Мне видится любопытным разделить мир «Затворника и Шестипалого» на три уровня, первым из которых будет отсек для цыплят, отделённый от остальной территории комбината Стеной Мира. Это не столько тюрьма внутри тюрьмы, сколько отдельная камера в череде подобных. Именно там протекает жизнь подавляющего большинства сородичей Шестипалого, причём большинство из них наивно полагают, что Стеной Мира всё и заканчивается. Следующий уровень — территория птицекомбината, что в сравнении с площадью отсека для цыплят выглядит бескрайней, но тем не менее замкнутой вселенной. Из этого большого мира приходит Затворник, именно там обитают не только крысы — чужеродный, пугающие до безумия твари, но даже встречаются люди-боги, то есть сотрудники птицекомбината. И вот уже глядя отсюда, с этого уровня, мы видим, что первый и второй уровни не отделены один от другого. Пока герои преодолевают первое препятствие в виде Стены Мира, такое впечатление сохраняется. Но за первой покоренной вершиной, открывается вид на следующую, ещё более высокую, и так далее.
Переход на второй, скажем так, следующий уровень –важное достижение, но ещё не победа. Совсем скоро выясняется, что этот шаг не приносит Шестипалому желанного освобождения: тот покидает камеру, чтобы оказаться на тюремном дворе. Помимо этого нахождение за пределами отсека для цыплят представляется довольно опасным — смерть продолжает властвовать и там, являя себя в других, подчас куда более мерзких и безобразных обличьях.
Происходящее напоминает жуткую, чудовищную в своей грандиозности адскую матрёшку, где миры оказываются вложенными один в другой, и так до бесконечности. И все эти миры — зло. Но к счастью для героев повести, уже за разбитым окно птицекомбината для них начинается рай, настоящий мир, где светит солнце, а птицы летают и почти не подпрыгивают. Этот, скажем так, третий мир может быть назван миром свободы и настоящей, полной жизни. По идее, именно здесь находит своё завершение чехарда с переходами из одной камеры — отсека для цыплят — в другие. Взлетев над крышей птицекомбината, Затворник и Шестипалый видят под собой крохотную серую точку, затерянную среди бескрайних зеленых полей и лесов.
С точки зрения автора вот этот большой мир — мир мечты, потерянный рай, я бы даже сказал супермир — реально существует, что он достижим. Это — главное. Отметим, что метаморфоза героев повести может рассматриваться и как обретение целостности, возвращение к самим себе. И это же становится билетом, пропуском в новую жизнь, неким гарантом того, что в том супермире у них есть какие-то шансы, что они не окажутся там столь же беспомощными и бесправными как это было где-нибудь под конвейером.
Необходимо отметить, что достижению супермира предшествует радикальная трансформация, полное преображение. Тот же Затворник мог уйти с комбината другим путём, например, следуя за крысой Одноглазкой, но для него — это тупик. Это тоже может быть выходом в супермир, но только с черного хода, из крысиной норы. И если для крысы такой вариант — нормальный, даже естественный, то для Затворника спасение теснейшим образом связано с умением летать. Иначе –никак.
Нечто похожее мы видим и на примере сказки Андерсена. Гадкий Утенок довольно быстро выбрался наружу, через дыру в заборе. Но назвать раем то, что он увидел за оградой птичьего двора, у него как-то клюв не повернулся. И это так, но только до тех пор, пока он не встретил свою стаю, не научился летать. И для этого ему не требуется подкачивать крылья гайками или общаться с крысами. Но умение летать не гарантирует ни тому, ни другому герою полной безопасности. Просто научившись летать, они может найти себе место в новом для себя мире.
Чем же тогда может быть супермир в рамках учения дона Хуана?
Говоря о вселенной дона Хуана, мы можем и там увидеть свои отсеки для цыплят, внешнюю, но столь же замкнутую территорию — второй уровень и, конечно же, большой и бескрайний мир, мир мечты, свободы и вечного захватывающего приключения. Хуан устами Кастанеды говорит нам о трёх видах внимания, что доступны человеческому существу. В полной мере нами освоёно только первое внимание, благодаря чему, собственно, и становится возможным всё то, что сейчас с нами происходит. Второе внимание — ключ к отдельной реальности, той территории, где происходило обучение Карлоса. Но несмотря на более чем существенный прирост возможностей восприятия и познания окружающей действительности, лишь выход к третьему вниманию позволяет осуществить акт тотальной психофизической трансформации, названный Кастанедой огнём изнутри.
На уровне развернутой аналогии с Шестипалым, это ничто иное как полет. Дистанция между «до» и «после» будет столь же огромной, сколь расстояние между Шестипалым только встретившим учителя и птицей, взлетевшей над серым зданием комбината. Читая книги Карлоса, мы узнаем, что работа со вторым или, скажем так, во втором внимании играет очень важную роль в процессе обучения. Это также может быть соотнесено с процессом прокачки крыльев гайками где-нибудь под конвейером.
Преодоление Стены Мира в этом контексте приравнивается к выходу во второе внимание. Это переход на новый уровень более длительного и вместе с этим интенсивного существования. Что, впрочем, не приносит героям «Затворника» долгожданной свободы. Необходимо нечто большее. Для Затворника и Шестипалого это не только умение летать, но и преодоление ещё более высокой и неприступной стены, отделяющей территорию птицекомбината от мира дикой, первозданной природы. Что же касается дона Хуана, то для него побег и полет — два теснейшим образом связанных между собой пути, конечной точкой которых является право подняться над временем, чтобы только после этого стать абсолютно свободным. Барьер времени или даже Стена Времени — есть та последняя граница, что отделяет мифических толтеков-видящих от полного и окончательного освобождения. Именно смерть, то есть насильственное прерывание существования предстаёт главной проблемой на пути толтека-воина, причём выражение «пока ты жив — самого плохого ещё не случилось» может быть положено в качестве краеугольного камня в основание учения, которое преподносит старый индеец-видящий своему ученику Карлосу. Что интересно, смерть для дона Хуана не только проблема проблем, дамоклов меч, висящий над каждым, кто ступает по этой земле, но и главный советчик, учитель и наставник, одинаково открытый каждому вопрошающему. Смерть делится своей мудростью с каждым ищущим, причём смерть и только смерть может приблизить человека к безупречности, наполнить его жизнь красотой и силой.
Подобно Затворнику, дон Хуан рядом с нами, точнее с Карлосом. Он пребывает на ленте невидимого конвейера, несущего всех к одному финалу. Да, мы не видим его дряхлым стариком, выжившим из ума маразматиком, который и шагу не способен ступить без посторонней помощи, но Кастанеде дано провести рядом с учителем не так уж и много времени. И конечно, пока мы видим Хуана, как и Затворника здесь — это значит, что они ещё не взлетели, что они ещё проходят свой путь, а значит тоже рискуют, падают и поднимаются, но продолжают искать выход. Как я и сказал, для дона Хуана свобода и вечность неотделимы друг от друга. Умение летать — это победа над смертью, а выход за пределы мира-тюрьмы — это свобода без которой дальнейшее существование будет мучительным и невыносимым. Затворнику и Шестипалому необходимо не только взлететь, но и суметь преодолеть последний барьер в виде прозрачной твердости стекла. Подобная — в каком-то смысле — проблема предстает и перед доном Хуаном. Спастись для него, значит не только максимально расширить диапазон восприятия, но и навсегда перейти в новое качество.
Таким образом, переход в третье внимание для ДХ — это и есть обретение бессмертия. Впрочем, говорить об этом ещё сложнее, чем Затворнику пытаться объяснить кому-нибудь из сородичей Шестипалого, что такое свободный полет в синем небе. Но кое-что представить мы можем, например, если будем говорить о третьем внимании, как свободе и вечности в одном флаконе. Если идти от противного, то свобода без вечности — это состояние туриста, который пытается путешествовать будучи более-менее свободен в средствах, но ограничен во времени. Вечность без свободы — это состояние того, кто хотел бы повидать мир, но не может себе этого позволить. В этой жизни нам предстоит в полной мере вкусить состояние цейтнота, дедлайна. Мы рождаемся, смотрим широко распахнутыми глазами на бескрайний мир, который нас окружает, чтобы через мгновение закрыть их навсегда. Нам только кажется, что все измеряется деньгами, что проблема в достатке, а точнее его отсутствии, но на самом деле необходимо время, которого и так немного, а с каждым днём становится и того меньше.
Затворник предпочитает обитать за Стеной Мира. Он объясняет это тем, что ему там спокойнее. Отчасти, отдельная реальность дона Хуана отделена от нашей неким барьером, стеной нашего мира. Виды внимания и есть ключи к мирам, стуктурирующим вселенную дона Хуана. Первое внимание — пребывание на конвейере, внутри отсека для цыплят. Второе внимание — выход за Стену Мира, бонус времени, практика в более благоприятных обстоятельствах, видение людей-богов, крысы-союзники, и так далее. Третье внимание — полет и следующее за этим освобождение. Умение летать как условие выживания в большом и свободном мире. Но в рамках учения дона Хуана есть ещё одна интересная концепция, связанная с тем, что Пелевин обозначает как народную модель вселенной. Это понятие о первом и втором кольцах силы. Для дона Хуана это разделение мира обычных людей и мира видящих на миры принципиально отличных договоренностей, глобальных соглашений о том, как воспринимать и интерпретировать окружающий мир. Первый тип соглашения, получивший распространение среди обычных людей дон Хуан обозначает как Первое Кольцо Силы. Второе, соответственно, объединяет соглашение о том, как называть и воспринимать вещи, бытующее среди магов и видящих. Пусть, с некоторой натяжкой, но сказанное можно проиллюстрировать соотнесением Затворника с кем-либо из Двадцати Ближайших. Последний, сам того не подозревая, поддерживает и скрепляет соглашение между цыплятами о том, что такое решительный этап или закон жизни. Все, кто остаётся возле кормушки — хотят они того или нет — соглашаются подчиняться определённым правилам, даже если — чисто умозрительно — пытаются их отвергать. Затворник, таким каким его видит Шестипалый, находится в рамках другой системы координат. Нельзя сказать, что находясь внутри отсека для цыплят он может игнорировать происходящее возле кормушки, не считаясь с предустановленными там правилами, но его нельзя назвать пленником того общественного соглашения, что установлено возле кормушки. И, конечно же, выводя Шестипалого за Стену Мира, он также освобождает его от, скажем так, из оков Первого Бройлерного Кольца Силы, которое в повести представлено как народная модель вселенной.
Соответственно, Вторым Бройлерным Кольцом Силы является тот уровень описания, что открывается Шестипалому, впервые забравшемуся на Стену Мира. Это наглядно представлено на примере того, как называть металлическую стенку отсека для цыплят. Стенкой или всё-таки Стеной Мира? Ну и так далее. Понятно, что как-то назвать её всё равно придется. Именно поэтому тот же дон Хуан никогда не утверждал, что описание мира индейцев-видящих, включающее в себя концепцию точки сборки, эманаций Орла, предвечного Намерения претендует на истину в последней инстанции. Это всего лишь описание, способ говорить, более подробная и — в каком-то смысле — точная карта, которая вместе с этим не есть территория. Переход между Кольцами Силы, произвольный выбор того или иного соглашения существенно расширяет возможности, позволяет действовать более эффективно, но не производит тотального трансформирующего эффекта. Это как странствовать по территории комбината, вместо того, чтобы всю жизнь просидеть возле кормушки. Возможностей неизмеримо больше, но чтобы радикально изменить ситуацию необходимо нечто большее, чем расширение описания, прорисовка и детализация карты. Да, Затворник знает неизмеримо больше обычного бройлерного цыпленка, но и это относительно. И если для первого реальность ограничена Стеной Мира, то для последнего — стенами птицекомбината.