Когда в 1818 году молодому поэту и дипломату Александру Грибоедову предложили на выбор две поста: чиновником русской миссии в Филадельфии или в персидском Тебризе — будущий автор «Горя от ума» сразу выбрал второе. Ибо Ближний Восток — это легендарные древности, и тысячелетний опыт интриг, и перекрёсток торговли между Европой-Индией-Китаем, где делались миллионные капиталы.
А вот Соединённые Штаты были в ту пору глухой скучной деревней на задворках мира; даже главный показатель тогдашнего уровня культуры — первый оперный театр — появился там случайно: французы, музыкальная нация, построили таковой в конце XVIII века в своей колонии в Новом Орлеане, затем в 1803 году эту землю купили американцы, в придачу получив то помпезное здание.
Собственно, с тех пор ничего не изменилось, вся культура в США — денежно-завозная, Голливуд манит долларами талантливых актёров и режиссёров со всего света, взамен заставляя их производить подсахаренную комиксовую жвачку.
Но вернёмся на два века назад. Мало кто знает, что тогдашние отношения между Россией и США были не чета нынешним. Ещё Екатерина Великая поддерживала «тринадцать североамериканских колоний», поднявших мятеж против Англии в 1776 году, — видя возможность щёлкнуть чванливого лондонского бульдога по носу.
Затем, в пору Наполеоновских войн, «единая Европа» — захваченная Бонапартом империя от Испании до Польши — ввела тотальные санкции, запретив всем, включая Россию, торговать с Англией. Однако «прорывальщиками блокады» стали… моряки из США, на своих судах перевозившие русское зерно в Лондон под видом американского. Формально Штаты были нейтральной страной, не подпадавшей под наполеоновские декреты; в итоге все оставались довольны, Россия ещё и получала деньги от экспорта.
Но потом что-то пошло вкось. Ровно 200 лет назад, 2 декабря 1823, один из отцов-основателей США (и тогдашний президент) Джеймс Монро выступил с посланием перед Конгрессом. Где озвучил внешнеполитическую доктрину, получившую его имя.
То была революция не хуже 1776 года. США ведь до промышленного бума были страной аграрной, занимали едва четверть нынешней территории, заканчиваясь где-то на Миссисипи — дальше шёл Дикий Запад, малоосвоенные индейские земли, на бумаге принадлежавшие Мексике. «Штатовские» фермеры сидели, затворившись в усадьбах, и знать никого не желали, встречая гостей двустволкой; даже массовая армия в нынешнем виде — с единоначалием и призывом — в США появилась лишь в начале XX века.
Но отцам-основателям хотелось «править морями» — чем мы, в конце концов, хуже Англии. Способ имелся один — агрессивная экспансия. Однако, по вашингтонским понятиям, это — «диктатура и угнетение свободы», то есть основная черта их врагов, европейских монархов-«тиранов». (Главный антигерой американской истории — британский король Георг III, «злостно попиравший природные вольности добрых трудолюбивых колонистов», из-за чего они и восстали.)
Поэтому Джеймсу Монро (и помощникам; главным автором доктрины считается госсекретарь и будущий президент Джон Куинси Адамс) пришлось изворачиваться буквой зю, дабы логически обосновать избирателям-фермерам сей новый американский экспансионизм. Так в 1823 году был изобретён главный вашингтонский принцип: США не оккупируют чужую страну — а «защищают свободу». Даже в наше время, когда Штаты вторглись в Ирак, многие звёздно-полосатые солдаты искренне верили: «Мы свергли тирана Саддама и пришли сюда, чтобы взамен диктатуры построить демократию» (нефтяные прииски, где имел интерес тогдашний правящий клан Бушей, — совпадение).
Но, опять же, вернёмся в 1823 год. «Воодушевлённые войной за независимость США-1776, стали бороться за свободу и наши соседи в Южной Америке», — говорили в Вашингтоне, имея в виду массовое движение за независимость в бывших испанских и португальских колониях на юге континента. Это был логический трюк: «после — значит вследствие»; на самом деле Мадрид и Лиссабон были отвлечены Наполеоновскими войнами, посему их южноамериканские «амигос» и смогли отделиться.
Как бы то ни было, под таким предлогом — «защиты молодых демократий на континенте» — США провозгласили зоной своих приоритетных интересов всю Америку вплоть до Карибов, Амазонии и Магелланова пролива. «Америка для американцев» — звучит вроде бы хорошо, патриотично, только рулить этой территорией от Арктики до Антарктики должны были не «вообще все», не какие-нибудь гаитянцы, «мексы» или «латиносы», а только самые правильные и самые демократичные американцы — Белые Отцы из Белого Дома.
С тех пор вашингтонская «поддержка демократии» в каких-нибудь дальних странах стала лишь красивой разводкой для смены геополитической аффиляции соответствующей территории.
Пример: к 1898 году в испанских колониях: Кубе, Пуэрто-Рико, Филиппинах — начались национально-освободительные восстания. В американской прессе и в Конгрессе — шумиха: поможем борцам за свободу! США вмешиваются, разбивают Испанию и… оккупируют Кубу и прочие Филиппины сами. Была диктатура, стала демократия, не перепутайте! Часть тогдашних трофеев — Пуэрто-Рико и Гуам — принадлежат США до сих.
Чем это отличается от вмешательства Белого дома в политические кризисы в Тбилиси-2003 или в Киеве-2013 (под всё теми же лозунгами «за нашу и вашу свободу»), по итогам чего местные правительства сменились на оголтело-проамериканские? Да ничем.
Но любые ресурсы не бесконечны. К 1991 году надорвался и развалился СССР, живший по принципу «будем экспортировать демократию (в смысле, социализм) любой ценой, всюду, куда дотянемся, и кормить всех друзей, забыв о себе». И если в США не вернутся к власти изоляционисты, когда-то стоявшие у их истоков, — свой 1991 год вполне может повториться уже в Новом Свете.
Автор: Эдвард ЧЕСНОКОВ