрышках футбольных мячей.
После революции карьера футболиста-подпольщика стремительно пошла вверх. Но тут его настигла новая эпоха перемен, из крепких объятий которой ему уже не суждено было вырваться.
Родившегося на территории Польши Косиора обвинили в связях с «Польской организацией войсковой», от руководителей которой он получил задание внедриться в Коммунистическую партию Украины и пробраться на руководящие посты. Надо ли говорить о том, что такой организации попросту не существовало, ну да делу это не мешало – Косиора все равно расстреляли в 1939 году.
После него на даче долго никто не задерживался, да и никто ею особенно не занимался. Она стояла, ветшала и грустила.
листайте:
Продолжалось это до тех пор, пока для нее не настало время ренессанса: в начале 2000х дом с мезонином удачно прошел кастинг на роль семейного гнезда Градовых в сериале «Московская сага» режиссера Барщевского.
Сериал сняли по мотивам романа Василия Аксенова, и, надо сказать, что дом в этом романе – один из главных персонажей. Я бы сказала, Дом (с большой буквы). Символ тепла, очага, любви, незыблемости, в общем – основа основ.
И дача Косиора прекрасно сыграла эту роль. Правда, со старушкой пришлось повозиться: готовясь к съемкам, команда привела дом в порядок - восстановили системы отопления, водоснабжения и канализации, построили бутафорский камин и прекрасно декорировали внутренние помещения.
листайте (кадры из сериала):
Два года длилась дольче вита старой дачи, но после окончания съемок всё вернулось на круги своя.
Проникшие в брошенный дом бомжи попытались разжечь бутафорский камин, и дом загорелся. Пожарные купировали распространение огня, но одно крыло было утрачено.
Последнее слово в приговоре старой даче сказало Мосгорнаследие: когда в 2017 году движение «Архнадзор» отправило заявку на признание дачи выявленным памятником культурного наследия, ему было отказано в охранном статусе.
И именно сегодня, когда я отбирала кадры из «Московской саги», в которых показан дом, стало известно об уходе Ю.М. Соломина, сыгравшего одну из главных ролей – роль профессора Градова, хозяина этого дома, его хранителя. Не стало дома, не стало и его последнего хозяина.
Уходит эпоха.