Дмитрий Андреевич Селивановский
Девчоночье отношение к этому сотруднику принесло мне огромнейшую пользу. Не только потому, что Дмитрий Андреевич Селивановский (ДАС) выдающийся энтузиаст науки, а еще и потому, что он дважды выручал меня, как бы вытаскивая меня из глубокой ямы. Вот об этом и стоит рассказать, но сначала надо что-то сказать о самом ДАС. Последнее я сделаю оригинально, рассказав о громадном скандале, который произошел в Институте благодаря ДАС. Наш Институт живет очень тихо, спокойно обходясь без скандалов, так как все целиком заняты делом, а дела у каждого свои. Откуда же появился большой скандал?
В нашем Институте было принято каждый год хвастаться своими результатами на «весь крещеный мир» путем направления своих успехов в текст ежегодного доклада президента Академии Наук общему собранию академии. С этой целью проводились специальные заседания Ученого Совета института для заслушивания этих результатов. Эти заседания были длинными и тянулись по многу дней, так как обсуждение каждого результата велось до тех пор, пока все члены Совета не поймут в чем суть результата и что в нем особо выдающегося. Через сито этих заседаний проходили далеко не все результаты, которые обсуждались, а из прошедших обсуждение и направленных в доклад, только малая часть действительно на самом деле бывала пропечатана в тексте доклада президента. Зато, если какой-то результат действительно попадал в печатный доклад, то по этому поводу полагалась и в самом деле была, бурная радость. Вот какие мы умные и какие мы полезные!
По этому поводу и разразился скандал. Получилось так, что многие замечательные результаты Института, направленные в доклад, в него фактически не попали, а результат, полученный ДАС, не обсуждавшийся на Совете, вдруг оказался напечатанным в докладе президента. Дело в том, что результат, полученный ДАС был известен в Институте, но немногие верили в него, так как он касался каких-то вновь открытых свойств воды, которые и никого не интересовали это раз, а самое ужасное, что вообще эти результаты граничили с презираемой всеми лженаукой. Этот результат был представлен в доклад не нашим Институтом, а тем Институтом, в котором работал друг ДАС, вместе с которым он и получил этот результат. По мысли наших членов Совета тот факт, что ряд наших блестящих результатов не пропечатаны в докладе, хотя они этого явно заслуживают, а результат ДАС пропечатан, сплошное безобразие. Надо было представить этот результат в наш Совет (хотя формально это не требуется), где бы он, наверняка никуда дальше бы не прошел и этого безобразия тогда бы не было. Получилось же так, что этот результат был направлен в доклад помимо нашего Совета, что уже достаточно большое безобразие, а то, что он вошел в доклад представляет собой такое безобразие, которое даже вообразить невозможно, а оно: «Вот тебе на!»
К этому надо добавить, что ДАС был человеком исключительно скромным, никуда и никогда не вылезал. Он страстно любил всякие приключения, экзотику и очень любил науку. Мне приходилось кое-что показывать ему из своих идей, и я не помню такого благодарного и чуткого слушателя, как он. Он участвовал во многих экспедициях, часто ездил в командировки и в отличие от меня, если командировка почему-либо отменялась, то был сильно этим огорчен, считая это эквивалентным жестокой божьей каре. У нас одно время была необходимость послать нашего человека на Камчатку зимой. Все те, кто работал по этой тематике сумели отбрыкаться от этой командировки. Тогда я сообразил, что в отделе есть ДАС. Он с огромной радостью поехал и блестяще выполнил то дело, из-за которого надо было поехать.
Теперь про то, как он меня выручал из глубоких провалов, в которые я попадал по собственной глупости. Сначала о более глубоком провале и легком вытаскивании, а потом, наоборот, более мелкий провал, но зато немыслимо тяжелое вытаскивание.
Первый мой наиболее глубокий провал получился в результате того, что я согласился сыграть на рояле, не умея этого делать, две пьесы Ференца Листа перед началом конференции по биомеханике. Вдруг в тот день, когда в 10 утра уже надо играть перед публикой, проснувшись в 5 утра, вдруг сообразил, что не помню наизусть нотный текст. Я играю, обычно, не глядя в ноты. Глядя в ноты я играть не умею, и играю только наизусть. При этом весь текст наизусть я не знаю. Мне вспоминается следующая нота только после того, как отзвучит предыдущая, не раньше. Если по какой-либо причине предыдущая нота не прозвучит во время, то следующую я уже не сыграю и случится полный стоп. Вот это я сообразил в 5 утра, и понял, что могу ничего не сыграть на публике, так как от волнения могу забыть ноту или ударить не ту, и все пропало! Я лежал в постели и вспоминал ноты, а их в этих вещах страшно много, так как это быстрые, весьма быстрые вещи.
Встал с постели, а пробовать играть нельзя, так как еще ночь, а у меня очень мощный концертный рояль, звук от которого на весь дом раздается и на улице его слышно. Я тогда стал тихо зубрить ноты, но их слишком много, и они не запоминаются. Тогда я решил пойти в Дом Ученых, в зале которого должен быть концерт и поиграть там. Я уже пробовал играть там, и знал как и что надо включать в зале и на сцене.
Подходя к Дому Ученых увидел, что рядом гуляет ДАС. Поздоровался с ним, хочу идти дальше, но ДАС меня останавливает словами: «Виталий Анатольевич! Там еще никого нет, давайте погуляем». На это милое предложение я даже не ответил ничего, настолько оно мне не подходило. Я прошел на сцену, включил свет, и начал играть. Все получалось, но волнения не было никакого, так как публики в зале не было. Тогда я решил попробовать играть с публикой, и в качестве таковой пригласил в зал ДАС, объяснив ему его роль и значение этой роли для меня. Сыграл ему. Все получилось. Но ДАС попросил меня еще что-нибудь ему сыграть. Я выполнил и эту просьбу. После этого он еще попросил, а в зал уже стала приходить публика. Меня уже попросили кончить играть, так как надо было готовить сцену к конференции. Но я уже попробовал играть на публике, и мое волнение улеглось. В результате первый в моей жизни сольный концерт на публике получился. Я все две пьесы доиграл до заключительных аплодисментов. Так что из этой глубокой ямы меня вытащил ДАС довольно легко, хотя я не знаю для чего он приперся вообще на конференцию по биомеханике, которую организовал наш медицинский отдел, к которому ДАС не имеет никакого отношения. Со второй не столь глубокой ямой ему пришлось ОХ! Как крепко поработать!
Копать себе вторую яму я начал, будучи в Москве на совещании в штабе Военно Морского Флота СССР. Это совещание было посвящено науке, и я представлял на нем Академию Наук СССР. Самое подходящее место для того, чтобы делать яму себе. Не правда ли? Как я могу вырыть яму себе? Точно так, как я это сделал, согласившись играть на рояле для публики, не умея этого делать. Здесь я поступил аналогично. Я тоже взял на себя обязательство, которое не знал, как выполнять. Идея этого обязательства появилась прямо на Совещании. На нем шла речь об обнаружении малошумящих подводных целей, а у меня появилась идея, благодаря которой эта проблема просто и гарантированно решается. Ничего для этого нового создавать не надо, так как и того, что уже создано и принято на вооружение флотом, вполне достаточно. Идея проста до того, что я не решился обнародовать ее на совещании. Часто бывает, что идеи, пришедшие а голову подобным образом, в силу каких-то причин не могут быть реализованы. Поэтому надо сначала потихоньку эту идею проверить, а потом можно уже и обнародовать. Идея была очень простой, слишком простой, чтобы быть новой и полезной. Она заключалась в том, что для обнаружения подводной цели надо использовать не одно имеющееся, готовое средство, а два. Одно средство только для того, чтобы достаточно основательно подсветить тот объект, который надо обнаружить, и второе средство, чтобы обнаружить уже достаточно подсвеченную цель. И то средство и другое уже есть на вооружении флота и нет видимых причин, почему бы их не использовать вместе. Эта идея во мне засела, и я после совещания, уже одевая пальто ее продолжал обдумывать.
Вдруг я увидел, что рядом со мной тоже одевает пальто знакомый мне адмирал. Этот адмирал незадолго до этого возглавлял Научно Исследовательский Институт Военно Морского Флота. А, когда его только назначили на эту должность, то он сразу же пригласил меня к себе для консультации. Этот же адмирал является близким другом нашего директора академика Андрея Викторовича Гапонова-Грехова. Об этом я узнал случайно. Мы с академиком обсуждали в его кабинете наши проблемы, как ему позвонил этот адмирал, и они долго разговаривали как друзья, интересуясь делами друг друга. Я не утерпел и рассказал адмиралу свою идею. Адмирал пригласил меня к себе на следующий день.
На следующий день ни адмиралу, ни сидящим за столом в его кабинете офицерам уже не требовалось пояснять идею. Всем все уже было понятно. Но люди собрались умные и достаточно опытные. В то же время идея достаточно привлекательна и проста, чтобы ждать, когда ее можно включить в план. Планы составлялись и утверждались тогда раз в 5 лет и ждать включения этой идеи в план надо было довольно долго. Поэтому решили, хотя бы немедленно проверить идею на опыте. Поэтому принялись составлять директиву флоту и нашему Институту по проверке этой идеи в натурном опыте. Иными словами, я полез в глубокую яму, так как эту директиву надо будет мне выполнять. Директива пришла в Институт. Меня тут же вызвали в дирекцию, и отругали, так как я привез работу, под которую не выделено никаких денег. Такую работу Институт выполнить не может, так как это не теория, а реальный и к тому же полномасштабный опыт, который требует финансирования. Вот я и оказался в глубочайшей яме. И как быть?
Но у меня же есть ДАС, который (я это хорошо знаю) при девчоночьем к нему отношении может выполнить любую работу при условии, что она ему нравится и к тому же связана с работой в море, куда его постоянно сильно тянет. Он, по его понятиям, уже очень давно никуда не ездил, и эта работа ему пришлась по душе, и он отправился в Севастополь выполнять этот опыт. Я даже нашел ему и помощников. В нашем Институте таковых найти не удалось, но тогда я позвонил в Ленинград генеральному директору огромной фирмы, которая занималась разработкой и изготовлением акустической аппаратуры для флота. У меня с этим директором были настолько хорошие отношения, что он выделил и направил в Севастополь помощников для работы с ДАС.
Приехав на место, ДАС сообщил мне, что флот не хочет выполнять директиву моего адмирала, поскольку флот ему не подчиняется, но он попробует моряков уговорить. Вот тут проявился талант ДАС. Он уговорил флот выполнить директиву, но на это у него ушло два месяца. За это время все помощники уже уехали и ДАС остался один выполнять директиву с помощью только флота, который ему удалось уговорить.
В опыте в качестве излучателя подсветки был использован мощный излучатель, разработанный и изготовленный в нашем Институте для работы, которая на этот момент уже закончилась. Отправляясь в командировку ДАС взял этот излучатель с собой. Излучатель был установлен с корабля на дно в заранее намеченную точку, отстоящую от расположения приемного корабля на расстояние 40 км. Между излучателем и точкой приема излучения излучателя должна была пройти обнаруживаемая цель. В точке приема располагался корабль, оснащенный чувствительной приемной акустической аппаратурой. Эта аппаратура должна была принимать сигнал излучателя, а также сигнал того же излучателя, рассеянный кораблем, который являлся целью, при его проходе между излучателем и приемником.
Начался опыт. Включили излучатель, который должен подсвечивать цель, которая должна вот-вот пройти между излучателем и приемником. Излучатель включили, а штатная акустическая система корабля этого сигнала не видит. Что это значит для этого опыта? Это значит, что эта система точно не увидит подсвеченную цель, коли она не видит саму подсветку.
Что при этом делает ДАС? Уходит не солоно хлебавши? А что он еще может сделать? Он никуда не уходит, остается на корабле, и берет в руки свой старенький портфель, который он зачем-то захватил на корабль. Далее он к удивлению моряков, достал из портфеля длинную тонкую веревку. Много веревки. К этой веревке ДАС привязывает крошечный гидрофон, который он достал из того же портфеля. Этот гидрофон, как и обычный микрофон преобразовывает акустические колебания, которым он подвергается в электрические сигналы. Эти сигналы от гидрофона по длинному тонкому проводу можно подключить к электронному осциллографу, который есть на этом корабле. ДАС опускает свой гидрофон с борта корабля на веревке в море и когда его гидрофон достиг некоторой глубины на осциллографе, к которому подключены провода от гидрофона появился мощный сигнал излучателя. То, что это сигнал излучателя видно по частоте принимаемого сигнала, и еще потому, что при выключении излучателя этот сигнал пропадает. Чтобы фиксировать принимаемый сигнал со своего гидрофона, у ДАС был припасен самописец уровня сигнала. Он представляет собой перо, которое прочерчивает линию на движущейся бумажной ленте этого самописца. Перо управляется сигналом гидрофона точнее уровнем сигнала гидрофона, его амплитудой. Если сигнала нет, то перо находится близко к краю ленты, а при появлении сигнала перо смещается к другому краю ленты тем сильнее, чем больше амплитуда сигнала.
Опыт в это время уже начался и шел полным ходом. Излучатель работал, посылая все время в среду постоянный сильный сигнал одной частоты. Уровень этого сигнала, принимаемого гидрофоном ДАС, записывался на самописец уровня и наблюдался на осциллографе. Когда корабль, служивший в этом опыте целью, проходил через линию, соединяющую излучатель и приемный гидрофон ДАС, то амплитуды сигнала излучателя, принимаемого гидрофоном, сначала немного увеличилась, а потом начала уменьшаться и упала почти до нуля, а потом стала опять возрастать, доросла до прежнего уровня и немного возросла. До прохода и после прохода корабля цели наблюдались только плавные небольшие изменения уровня сигнала излучателя.
В результате, ДАС привез мне запись своего самописца на ленте которого хорошо прописался проход корабля цели. Так хорошо прописался, как этого не получалось с тех пор ни разу. Эта запись не отличалась по своей форме от вычисленного на компьютере сигнала дифракции на прямоугольном экране. На записи не было видно никаких шумов или отклонений от ожидаемой согласно известной теории, формы прохода сигнала цели. Этот крупный успех положил начало новому направлению исследований Института, на которое и силы подходящие нашлись и необходимые для этого деньги тоже нашлись. В результате этих исследований была развита как теория, так и практика нового вида локации малошумящих или вовсе не шумящих объектов, перемещающихся под водой. Неудач на этом пути было еще очень много. Таких удач, которые случились в этом первом опыте больше не было, а таких опытов, в результате которых сигнал излучателя было хорошо видно, а прохода корабля, который являлся целью, не было видно совсем, было очень много. Если бы эти опыты начались с серии таких опытов, или бы ДАС не проявил свою прыть и подстраховку при выполнении адмиральской директивы, а и то и другое вполне могло быть, то этих исследований, по которым опубликованы десятки работ, многочисленных авторов, не было бы в Институте. Вот какова определяющая роль энтузиаста в науке!