Нехоженая тайга, непуганый зверь, птицы, поющие под звенящий плеск воды… И так уже сотни верст по берегам великой Сибирской реки Обь. Русские к 1633 году уже дали ей название. И когда затеялся поход от Томска до ее истоков, даже предположить не могли, сколько времени он займет. Ясно стало, что Обь закончилась, когда неожиданно струги резными носами уперлись в остров посредине. Командир дружины сын боярский Петр Собанский окинул взглядом разрезанную на два рукава зеленым островом реку, почесал бороду.
— Слышь, атаман, а что же это Обь‑то, получается, кончилась? — спросил его верный, испытанный в походах и поседевший на государевой службе казак. — И куда ж дале?
— Разведать надо, — он резко обернулся, отдал приказ двум казакам, что помоложе, вплавь пройти вперед по каждому из водных рукавов. — Только не далече. Течение проверьте, камни да мели. Ждем, друже, ждем, — это он уже своему помощнику.
Первый, что ушел вправо, вернулся быстро.
— Течение там быстрое. Надорвемся грести, — доложил он Собанскому. — Я на берег‑то выплыл, прошел малость, а ей конца края не видать. Остров‑то огибает, а с левой протокой не сходится. Река это, — говорит, а сам зубами от холода лязгает.
— Что, вода холодная? — поинтересовался атаман, поглядывая в сторону левой протоки — не видать ли из воды головы второго разведчика.
— Дюже, батька. Аж ноги поначалу‑то скрутило. Думал, погибель моя меня тут и встретит. Благо на Дону вырос, так знаю, как с водой справляться. Но в такой холодной еще не доводилось купаться, — и он шмыгнул носом.
На левой корме засуетились. Вытащили на палубу второго.
— Река. Вода прозрачная, аж камушки местами видать, но струги пройдут, — его тоже подтряхивало, но больше от перенапряжения, нежели от холода, — отчитался перед собравшимися дружинниками.
— А там? — продолжил допрос атаман, махнув вправо. — Там водичка мутновата, но, знать, не очистилась еще, потому как в затоне, что приметил, цвет имеет странный, словно бирюзой отливает. А можа, и почудилось…
— Чудиться тут, братцы, нам ничто не должно. Наверняка знать надо. Постановляю ночевать здесь, посреди реки будем. Струги поглубже в кусты затащить, ну как басурманский разъезд заметит. Иначе окажется государев указ не исполненным.
Работа закипела.
Собанский знал, что в прошлом годе одна из томских дружин уж ходила вверх по Оби. Дошли тогда казаки Федора Пущина только до Чумыша да повернули обратно. Петр много хаживал по сибирским рекам, правда, до сей поры небольшим. Но кое‑чему научиться успел и повторять ошибок Пущина не собирался.
Утром он выберет левый рукав „разорвшейся“ Оби. Его отряду, первому из русских, удастся достичь верховий неведомой доселе реки и выйти на простор Золотого озера, о котором по Сибири ходили легенды. На одной из бережных стоянок к ним подойдут местные охотники и скажут, что река с течением, вверх по течению которой они идут уже много месяцев, называется — Биий-суу, господин воды значит. Поведали казакам таежные люди и про другую реку, ту, что холоднее. Мол, Кадын — это принцесса воды, а что не пошли по ней так и ладно, камнями опасна, и вверх по ней никто отсюда, однако, не ходит, потому как исток свой она высоко в горах берет.
Удивляться первопроходцам на достигнутом озере было чему: на море‑то, каким Золотое им показалось, почитай никто и не бывал. Да и Биий-суу из него выливается, как струя из наклоненного ковша: ровно. Впрочем, казаки, дабы не ломать свои языки, быстро перекрестили Алтын-Кель в Телецкое, а господина воды в Бию. Так у реки и появилось женское в русском произношении имя.
Вниз уже по осенней воде потрепанные о камни верхних перекатов струги „скатились“ быстро. Когда огибали уже знакомый остров подметили, что в месте, где сходятся два потока, два цвета сливаются в один: бирюзовой Кадын и хозяина воды — Биий-суу.
Расспросов у Собанского в Томском приказе было много: что за реки, что-за земли, какие люди на ней живут. А что докладывать, коли земля богатая, реки полноводные, да и люди все больше мирные. Итогом же того речного похода стал „Чертеж всех сибирских градов и земель“, составленный в 1698 году от рождества Христова томским географом и летописцем Ремезовым. И на нем указано и Телецкое озеро, с вытекающей из него рекой Бией, и Катунь.
Число исследовательских отрядов на Бию с каждым годом будет увеличиваться, и вместе с этим расти уверенность в том, что надобно на Бии русский острог поставить.
Не строили за ненадобностью
Обрастала Бия острогами и деревушками, прирастала людьми уж не только из служилых людей, а и теми, что из крестьянского сословия. Первый‑то острог Бикатунский джунгары через год после постройки в 1710‑м сожгли, а второй только спустя 8 лет возвели и чуть выше по течению реки перенесли. По привычке до 1732‑го называли Бикатунской крепостью, хотя стояла она уже только на берегу Бии. А вот мосты на Бии строить не спешили за ненадобностью и в плане обороны от лиходеев-налетчиков. Потому и левый берег не спешили застраивать. Это когда уже военная надобность в крепости отпала, так и стали людишки на ту сторону реки поглядывать. Правда, с оглядкой. Казаки, хоть и перекрестили реку на свой лад, а характер у нее суровый мужской остался. Бурные потоки воды обрушивала она на свои берега весной и осенью, а когда к лету начинали таять ледники, так и вовсе сносила утлые домишки рыбаков, неосторожно выстроенные в речной пойме. Это тоже вызывало опасения. Но жизнь, она ведь, как известно, своего все одно требует, и первый паром вполне мог появиться в Бийске приблизительно в начале XIX века. Оно, конечно, полегче стало по надобности реку пересекать, покуда пароходы еще не бегали по реке между городами.
— Батюшки! Куды паром‑то делся? — вопит запыхавшаяся бабенка с корзинкой свеженабранных яиц в руке, пытаясь второй затянуть узел сбившегося на бок платка.
— Все, Маркеловна, прибрали наш паром, — отвечает ей знакомая торговка.
— А куды ж, я тогда бежала‑то так! Почто убрали‑то!
— Давеча Фекла, что у Морозовых служит, говорила: мол, хозяева ее паровую машину приобрели, что по воде ходит. А канат ему дорогу перегораживает, вот и убрали.
— Вот супостат толстосумый… — вздыхает Маркеловна, грустно смотрит в корзинку и понимает, что придется тащиться на Торговую площадь. Толкает собеседницу в бок. — Слышь, возьми, раз уж я ну ту сторону не попаду: сватью хотела ублажить. Не пропадать же добру.
Обрадованная нечаянной удачей торговка перекладывает еще теплые яйца в передник. И они, поднимаясь по обрыву к городским улицам, еще долго костерят и купцов, и их жен, а заодно и своих, как это завсегда водится, нерадивых мужиков.
В этот же день, а дело было в 1888 году, в фарватер Бии зашел первый пароход будущей торговой флотилии четы Морозовых. Назывался скромно, без изысков — „Первый“, затем будут „Второй“, „Третий“… Всего их будет шесть, да несколько деревянных барж в придачу, чтоб поболе грузов перевозить. Не знали бабенки на берегу рядом с разоренным паромом, что на самом‑то деле еще в 1865‑м в Бийск пришел первый пароход под названием „Ермак“ иркутского купца, и с тех пор его регулярно видели на только-только выстроенной пристани. А канат парома ему не мешал, потому что фрахтовался он, видимо, чуть ниже по течению. Впрочем, все знать невозможно. Вот и соседки недолго будут горевать. Уже совсем скоро от берега к берегу паром начнет буксировать пароходик с романтическим именем „Анатолий“. А в 1881 году купцы Гусев со товарищем Яновским создадут первую „Бийскую компанию пароходства и торговли“. В 1910 году в Бийске — более 10 контор пароходных компаний. Бия превратилась в торговую артерию уже не только города, но и края. Состоятельные бийчане и их гости в теплый денек не прочь были совершить водный вояж вверх по течению. Да, было время.
Бурлаки на Бии
Тосклива песня бурлаков. Тяжел их труд, и безрадостна жизнь. Бери да тяни лямку, конец которой привязан к судну с господским добром. Доставляй туда, куда он укажет, даже если река сама того не желает: порогами огрызается да водоворотами грозит. Поди продерни судно через такое.
До самого конца XIX века, покуда не запыхтели по Бии пароходы, грузы в Бийск по реке доставляли на судах-дощаниках, каюках и барках. Вниз по течению шли под парусами или на веслах, а вверх — на бечевниках, которые тащили идущие по берегу бурлаки.
И ведь они притащили по Бии самый первый прогулочный пароход на Телецкое озеро. У ночных костров шепотом говорили, что его нонешнему владельцу подарил сам Император Николай Второй.
Ловко стучит ложка об железную миску. Пока что‑то в миске теплое, надо в себя закинуть, а то и ночью замерзнуть можно.
— Мужики, а что мы нонче тянем? Чтой‑то не увидел я, что за поклажу тянем, — спрашивает один, почесывая покусанное нещадной мошкой лицо.
— Я тут, пока груз‑то разбирали, слыхал про какой‑то пароход. Вроде как для увеселения господ на Телецком озере.
— Железо, знать. То‑то чую, что дух вон, как тяжко. В прошлый раз хорошо прошли — груз легше был.
Долго не говорили. Жидкая похлебка быстро кончилась, а на пустые разговоры сил уже не было.
В 1907 году Гаврила Никитич Гладков, сын русского первопоселенца на Телецком озере, решил заняться „дачниками“, то бишь туристами. Папенька его уж давно построил большую лодку и стал возить по озеру желающих, которые добирались до него в аккурат по Бии. Паровую машину, значится пароход, как только бурлаки его дотянули от Турочака, чтобы не разбить на порогах, Гаврила Никитич освоил быстро.
Слухи о том, что, то был императорский подарок, пошли из того, что доставлен пароход был по железной дороге из Петербурга в Новониколаевск. Далее своим ходом двинулся по Оби к Бии, но порожистую часть ее верховья преодолеть не смог. Пришлось вынимать тяжелую паровую машину из парохода, ставить на специально построенные сани, а затем лошадьми и бурлаками обтаскивать каждый порог, снова и снова устанавливая в корпус котел и машину до следующего порога. Облегченный корпус бичевой волокли через пороги. Пароход прослужил на озере до 1944 года, а Гаврила Никитич был бессменным его машинистом.
Разделенные рекой
Если речной связью с Прителецкими селами Бийск к концу XIX века был обеспечен, то вот с другой частью Горного Алтая — Кош-Агачем дело обстояло сложнее. Купеческие сделки набирали обороты, и вот уже у паромной переправы Бийска начали выстраиваться очереди из подвод, телег и целых обозов. Как бы ни метался от берега к берегу „Анатолий“, перевезти всех желающих перебраться на левую сторону реки и обратно он не успевал. Идея строительства настоящего моста первой пришла в голову Елене Григорьевне Морозовой, владелице заводов и пароходов. Она предлагает Думе города построить мост на свои средства, однако депутаты не спешат принимать столь щедрый подарок.
— Елена Григорьевна, мы же прекрасно понимаем, что вы преследуете свою корысть, — заявляет ей, зачитав вслух прошение Морозовой, глава Думы купец первой гильдии Михаил Савельевич Сычев и задумчиво так бородку оглаживает. — Вот вы указываете, что с каждого груженого воза вы предполагаете взымать по 5 копеек! Не кажется ли вам, любезная наша, что это слишком много?
— Нет, не кажется, — уверено и гордо отвечает купчиха. Она‑то давно знает, что бийское купечество посматривает на нее свысока: мол, выскочка неграмотная. — Мои приказчики все подсчитали.
— А ваши приказчики посчитали, сколько таких возов смогут проехать по вашему мосту? Это же тысячи, сотни за годы сложатся!
— Но, сударь мой, это же всего на протяжении трех лет после завершения постройки! — возмущена Морозова. — Надо же мне как‑то затраты возместить. Что же я за коммерсант буду, коли о затратах не задумаюсь заранее.
Сычев продолжает упрямо трясти головой.
— Нет, нет и нет. Заберите свои бумаги.
Когда за Морозовой закрылась дверь, присутствующие при этом разговоре возмущенно загудели:
— Это только с возов по 5 копеек! А сколько пеших под шумок проскочит. Сейчас‑то они хоть за паром платят!
— Невыгодно! Невыгодно!
— Не надо нам моста, и так справляемся.
На том и порешили. Правда, забыли тогдашние думские заседатели, что им говорила прозорливая бийская купчиха — оплату она просила установить только на три года, а затем мост перешел бы в городскую собственность.
В 1912‑м, уже после того, как и Морозовой не стало, и состав Думы городской поменялся, ситуация не изменилась. Управа продолжала сопротивляться строительству моста, несмотря на то что вопрос о переправе через Бию становился все острее. А когда началась Первая мировая, о переправе и вовсе благополучно забыли. Паром работает, и довольно. На огромные очереди на обоих берегах реки, в которых в зной и под дождями мучаются люди, предпочитали не смотреть, дабы не расстраиваться.
Когда в 1918‑м власть в Бийске переменилась, первым вопросом на повестке дня снова был мост. Его даже начали строить и довели деревянные опоры до середины реки, но грянули грозовые ветра гражданской войны, и город опять остался без переправы. — А я‑то уж обрадовалась, — опять сокрушалась изрядно постаревшая Маркеловна, вытирая слезы, текущие из потухающих глаз. — И паром то работает, то нет.
— И чего ты так сокрушаешься? — рядом с ней все та же, но раздобревшая с годами товарка. Кажется, что и передник на ней все тот же. Хотя нет — карман пришила повместительнее.
— Ну как не сокрушаться? Дочка у меня там живет, — кивает пожилая женщина на левый берег. — Сватья болеет, зять на фронте, внучики как без меня, горемычной?
Маркеловна, поникнув плечами, еще какое‑то время всматривается в противоположный берег, словно надеется увидеть там своих родных. Утирает очередную слезу и, припадая на разболевшуюся с годами ногу, ковыляет к себе домой под Барнаульский взвоз. Доступ к небольшой ее радости и простому незатейливому счастью перерезала река.
Первый бийский мост
В кабинете председателя горисполкома Михаила Степановича Правды сумерки. Хозяйство после Гражданской войны ему досталось такое, что впору за голову схватиться. Что он и сделал. Так и сидел. Сколько времени не заметил, но на улице уже сгустились сумерки, а включать свет и в который раз тупо смотреть на жуткие цифры сил уже не было. Самая крупная и пугающая из них — строительство моста в Бийске. Нужны миллионы, а их нет и взять негде. Отложить? Нельзя. Сделать? Невозможно. Он принимает единственно верное решение — начать с проекта и изыскательских работ. Ему это удалось. Но только в 1931‑м при руководстве Николая Александровича Романова город сумел оформить экономическое обоснование необходимости постройки переправы через Бию. Подготовительные работы начались только в конце 1933‑го. Мост должен был стать наплавным, то есть сезонным. Несмотря на долгие ожидания, такую перспективу многие горожане восприняли скептически. Просто устали верить и надеяться. Первый удар 50‑пудовой „бабы“ по первой свае над рекой прозвучал зимой — 2 января 1934 года. Всего будет забито 1 356 свай, сделано 260 тысяч ударов, которые будет слышать весь город. На строительство ушло полгода, и он будет сдан уже в июне.
Газеты города опубликовали рапорт крайкому партии и крайисполкому:
„…Бийский мост является крупнейшим наплавным мостом в Союзе, единственным связующим звеном всех районов и Ойротской автономной области к югу от реки Бии с железной дорогой. Огромнейший район — свыше 200 тысяч квадратных километров и основная грузосборочная артерия — Чуйский тракт — получили свободный выход к железной дороге…“.
Кроме того, что была выполнена сверхзадача по организации связи между районами молодого государства, была восстановлена нормальная связь между жителями самого города, которых жизнь разбросала по разным окраинам.
Очевидное
Истоком Бии принято считать створ моста, соединяющего два прителецких села Артыбаш и Иогач. Если стоять на нем лицом к Иогачу, слева будет Телецкое озеро, справа уже Бия. Главная река Бийска начинается с моста. Всего через Бию переброшено 5 переправ, из них три в Бийске.
Это наплавной мост, который работает посезонно и принадлежит Речному порту работал с 1926‑го по 1963 год. Вновь его перебросили через Бию в 1992‑м, с той поры он разводился только на ледостав и ледоход.
Также обводной мост, расположенный в северо-восточной части города возле села Малоугренево.
И наконец-то, Коммунальный мост — на сегодня единственный удобный способ для бийчан быть рядом с родными, чувствовать себя нужным городу, и, конечно же, самый короткий путь на работу и обратно. Достаточно? Как показали последние события — нет! Но об этом читайте в следующем выпуске газеты „Деловой Бийск“. И это будет уже не история, это будет действительность.
Продолжение следует
Марина Волкова
