«Сейчас посмеюсь над собой, глупышкой. Ха-ха». Она перевернула сумочку вверх дном и потрясла над столом. Ключи от работы, кошелёк, косметичка, записная книжка, разбросанные скрепки и чеки. И всё. Она потрясла сумку ещё раз, выпала смятая пластинка жвачки. «Нет, ну хватит. Это глупо». Вдохнув, Алевтина пошарила рукой в сумке, открыла все потайные кармашки, обнаружив грозившую вот-вот порваться подкладку. Итак. Того, что было там вчера, сейчас внутри сумки не оказалось. Пару минут женщина тупо пялилась в окно, на пустую детскую площадку и проезжающие мимо остановки машины. «Хватит. Я просто перепила. И точка! - приказала себе успокоиться Алевтина и всхлипнула, затем шмыгнула носом и включила кофеварку. Кофе и шоколадка теперь, очевидно, для неё наилучший способ поднять себе настроение.
Неделя завертелась колесом. Аля утопла в делах. Коррекция графика работы, стопки больничных, вопросы по льготам и разборы по потраченным поликлиникой средствам Она даже чуток похудела. Но даже взятая на дом работа совсем не спасала женщину от бессонницы и от кошмарных, наполненных чем-то тревожным и тягостным снов.
Аля пересилив себя, записалась на фитнес, подбив на это дело Савельевну, лишь бы не сидеть в одиночестве в пустой квартире и то и дело что-то просто хомячить, даже не чувствуя вкуса блюд. Впрочем, фитнес помогал слабо, и в который раз, далеко за полночь добавляя в успокаивающий чай коньяк, она понимала, что взбадривающий фитнес пора бросать, подобрав что-то другое, например: пешие прогулки, бассейн, теннис. «И как ни крути, пора тебе, Алька, пойти к старому знакомому и взять рецепт на снотворное. А то и до нервного срыва на почве хронического недосыпа недалеко ехать осталось».
В выходные Аля поняла, что с ней что-то не так. Дождь за окном настраивал на сонный лад, и, решив отложить все дела - и просто расслабиться, она принимала ванну, устроив голову на специальную воздушную подушку. Бархатная пена с запахом ванили грозила вырваться за бортики ванны, воду пора было выключать, но она вдруг перестала чувствовать своё тело и запаниковала. Лицо обдало жаром. Бросило в пот, Аля задыхалась, но вдыхаемый воздух казался ей прелым и душным. Воздуха было так мало, как если бы в одночасье оказаться в плёночном парнике, только если целлофан прилегает вплотную к лицу… «Что происходит?! Страх крутил в клубок мысли. «Бери себя в руки, Аля. Думай. Ааа! Мысленный вопль крушил все потуги сообразить, что происходит. Алевтина беспомощно дёргалась как рыба на крючке, открывая и закрывая рот, - и вдруг поняла, что и лицо немеет. «Нет. Нет. Нет!..» Кожа лица горела. Едкий пот разъедал в глаза. Она набрала максимальное количество воздуха, намереваясь кричать. Пуф. Хлопнуло с придыханием, и с кожи точно что-то стекло, что-то тёплое гладкое, живое…Тело снова стало её. Руки женщины тут же упёрлись в борта ванны. Подушка потеряла крепления и съехала в воду. Губ Али коснулась остывшая, отдающая солью вода. Алевтина проснулась. От страха колотило так сильно, что аж зубы заклацали.
Она наспех выбралась из остывшей воды с остатками пузырчатых комков пены, липнувших к ногам и краям пушистого полотенца. В голове пульсировала тупая боль. «Может быть, я заболела? Может быть, просто переборщила с принятым успокоительным на неделе? Может, что-то из таблеток, выпитых после полуночи, всё же запила спиртным и просто об этом забыла?
Что-то тёплое коснулось кожи пятки, стоящей на прорезиненном коврике, скрипнуло, болезненно впиваясь в кожу.
- Ай! - она отдёрнула ногу, едва не упав.
На пару секунд замерла на месте. На коврике лежала фигурка. Странная, не поддающаяся определению фигурка. Точно чёрт дёрнул Алю поднять её. Тёплая, гладкая, глиняная, а ведь сперва женщина подумала, что фигурка пластмассовая. «Что же это такое? С виду похоже на кувшин с растянутым брюхом, вот только горловина узкая и открытая, а по краям не то трещинки в глине зияют, не то сомкнутые, недобро прищуренные щели глаз. Стоило Але вдохнуть, как внезапно нахлынула жуть. Липкими пальчиками озноба холодок страха шаловливо и цепко пробежался по столбу позвоночника, вызывая дрожь во всём теле.
- Брр, жутенькая, - сказала Алевтина, подумав: откуда у нее могла взяться такая хренотень? И вдруг вспомнила о пропаже из сумки. Неужели виноват Сергей? Положил фигурку на коврик специально. Аля покачала головой. Бред. Он вообще не мог знать о фигурке.
«Нужно от неё избавиться. Неважно, как она оказалась в сумке. Немедленно это сделаю!- решила Алевтина. Она накинула халат, выскочила на кухню, открыла окно и, размахнувшись, швырнула фигурку прямо с седьмого этажа на дорогу, в поток машин, колёса которых (она на это надеялась) мигом измельчат вещицу в глиняную труху.
Избавившись от фигурки, Аля сразу почувствовала неимоверное облегчение и даже улыбнулась. И только поставила на разожженную конфорку плиты чайник, как окно с грохотом распахнулось. Ворвавшийся ветер растрепал Але волосы, залез под полы халата, ледяным языком обжёг кожу, потушил конфорку. Окно злорадно скрипнуло. Сердце в груди женщины ухнуло вниз и замерло в тревоге. Тук-тук. Тук. В висках забился пульс. К щекам прилила кровь.
Дурное предчувствие не удалось прогнать ни чаем, ни конфетами, ни персиковым ликером. Алю снова знобило, и тревожно-болезненное состояние всё ухудшалось: женщина не могла найти себе места ни в кресле, ни у телевизора, а ложиться спать она боялась. Так и мерила шагами пол, пока взгляд не зацепился на радио-телефоне, лежавшем на коридорном комоде. В голову тут же пришла хорошая идея пригласить Савельевну в гости. Алевтина взяла телефонную трубку и, покопавшись в карте памяти, набрала домашний номер завхозихи. Долгие гудки мгновенно оборвали всё её настроение, и Алевтина, снова померив шагами комнату, вдруг отчаянно захотела на воздух. Оделась, взяла сумку и вышла на улицу, торопливо шагая, куда ноги идут, стараясь расслабиться и ни о чём не думать. Так и зашла в зоомагазин. Куда ни посмотри - везде стеллажи да клетки с хомячками, кроликами, попугайчиками, а молчаливые рыбки в прозрачных, без единого листочка водорослей аквариумах вызывали разве что жалость.
Покупатели столпились в основном у кассы, затарившись кормом для своих питомцев. А возле аквариумов и клеток на стеллажах топтались малые детки, пытаясь руками добраться до зверюшек. Толстуха в розовом пальто, с разодетой собачкой на руках недовольно переваливалась с ноги на ногу и всё вздыхала и поглядывала то на очередь, то по сторонам. Над верхней губой женщины зависла крупная капля пота. Подмышкой, стальной хваткой, была зажата тонкая сумочка, возможно – кошелек. Посмотрев на Алю, толстуха недовольно поджала губы, погладив по голове свою собаку, которая вдруг оскалила зубы и тявкнула. Аля скрылась за прилавком. Прийти в себя не удавалось.
Запах в магазине всё больше раздражал Алевтину: едкий и специфический, казалось, он замещает собой весь воздух. Аля огляделась, чувствуя явный дискомфорт, от которого тут же бросило в пот. Женщина уже намеревалась уходить, недоумевая, что же здесь забыла, как услышала жалобное мяуканье. Голова повернулась на звук. Сердце защемило от непонятной тоски. Губы разошлись в улыбке, Аля вспомнила о своём давнишнем желании завести кошку, но как назло у Сергея оказалась аллергия на шерсть, поэтому про всех пушистых животных пришлось сразу забыть. А тут как накатило. Она развернулась от выхода и направилась вглубь магазина, где можно было выбрать щенка, или котёнка, а также, если никто из имеющихся в наличии животных ей не понравится, то заказать из каталога.
Ершистый беленький котёнок сразу привлёк её внимание. Аля было собралась попросить у зависшей в телефоне низенькой консультантки показать его, но что-то вдруг остановило. Котенок посмотрел прямо на неё и неожиданно зашипел, вздыбив пушистую шёрстку. В расширенных глазах животного застыл страх.
Аля опешила, сглотнула ставшую вязкой слюну и сделала шаг в сторону к клетке со щенками. Все котята тут же зашипели, а щенки заскулили и затявкали. Волосы на голове Алевтины зашевелились и встали дыбом. Консультантка, наконец, оторвалась от телефона. Ещё один шаг назад, затем ещё один, к полке с домиками для животных, и Аля свернула в прямой коридор, побежав к выходу, чувствуя, как задыхается.
Ветер высушил пот на лице, но на душе было плохо. Она совсем запуталась как в себе, так и в происходящем.
По дороге домой Аля взяла в супермаркете бутылку вина, сыр, колбасную нарезку да банку корнишонов. В квартире женщина оказалась, когда совсем стемнело – совсем потеряв представление о времени. Про Савельевну она позабыла. Есть не хотелось, а от полстакана вина вприкуску с кусочком сыра сразу потянули в сон. Алевтина вырубилась на диване, даже не осознавая, что не разделась.
… Ей было жарко и душно, как в пузыре с нагретым воздухом. Липко. Влажно. И дышать практически невозможно. В зеленовато-сером сумраке всё выглядело неправильным, изломанным и ненастоящим. Здесь она просто была, не ощущала ни рук, ни ног – вообще ничего. Помнила лишь, что нужно дышать. Моргать она тоже не могла. Вспышками-кадрами зависая в кромешной темноте, Аля вдруг видела всё словно чужими глазами. Задыхающийся крик зарождался и мерк где-то внутри, когда казалось, что она, пытаясь думать, всё бьется и бьётся головой об стену – неожиданно пластичную и мягкую стену в мыльном пузыре.
Тысяча неудачных попыток и провалов, бесполезное сопротивление… От жаркого воздуха постоянно кажется, что мозг вот-вот просто взорвётся. Тогда она просто делала частые и мелкие вдохи и смотрела чужими глазами на мир, принимая правила этой навязанной игры.
Незнакомая обстановка вокруг. Яркая и порой пёстрая от всполохов резких цветов наложенных один на другой из-за света торшеров. От этого смотреть было больно и тяжело.
Не выдержав, Аля сдалась, отрешаясь от восприятия, погружаясь лишь в звуки. Кашель. Смех. Скрип дверей и шаги. Вот только запахов нет. Совсем - и это вдруг разом её дико пугает.
По спине стекает горячий пот, становится всё жарче, и чувство у Али такое, будто она облачена в скафандр. Влажный жар неприятен до дурноты. В висках женщины медленно тикает и нарастает тупая боль. Пилит пилой в голове. Это невыносимо. По венам вместо крови бежит кипяток.
Внезапно сквозь пульсацию крови в ушах пробивается чавканье и причмокивание. Так жадно лопают еду в рекламных роликах собаки. Хруст и булькающее всасывание. Затем шебуршание целлофана. Невыносимая пытка смесь боли и любопытства.
Женские всхлипы и стоны. Жалобные. Болезненные. Не её.
Злорадный смех, возможно, только звучит в её голове, внезапно его заглушает знакомый голос мужчины – да это точно Сергей! Алевтине снова хочется видеть. Но больше не получается. Всё перед глазами женщины размыто, как в мыльном пузыре, всё вертится и тонет в сполохах с отражением радужного спектра.
Смех снова торжествующе звучит в ушах, оглушает. Понимание удивляет, ведь это над ней самой смеются.
Панический крик зреет в груди. Вокруг больше нет ни пола, ни потолка. От гадливого смеха режет в кишках, ужас стягивает грудь обручем боли. «Ааа! - собственный крик прорывается и ломается на корню в пузыре не пропускающим звуки наружу.
Она просыпается. Скомканные простыни путаются в ногах. Одеяло слетело на пол. Пижама прилипла к телу, насквозь потная, влажная, как если бы во сне Алевтина гуляла под ливнем. От спазмов скручивает живот. Голова раскалывается, и при каждом, даже слабом движении её тошнит.
Пару минут она промаргивается, пытаясь прийти в себя ото сна, а потом с трудом плетётся в ванную. Рвотное послевкусие во рту перебивает медный вкус крови. Алю снова рвёт в унитаз, уже желчью. Поводив языком по набухшим деснам, Алевтина сплёвывает в унитаз несколько зубов. С собственным организмом точно что-то не так. От этой мысли женщину сразу же бросает в озноб. Она нажимает на кнопку слива и, отходя от унитаза, ревёт от слабости. С ней определенно что-то происходит.
На ватных ногах Аля идёт на кухню, где, достав из шкафчика бутылку водки, хлещет её прямо из горлышка, как воду. Водка обжигает гортань, согревает пищевод. Становится жарко и хорошо.
Приятная лёгкость и пустота наполняют голову и всё тело. Решение взять отгул приходит само собой. Алевтина алчно поглядывает на соблазнительную бутылку коньяка, стоящего в незакрытом кухонном шкафчике. Зевает, вспоминая о недоеденной сырной и колбасной нарезке. Открывает холодильник. При виде продуктов появляется слишком обильная слюна. Аля жадно берёт всего помногу - и ест, даже не закрывая холодильник. Вот только появившийся аппетит неожиданно быстро исчезает.
Звонок в дверь выводит её из сонной одури где-то после полудня, и Алевтина, вставая с постели, идёт на автомате в коридор, замечая открытое нараспашку окно на кухне. Сквозняк окутывает холодом. «Раззява», - укоряет себя женщина и, закрывая окно, обнаруживает на подоконнике что-то маленькое и знакомое.
Ладони холодеют. Она чувствует, как задыхается. Сердце в груди надрывается как на стометровке. В висках грохочет пульс. Бух-бух-бух. Инстинктивно Аля спиной прижимается к стене в поисках опоры. В ушах шумит кровь, и звонок в дверь словно отходит на второй план. Всё внимание снова привлекает к себе фигурка. Где-то в собственных мыслях она уже бежит в коридор, прочь, но тело делает совсем другое.
Шаг за шагом всё ближе к подоконнику. Берёт в трясущиеся руки маленькую, слегка тёплую и гладкую, неправильной формы фигурку. Всхлипывает, облизывая солёные от слёз губы. В душе рвёт и мечет огонь. «Что ты делаешь, Аля? Очнись! Это неправильно! Выброси. Спали. Избавься! Протяжный звонок в дверь усиливает головную боль. «Заткнись», - говорит она дверному звонку, затем матюгается на надрывающийся телефон. Мысли в голове скачут друг через друга отравленными тараканами бессвязных логических всполохов. Она не в себе и прикусывает от злости губу. Тело горит огнём. Чешется и зудит кожа. Фигурка нагревается в её ладонях, и противный до омерзения голос в голове вклинивается в яростные, болезненные мысли. Затем приходят покой и стойкое убеждение, что она спит. Всё сразу становиться нормальным: ведь во сне может происходить что угодно?
Звона в ушах больше нет, как нет и головной боли. Все просто и ясно и снова на своих местах. Она кладёт фигурку в карман халата и идёт открывать дверь, выдавливая на лице счастливую улыбку умалишённой. За дверью Савельевна просто кипит от злости. Обеспокоенная и встревоженная не на шутку, она орёт на Алю благим матом, не стесняясь в выражениях, а затем просто сжимает женщину в своих медвежьих объятиях и вталкивает Алевтину в квартиру. Затем разжимает руки, отпуская Алю и, наследив на паркете, не разуваясь, так заправски, точно у себя дома, направляется на кухню, быстро раскладывая на столе продукты, вытаскивая их из своей квадратной и массивной рабочей сумки. Стол превращается в нагромождение коробок с салатами, бутылок с водкой и коньяком, консервами и сладостями.
- Сорвалась, бедняжка. Понимаю. Столько всего свалилось на твои плечи за раз. Напилась и на работу не пошла. Эх, собачья бабья доля. Я бы тоже, наверное, на стенку залезла и выла, если бы Борисыч устроил мне подобный разгул на старости лет. Но он же у меня интеллигент. Хоть и непрезентабельный с виду, лысенький и пузатенький, маленький мой колобочек, но надежный. - Савельевна закрыла заметно сдавшую в объёмах сумку.
- Угораздило же тебя дурёху, связаться со смазливым и молодым. Алька, а ты же у нас совсем не дура. Гормоны не иначе как своё взяли, ведь правда?
Савельевна снова обняла её, совсем не обращая внимания на кривоватую, подрагивающую в уголках губ улыбку Али. На глаза Алевтины накатывали слёзы, но что-то внутри сдерживало их поток. В голове собственный придушенный крик заглушала навязанная звенящая пустота, в кармане халата фигурка обжигала кожу, точно игнорируя махровую ткань.
Её сон превращался в безвыходный кошмар.
Давясь и кашляя, Аля снова пила и пила водку, едва закусывая, и очумело слушала Савельевну, которая тоже устроила себе выходной. Завхозиха всё щебетала, всё поучала её, утешала, а потом ещё травки какой-то заговоренной достала, которую раздобыла у торговки на рынке по старым связям.
- Выпей на ночь, птичка моя. Всё само пройдёт: и похмелье, и бессилие. Полегчает. А завтра бери себя в руки и топай на работу, тебе же до пенсии ещё далеко, а место доходное – вместе с должностью, сама знаешь прекрасно, что враз можно потерять. Коль пойдут разговоры, съедят и косточки твои обглодают, птичка моя, - поучала Савельевна.
«Помоги, помоги, неужели совсем не видишь, как мне плохо-то родная, подружка! - казалось, вопили слезившиеся глаза Али, а внутри от безысходности зрели, гноились и нещадно пекли язвы. Ведь когда она собиралась что-то сказать, попросить о помощи, то язык отнимался - и оставалось только кусать до крови губы - и вдруг тут же, со вспышкой злости осознать, что никакой-то это вокруг происходит не сон, а самая настоящая, что ни на есть - реальность. От этого страшного осознания Аля бесчисленное количество раз пыталась прийти в себя, для чего нещадно щипала себя за кожу запястий, кусала губу до крови и всё никак не могла этого сделать.
Она молчала весь вечер, едва в силах моргнуть. Только на водку налегала, со злости, но проклятая совсем не помогала, забытьё не приходило.
Не Аля, а кто-то другой, захвативший контроль над её телом, провожал Савельевну домой и, покачав головой, отказался от предложения завхозихи остаться с ней на ночь.
Фигурка в кармане халата, наверное, уже прожгла дыру в ткани, опалив до волдырей кожу. Чужая воля внутри Алевтины требовала не церемониться с бывшей подругой.
Наконец входная дверь захлопнулась. Алевтина осталась в квартире в одиночестве. Тело стало более податливым, вот только теперь не давал сконцентрироваться разлитый в крови хмельной яд. И всё же облегчение от вновь обретённой свободы было таким сильным, что подкашивались ноги.
Едва сдерживая рвущиеся из груди хрипы, Аля на автопилоте взяла мешочек с травкой, засыпала в заварник две ложки, как советовала Савельевна, и включила электрический чайник. Навязанная улыбка, наконец, сошла с лица - и с шумным выдохом задёргалось левое веко, брызнули слёзы, затряслись руки. Аля с горем пополам заварила чай, отчаянно надеясь, что он поможет ей от всего разом. Ведь заговоренный.
Проблемы появились, как по волшебству. Она задерживалась на работе допоздна, всё время ездила на семинары, писала докладные и объяснительные и худела и хирела, не замечая того, пока не услышала шепотки и смешки за спиной в туалете.
Аля брала будто бы ставшую бесконечной работу на дом. Ночные кошмары больше не беспокоили, но теперь женщина, засыпая, точно в омут проваливалась и просыпалась не отдохнувшей, в страхе.
Анализы были в порядке. «Значит, у меня всё хорошо». Единственная утешающая мысль на общем фоне гнетущей тревоги, где-то внутри, нашёптывающей, что с ней всё равно что-то не так. Не в порядке. Но стоило прислушаться к внутреннему голосу, как в руках Алевтины, словно по волшебству, оказывалась фигурка, странная, тёплая и гладкая фигурка, которая успокаивала.
Фигурка теперь всегда была с ней. Как оберег, который так и хочется постоянно держать в руках и лелеять.
Обеспокоенная внешним видом Алевтины Савельевна настойчиво зачастила в гости, но постоянно натыкалась на преграду из холодности и отчуждённости Али, никоим образом не поддающуюся разрушению ни одной уловкой и приёмом из её житейского арсенала. Каждый раз доведённая до отчаяния своими бесплодными усилиями, Савельевна срывалась на крик и, хлопая дверью, уходила, чтобы прийти снова через пару дней.
Запал Савельевны таял - и вскоре она приходила всё реже и реже, пока совсем не исчезла из жизни Алевтины. Но и на это Аля перестала обращать внимание, как и на косые жалостливые взгляды коллег, уверенных, что у неё неизлечимая болезнь. Бороться с фигуркой становилось всё тяжелей.
Однажды Аля проснулась среди ночи от голода, жажды и отчаяния. В теле болело всё, вплоть до суставов, тогда-то она и обнаружила между пальцами рыжий волос и долго, в ступоре ничего не понимая, смотрела на него, пока что-то внутри не щёлкнуло: вспыхнул крохотный осколок воспоминания о чужой квартире и рыжей женщине со смутно знакомым лицом. Сразу нахлынул страх - и все в одночасье перевернулось вверх дном.
С той ночи Алевтина стискивала зубы, кусала руку до крови, лишь бы больше не трогать фигурку. А чужая воля продолжала хихикать в её голове, принуждая и всё больше мучая, при сопротивлении вызывая жгучий зуд в коже и тошноту. «Нет. Нет. О Господи, помоги мне».
Ноги дрожали, тело женщины отказывалось подчиняться командам мозга. Чем больше Алевтина сопротивлялась, тем ей было больнее. Но она во что бы то ни стало должна была узнать правду. «Думай же, вспоминай, думай!
Она часами, точно в прострации, сидела и думала, прислонившись спиной к стене в коридоре, обхватив себя для поддержки дрожащими руками. В голове шумело, хихикало, а из глаз от беспомощности капали злые и горькие слезы.
Лишь неким чудом в попытке вспомнить Але снова удалось зацепиться за ещё один связующий осколок воспоминание.
Небольшая кухонька. Открытый холодильник и в жёлтом свете - рыжая женщина, с всклоченными, слипшимися волосами и затравленным взглядом, запихивающая в себя продукты без разбору. Кто-то стоял в тени, за её спиной, кто-то высокий, и этот кто-то раз за разом издавал булькающий и такой знакомых хохот. От которого сразу хотелось закрыть уши, чтобы не обезуметь.
Осколок встал на место, точно давнишний сон, но Аля чувствовала, что воспоминание было реальным.
Правда испугала так сильно, что Аля истошно, протестующе закричала. В голове булькающе захохотали, а ноги сами собой, помимо воли понесли её в спальню, где на комоде прямо напротив подушки лежала фигурка. Прокушенная губа очертила язык медяной резкостью, на руке Алевтины алел глубокий отпечаток собственных зубов, а фигурку с упоением ласкали пальцы.
Правила изменились, и теперь сны женщины стали чаще, детальней и ярче. Аля помнила почти всё, кроме того, как попадала домой обратно.
Методом проб и ошибок Алевтина уяснила, что с каждым днём она всё больше теряет себя, даже в мелочах и привычках, путается в мыслях и собственных пищевых пристрастиях.