Он говорил о временах грядущих,
Когда народы, распри позабыв,
В единую семью соединятся.(А.С.Пушкин)
Память Адама Мицкевича увековечена в Польше, Беларуси, Литве, России, Украине, Германии, Турции, Франции, Италии и Грузии - его именем названы улицы, установлены прекрасные памятники, на стенах городских домов вывешены мемориальные доски. Классик… Мицкевича называют польским поэтом, хотя даже его поэтический язык впитал в себя множество белорусских элементов, лексически относящихся к той территории, где Мицкевич родился – сам он частенько называл свой слог «литвинским».
А стоит ли тому удивляться?
Адам родился в деревне Заосье Новогрудского уезда (сегодня это территория Барановичского района Белоруссии), его родителей в разных источниках называют то литовскими, то белорусскими шляхтичами – мало кто в то время проводил жесткий водораздел между этими народами, проживавшими в одном государстве. В скобках заметим, что гениальный польский поэт в Польше мало когда бывал и при первой возможности уехать предпочёл провинциальной Варшаве блестящий Париж.
Маленькому Адаму нянька Ганна пела белорусские и литовские народные песни, рассказывала местные легенды и сказки. Начальное образование Мицкевич получил в новогрудской доминиканской школе, где уже с младых ногтей увлекался историей, литературой и математикой. После занятий будущий поэт вместе с одноклассниками отправлялся в недальнее путешествие - в окрестностях городка находилась старая гора Миндовга, где мальчишки играли в рыцарей, сражаясь на деревянных мечах. Друзья говорили о былых временах, славных делах предков, дрались на деревянных мечах, представляя себя средневековыми рыцарями.
В памятном 1812 году беззаботное детство закончилось: в небогатую семью пришла настоящая беда – умер отец, после которого остались только долги. Юному шляхтичу пришлось подрабатывать репетиторством, чтобы хоть как-то помочь родным. Образование Мицкевичу получить все-таки удалось - он окончил факультет литературы и искусства Виленского университета.
Филоматы и филареты
Ах, эти тайные общества! Без них не обходилось, пожалуй, ни одно учебное заведение начала XIX века. Прогрессивная молодежь Вильно тоже не осталась в стороне и создала своё общество любителей науки - филоматов. Непонятно только – зачем тайное? Что плохого, если студиозусы (согласно уставу) должны любить родной язык, хранить традиции и национальное достоинство, а также сочувствовать обездоленному народу? Но со временем сообщникам удалось еще больше законспирироваться, перейдя из филоматов в филареты – любителей добродетели. Оказалось, что не все так просто: отнюдь не наука привлекала заговорщиков, гораздо большее значение придавали они политике и общественному переустройству. Незаконную деятельность власти пресекли в 1823 году, когда Мицкевич уже начал преподавать в одной из гимназий Вильно (Вильнюса) и издал два сборника своих стихов. В зависимости от меры вины участники группы отправились в ссылку в дальние регионы России, но Мицкевичу и здесь необыкновенно повезло: местом его ссылки определили центральные регионы России. Но поэт о таком везении не думал: он не переставал тосковать по любимым с детства местам, дарящим вдохновение и покой. Мог ли он подумать, что на родину ему не суждено будет вернуться уже никогда…
Началась ссылка, более похожая на долгое (и надо сказать, весьма романтическое) путешествие – Санкт-Петербург, Одесса, Крым, Москва, дружба с декабристами Кондратием Рылеевым и Александром Бестужевым, поэтами Дмитрием Веневитиновым, Евгением Баратынским и Антоном Дельвигом. Князь Петр Вяземский стал первым переводчиком «Крымских сонетов» Мицкевича на русский язык. Польский поэт умел составить о себе самые приятные впечатления, таково было свойство его характера. Литературный критик Ксенофонт Полевой восторженно записал:
«Наружность его была истинно прекрасна. Черные, выразительные глаза, роскошные черные волосы, лицо с ярким румянцем; довольно длинный нос, признак остроумия; добрая улыбка, часто появлявшаяся на его лице, постоянно выражавшем задумчивость, — таков был Мицкевич в обыкновенном, спокойном расположении духа; но когда он воодушевлялся разговором, глаза его воспламенялись, физиономия принимала новое выражение, и он бывал в эти минуты увлекателен, очаровывая притом своею речью...»
Два поэта
Осенью 1826 года в Москве произошла знаковая встреча – Мицкевич был представлен Александру Пушкину. Поэты, что называется, находились на одной волне, переводили стихи друг друга и с удовольствием общались на литературных вечерах и салонах.
Литературоведы считают, что поэма Пушкина «Медный всадник» написана под впечатлением общения с Мицкевичем и как полемика с ним (Мицкевич в своей поэзии резко критиковал Петра Первого за строительство города на костях, одновременно восхищался Петербургом - и ненавидел его). В черновой тетради Пушкина имелись и переписанные из четырехтомника Адама Мицкевича стихотворения «Олешкевич» («День накануне петербургского наводнения») и «Памятник Петра Великого». В первом из них рассказывается о вещем предсказании польского художника Олешкевича – он сулил новому Вавилону-Петербургу скорую гибель. Во втором Мицкевич изображает двух вполне узнаваемых читателем молодых людей, стоящих перед величественным монументом:
Раз ввечеру под дождем над Невою
Плащом укрывшись стояли двое:
Один пилигрим, пришедший с Захода,
Безвестная жертва царственной мощи,
Другой был пророком русского народа,
Песнями славный по всей Полунощи.
Пётр Вяземский вспоминал:
«Пушкин, встретясь где-то на улице с Мицкевичем, посторонился и сказал: «С дороги двойка, туз идет». На что Мицкевич тут же отвечал: «Козырная двойка туза бьет».
В чем же Александр Сергеевич видел преимущество таланта Мицкевича над собственным даром? Адам Мицкевич являлся непревзойденным импровизатором, слушатели поддавались магнетизму поэта сразу же, после первой произнесенной им строки. А вот Пушкин импровизировать не умел и, возможно, решил представить своего друга в образе итальянского импровизатора, покорившего петербургскую публику в «Египетских ночах».
Мицкевич пережил Пушкина на восемнадцать лет, всегда ценил и уважал «вещуна русского народа» (по его собственному определению), в посвященной русскому поэту статье подписался как «друг Пушкина». В обществе очень долго бродили слухи о том, что Мицкевич совершенно всерьез собирался вызвать на дуэль Дантеса – считал себя обязанным это сделать. Почему-то верится, что никакие это не слухи…
Много ли вы знаете курганов, насыпанных в честь конкретного человека, даже самого знаменитого? Обычно эти колоссальные памятники создают в память о войне, о грандиозных битвах, но в маленьком белорусском Новогрудке в 20-х годах ХХ века возник курган Бессмертия, посвященный великому земляку Адаму Мицкевичу. Из всех уголков России, Белоруссии, Польши и Литвы люди везли и даже присылали в посылках землю, внося свой посильный вклад в возведение рукотворного памятника. Наверное, такие символы сегодня необходимы.
Мне грустно, милая! Ужели ты должна...
Мне грустно, милая! Ужели ты должна
Стыдиться прошлого и гнать воспоминанья?
Ужель душа твоя за все свои страданья
Опустошающей тоске обречена?
Иль в том была твоя невольная вина,
Что выдали тебя смущенных глаз признанья,
Что мне доверила ты честь без колебанья
И в стойкости своей была убеждена?
Всегда одни, всегда ограждены стенами,
С любовной жаждою, с безумными мечтами
Боролись долго мы - но не хватило сил.
Все алтари теперь я оболью слезами -
Не для того, чтоб грех создатель мне простил.
Но чтобы мне твоим раскаяньем не мстил!
К Лауре
Едва явилась ты - я был тобой пленен.
Знакомый взор искал я в незнакомом взоре.
Ты вспыхнула в ответ, - так, радуясь Авроре,
Вдруг загорается раскрывшийся бутон.
Едва запела ты - я был заворожен,
И ширилась душа, забыв земное горе,
Как будто ангел пел, и в голубом просторе
Спасенье возвещал нам маятник времен.
Не бойся, милая, открой мне сердце смело,
Коль сердцу моему ответило оно.
Пусть люди против нас, пусть небо так велело,
И тайно, без надежд, любить мне суждено,
Пускай другому жизнь отдаст тебя всецело,
Душа твоя - с моей обручена давно.
Где, синих глаз твоих озарены огнем
Где, синих глаз твоих озарены огнем,
Небесные цветы взошли в былые лета,
Потом цветы я рвал для твоего букета,
Но горькая полынь уже таилась в нем.
Когда бурьян и терн покрыли все кругом,
Ужель средь них цветок увянет до расцвета?
Прими теперь букет, хоть скудный, от поэта
На память о земле, сроднившей нас в былом.
Ах, сердце, отстрадав, как этот луг, увяло.
Огнем прекрасных чувств оно тебя питало,
Когда я молод был и был тобой любим.
Хоть по своей вине оно преступным стало,
Хоть много мучилось, принадлежа другим,
Не презирай его - ведь ты владела им.
Спасибо, что дочитали до конца! Подписывайтесь на наш канал и читайте хорошие книги!