Андрей проснулся первым, открыл глаза и тут же зажмурился снова. В лицо через окно лилось своими мягкими, ровными, светло–оранжевыми рассветными потоками солнце. Оно ласково грело кожу, подушку, на которую так приятно лечь щекой и еще немного подремать, ловя последние мгновения уходящего сна. Оно, путаясь в хрусталинках люстры, пускало по стенам и потолку радужных зайчиков. Те прыгали и носились друг за другом, подгоняемые проникающим в открытую форточку ветерком. Было тихо, как будто ты оглох или находишься в студии звукозаписи, и оператор грозно вскинул руку, давая всем понять, что «Сейчас начнём, не балуйте там у меня!». Все затаились – и птицы за окном, и часы, что до этого мерно тикали, отсчитывая секунды, и обогреватель, гудящий на стене… Всё перестало быть, даря минуты полного покоя.
Андрюша любил это время – утреннее, перед работой и суетой обычного рабочего дня. Нет пока еще звонков, гудящих машин, нет людей и забот. Есть только ты и Анька, что, прижавшись к мужу голой спиной, сладко спит, подложив под голову руку.
Мужчина полежал еще минут пять, потом осторожно встал, укрыв Аню тёплым от своего тела одеялом, босиком подошёл к радиатору. Холодный. Опять, видимо, выбило тумблер, вот говорили ему, не «сажать» на одну линию так много приборов, а он «посадил»…
Надо сходить к щитку, включить электричество, а то в гостиной на первом этаже за завтраком будет очень холодно, да и в комнатах тоже.
Андрей поискал глазами одежду. Спортивный костюм висел, как обычно, на стуле, у кровати. Аня всегда ругалась на мужа, просила убирать одежду в шкаф, так эстетичнее, мужчина забывал и по старой привычке аккуратненько развешивал вещи на стуле.
Андрюша вырос с бабушкой, Ириной Константиновной. Мать его рано умерла, отец сразу после похорон привез сына к бабе Ире, попросил разрешения оставить ребенка ненадолго, и уехал работать в Новосибирск. «Ненадолго» затянулось на много лет. Михаил писал сыну и родителям письма, присылал подарки, приезжал ненадолго, вел себя в доме как гость. А потом рассказал, что встретил женщину, что они хотят пожениться, но вот Андрюшу забирать в новую семью Михаил отказался.
— Ну куда я парня потащу? Здесь у него школа, друзья, дела разные. А там всё чужое, да еще и женщину другую матерью называть…
Андрей с доводами отца согласился. Другая мама ему не нужна, он останется помогать бабушке.
Баба Ира как будто обрадовалась такому согласию между родными. С Андреем ей было легко, он охотно помогал по хозяйству, развлекал деда–инвалида, был постоянно чем–то увлечен и не хулиганил, бегал в художественную школу, треща деревянным ящичком с красками и кистями, вечерами малевал у себя в комнате. Рисовал всё, что попадалось на глаза – сидит ли ворона в грязной луже, она тут же была изображена на бумаге резкими, быстрыми движениями, потом дома выкрашена гуашкой, что попалась первой под руку. Морковка, завалившись за ящик, скукожилась, ссохлась, увяла – и ее надо изобразить, это даже интереснее, чем что–то красивое, это сложнее и заковыристее. Капли на клеенке стола, старые дедовы валенки, выставленные в прихожую «на выброс», сломанные, покрытые пылью соседские лыжи в холле – вещи, казалось бы, неприглядные, но от этого еще более для Андрюши притягательные. А как изобразить пыль? А как ворсинки валенок отделить от сумрака прихожей, а как в капле, такой махонькой, отразить всю комнату, ведь она в ней есть! Это видно, если лечь на стол щекой и посмотреть на водяное пятнышко, прищурив один глаз…Интересно до ужаса!.. Для бабы Иры Андрей малевал другое – «красоту». Положит она фрукты на большое стеклянное блюдо – и они уже на картинке, как живые, кажется, даже еще более спелые да вкусные, чем в жизни. Нарядят в доме ёлку, хиленькую, пластмассовую, зато игрушки из коллекции, старинные, все расписные, – ёлка с разных ракурсов уже в альбоме, а потом, если есть время, на холсте, хоть выставку устраивай. Ира все подаренные рисунки хранила. Даже если на обычной бумаге были сделаны, всем знакомым показывала. Не хвасталась, гордилась скорее, каким талантом Бог наградил внука. Это ему от мамы досталось, талант такой…
Поэтому Ирина даже нисколько не переживала, что Миша не забирает сына в новую семью. Дома Андрюше лучше, а дом, как полагала бабушка, у нее лучше, чем там, в холоде да темноте…
Миша тоже пусть будет счастлив, раз так решил.
Ира собрала кое–какие подарки для новой невестки, посетовала, что не сможет быть на свадьбе, наказала Мише прислать фотографии, перекрестила его и проводила на самолёт. Отец, Николай, пожав сыну руку, велел Андрюше писать, ну и их, стариков не забывать…
Михаил в Москву больше не приезжал, квартиру свою, где жили сначала с Андрюшиной матерью, оставил за собой, пообещав потом переписать на сына. В Новосибирске у него родилась дочка, потом еще мальчишка. Уже учась в институте, Андрей получил от отца приглашение.
— Ты бы приехал, посмотрел, как живём, с братом, сестрой познакомился, а? Ну и с Галиной…
Андрей сначала отказался.
— А что я там буду? Чужой, лишний, зачем?! — твердил он на все уговоры бабы Иры.
— Так с чего лишний, коли сами зовут? Поезжай, хоть потом расскажешь, как там внучики мои новые, как там всё!..
Андрей согласился, сдал сессию и полетел к отцу. Ирина накрутила ему три сумки с гостинцами, вещами всякими, будто в Новосибирске, как в тайге, ничегошеньки не продают.
— Ну, продают или нет, мне неведомо, а от души же собираю, от сердца. Вези!..
Михаил встретил сына в аэропорту, на такси доехали до дома.
Чистая, уютная квартира, в прихожей детская обувь и шубки, пальто, курточки. Хозяйка, Галина, в простом, домашнем платье, стоит и смущенно улыбается.
Андрею тоже с ней неудобно, непонятно, как называть, обращаться.
Две детские головки, Олина и Васькина, высовываются из–за двери.
Сели за стол, поговорили о пустом – о погоде, как нынче летают самолёты, что передают по телевизору. Потом Андрей рассказал об учёбе. Когда стало совсем муторно, потому что темы для разговора закончились, стали разбирать гостинцы. Галине бабушка передала чайный сервиз на две персоны – изящные, тонкого фарфора чашечки с пышногрудой Мадонной на боку: Детям игрушки, Мише – часы, что от деда стались.
Галя поблагодарила Андрюшу, велела передать большое спасибо и бабе Ире с Николаем. Михаил рассеянно кивал. Приезд сына как–то выбил его из колеи, хотя был ожидаем, но заставил вдруг осознать, что этот ребенок уже вырос, а отец и не заметил, как…
Андрей познакомился с ребятами. Сначала они показались ему какими–то неживыми, деревянными что ли. Тихо говорят, играют, тихо сидят и, кажется, даже молчат тихо, чтобы не сотрясать воздух своим дыханием. Андрюша так не мог. Он привык балагурить, смеяться от души, так, чтобы слёзы текли и у него, и у того, кто рядом; любил потопать в прихожей, отряхивая снег с ботинок, любил звенеть ложечкой в чашке, размешивая сахар, но звенеть не просто так, а выбивая мелодию.
— Андрюша, не надо, — поджав губы, попросила Галина, и зыркнула на сидящих за столом детей. Те улыбались, тоже уже тянулись к свои ложкам. — Очень шумно, так вести себя нельзя.
— Извините, — Андрей пожал плечами. — А можно мы с ребятней гулять пойдем после обеда? Солнце у вас тут, я смотрю, гость редкий, пусть дети позагорают.
Галя быстро посмотрела на мужа, покачала головой.
— Понимаете, Андрей, у детей режим. После обеда у Васи занятие музыкой, Оля у нас готовится к переводу в математическую школу, тоже много заданий.
— Да пусть один разочек покувыркаются на горке, Галь! Брат же приехал! — Миша просяще улыбнулся.
Женщина, поджав губы кивнула.
— Ну ладно, хорошо. Только тогда все занятия переносятся на вечер, пока не сделаете, ужинать не будем.
Дети согласно кивнули. Они даже радоваться как следует не могли, боялись спугнуть эту тишину, вселенскую, тягучую, что царила в новом доме отца…
Андрей, схватив санки и отцовские рукавицы, выбежал из подъезда, подождал ребят.
— Где у вас тут самая дальняя горка? Ну, куда можно от дома уйти? — поинтересовался он.
Дети растерянно переглянулись, потом ткнули руками в одинаковых варежках влево. Там, в сквере, была огромная гора, спускающаяся в пруд.
— Ага, тогда пошли! А ну кого первого на санках покатать? — Андрюша подмигнул и, подождав, пока Оля сядет на деревянные перекладинки, припустил бежать. Санки болтались в стороны, Оля сначала тихо сидела, крепко вцепившись в железную спинку, а потом стала повизгивать, затем уже кричала вовсю, смеялась, словно бубенчики звенели, рассыпаясь в морозном воздухе сотнями оттенков.
Васька, какой–то малюсенький даже для своего возраста, бежал рядом с Андреем, помогал тянуть санки. Он делал это сосредоточенно, как будто бы выполнял важную работу. Андрей, остановившись вдруг, обхватил паренька своими большими руками и, покружив в воздухе, посадил на верхушку сугроба.
Вася испуганно поёрзал, но о помощи не просил. Потом, нащупав рукавицей комок снега и прищурившись, бросил его в Андрюшку–хулигана. Снежок угодил прямо в нос. Андрей охнул. Вася в ужасе втянул голову в плечи, ожидая расправу, Оля встала с санок и, схватив Андрея за руку, стала шептать, что брат не нарочно, что он просто неловко кинул…
Андрейка, взревев: «Ах, не нарочно, ах, неловко!» полез на сугроб, рыча, словно медведь, и улыбаясь. Нос немного саднило от царапнувшей по коже льдинки, но разве это беда?!
— А ну подать сюда Васькина–атаськина! Я его есть буду! — заревел парень. — Зайца такого, забияку!
Оля застыла, а потом, вдруг поняв, что это шутка, залилась опять своим бубенчиковым смехом.
— Вася, беги! Беги, а то съест тебя Андрюшка!
«Андрюшка»… Оля засмеялась еще сильнее. Имя брата было смешным и таким родным, хотя она видела этого взрослого, красивого паренька в первый раз…
Василий вскочил, потом, повалившись в гущу сугроба, опять упал, забарахтался. Нога вывалилась из валенка, шерстяной носок облепило снегом. Мальчик сразу погрустнел, вздохнул и стал отряхиваться. Андрей помог ему натянуть валенок, очистил от снега пальто и вдруг схватил пальцами за кончик носа.
— А у кого на носу малинка, а? У кого?
Кончик носа мальчишки действительно был похож на маленькую аккуратную ягодку.
— У Васи! У Васи! — захлопала в ладоши Ольга. — А у меня земляника!
Они носились по улице, визжали и кидались снежками, потом до слабости в ногах катались с горки. А когда шли домой, уже стемнело, на улицах зажглись фонари.
Андрей любил это время. Всё вокруг желто–оранжевое, с мигающими красными и зелеными огоньками светофоров, всё в нежно–голубой дымке от морозного дыхания заводских труб, томное и искристое от летящих с неба снежинок. Кое–где ветер треплет забытую мишуру, елка во дворе Олиного и Васиного дома стоит, украшенная игрушками. И кажется, что ты попал в сказку, где ты главный герой, и любое твоё желание тут же исполнится…
Однажды маленький Андрюша долго–долго гулял с матерью, была зима, холодрыга. Мама выронила ключи, потеряла где–то в сугробе, пришлось ждать, пока с работы вернется отец. Они с мамой тогда наскоро перекусили горячими бубликами из палатки на углу, добрели до Арбата, долго ходили, рассматривая выставленные там картины, потом, шепчась, рассматривали иностранцев в шубах и мохнатых шапках, стайками выходящих и входящих в сувенирные магазинчики. Вот также горели огоньки, кружился пушинками снег, и было по–праздничному весело…
Мамы больше нет, вернуть ее не получится, это желание не исполнится…
Андрей задумчиво шагал вперед, везя за собой санки. Оля и Вася, точно воробышки, тесно прижались друг к другу, сидя на деревянных перекладинках.
— Лёлька, ты чего? Ну чего ты?! Андрей, Оля плачет!
Андрюша остановился, отпустил веревку и быстро обернулся.
— Ты чего? Замёрзла? Болит что?
Андрей испугался, что Оля ушиблась, когда кубарем слетели с горы, санки в одну сторону, ребята в другую. Оля оказалась под всеми, но даже не пикнула…
— Нееет, — всхлипнула девочка, — варежку потеряла. Они на веревочках были, оторвалась, наверное... Мама ругаться будет, она мне эти варежки сама связала! С лошадкой, как я хотела! Уууууу!
Надо сказать, что Галина, действительно, была мастерицей в рукоделии – шарфики, варежки, носки с узорами и картинками давались ей легко, дело шло быстро, с удовольствием. И, может быть, она бы связала и другую варежку вместо потерянной, но была у Галины еще одна особенность – очень бережное отношение к вещам. Не до фанатичного трепета, конечно, но порванные Васькой штаны и вытертые на коленках колготки Оли заставляли ее лицо каменеть, губы вытягивались ниточкой, сам воздух, кажется, искрил молниями.
— Это что такое? — тихо спрашивала она. — Вам что, эти вещи волшебной палочкой наколдовали? Мы с отцом работаем и покупаем одежду, себе иногда отказываем, чтобы у вас всё лучшее было, а вы!..
То же самое касалось потерянных игрушек или, вот, варежек…
— Прямо так и ругаться? Ваша мама добрая, она не станет… — покачал головой Андрей.
В определенном смысле она была и его матерью, мачехой, какая–никакая родня, но в таком ракурсе он Галину не рассматривал, как–то даже в голову не приходило называть Галю мамой вместо МАМЫ, той, что расплывчатой тенью иногда маячила во снах, улыбалась и исчезала перед самым рассветом…
— Станет, еще как станет! — Ольга, уставшая, голодная, заныла еще сильнее.
Андрей растерянно огляделся. Ну и где теперь искать пропажу? Возвращаться на горку далеко, провозятся еще с час, да и темно, в снегу не найдут…
— Пойдем домой, авось, обойдётся! — нарочито громко и весело сказал Андрюша и уже поднял веревку, чтобы припустить рысью вперед, таща свой ценный груз, но тут из занавеса снегопада прямо на них выскочила девушка.
— Ох, ну что же вы! Я зову, зову! Уже горло болит, а вы глухие. Ваша? — спросила она и протянула ребятам варежку, ту самую, с лошадкой на тыльной стороне ладошки.
— Моя! Моя! — Оля неловко слезла с санок, запрыгала, прижимая к себе находку.
— Что надо сказать, а, Оля? — строго спросил Андрей и, быстро наклонившись, вытер девочке нос.
— Спасибо, — прошептала Лёлька и отвернулась.
— Пожалуйста.
Незнакомка уже собралась уходить, но Андрюша встал перед ней, мешая пройти.
— Мы ваши должники, — прошептал он. — Как мы решим этот вопрос?
— Этот вопрос? — рассмеялась девушка. — Покатайте меня на санках! Сто лет не каталась!
Андрюша покачал головой.
— Ну покатайте! Я худенькая, не сломаю!
— Ладно! А ну, ребятня, уступайте место!
Дети вскочили.
— Вас как зовут? Меня Андрей. Это Вася и Оля.
Парень кивнул на малышей.
— Аня, — улыбнулась девушка. — Ну. поехали! Чего стоять–то?!
Она, миниатюрная, гибкая, быстро села на санки, поджала ноги и оттянула шапку, сползшую на лоб.
Прохожие отходили в сторонку, пока по тротуару, смеясь и поскальзываясь, бежала тройка гогочущих детей, мал мала меньше, а на санках за ними, смеясь, сидела Аня и вежливо благодарила, что освободили проезд…
— Ну, всё! Всё! Хватит, мне пора домой! — Аня потянула за веревку, Андрей остановился. — Спасибо, давно так не веселилась.
Девушка легко встала, улыбнулась и показала на многоэтажку слева.
— Вот тут я и живу. Вернее, мама живёт. Я к ней на каникулы приехала. До свидания!
Андрей кивнул, пожал потянутую ему тонкую девичью руку.
— Ну ты чего ее не поцеловал? — прошептал Василий. — Я бы обязательно поцеловал…
— Потом поцелую! — уверенно ответил Андрюша и потащил ребят домой. Галина, небось, уже с ума сходит, и так задержались, какие уж тут поцелуи!..
Галя встретила их в прихожей. Она стояла прямая, строгая, сложив на груди руки и поджав губы.
— Мама, это мы! На горке были, на… — взахлеб, перебивая друг друга, кинулись трещать дети, но женщина оборвала их коротким:
— Переодеваться и ужинать!
Женщина подождала, пока дети уйдут в комнату, потом уставилась на пасынка.
— И как это называется? Ты на время смотрел вообще? Ты не знаешь город, ты увел моих детей гулять три часа назад!
— Извините, правда, не хотели, так вышло. Уж очень им понравились горки! Эти маленькие пингвинята мне весь хребет отсидели! — попытался отшутиться Андрей. — Где папа?
— Отец уехал по делам. С твоей стороны это безответственно и глупо. У детей еще было много дел, занятия, уроки. У нас строгий режим, ужинать давно пора!
— Тёть Галь! Ну один раз можно и без режима! Сами же говорите – дети! Такой день, я у вас в первый раз, и ребятишкам интересно, и мне. Ну я же извинился!
— Послушай, Андрей, мне не нужны твои извинения. Ты, по сути, нам чужой человек, ты приехал сюда и решил, что можешь наводить свои порядки? Но здесь мои правила, нравится тебе это или нет. Тем более это касается моих детей.
Андрей, до этого отряхивающий с Олиных ботинок прилипшие комочки снега, медленно выпрямился. Улыбка слетела с его лица, оно стало таким же каменным, как и у стоящей напротив него женщины.
— А знаете, что мне всё же нравится сейчас? — тихо спросил он.
Галина приподняла брови и отрицательно покачала головой.
— То, что вы не моя мать и никогда ею не станете. А Лёльку и Василия мне искренне жаль. До свидания!
Он схватил куртку и ушёл, хлопнув дверью.
Галя с досадой оглянулась, прикрикнула на детей, чтобы шли ужинать.
Приезд Андрея был для неё уж не особо радостным событием. Это прошлое Михаила, тропинка, которая опять может увести его в грустные, сумрачные воспоминания, тоскливые вздохи и горькую безучастность к настоящей жизни.
Гале Михаил сразу приглянулся, как только он появился у них в офисе. Видный, образованный мужчина, вежливый, не заносчивый и сразу видно, что не бабник. Только потом она узнала через отдел кадров, что он вдовец. Это многое объясняло, но и на многое давало «зеленый свет». Если у других работников их компании были семьи в Москве, Питере или еще Бог весь, где, то Миша свободен. Что есть сын, Галина тоже узнала, но где он, как и чем живет, она могла только догадываться. Раз Миша не просил место в ведомственном детском саду, значит, ребенка тут нет. Видимо, живет с бабушками, как это часто бывает. Потом, если у них с Мишей всё наладится, она спросит, возможно, даже решит, что готова воспитывать ребенка, но не сейчас…
Галя, по сути, была неплохая женщина, красивая, со вкусом одетая, рассудительная и бережливая. У неё не было, как у многих других подруг, тысячи романов с командировочными, не было слезливых историй и разбитого сердца. Она выбирала, тщательно и скрупулёзно рассматривала кандидатуры, с кем–то оставалась друзьями, кого–то гнала от себя. А Мишу приручила и оставила. Из служебной комнаты он переехал к ней в квартиру, стали обживаться теперь уже как семья, сделали ремонт, завтракали вместе на кухне, Галя варила мужу кофе, он читал вслух газету. А потом застывал, отвлекался, уносясь мыслями куда–то в другое место.
— Ты чего? — тихо дотрагивалась до его плеча Галя.
— Нет, ничего, так… — отмахивался Миша и прогонял видение из прошлой жизни.
… Перед глазами стояла первая жена… Лена, милая, заспанная, чуть–чуть ворчащая, готовит ему завтрак. В комнате заплакал Андрюша, Лена бросает всё и бежит к нему. Михаил улыбается, когда жена вносит на руках сына. Тот морщит нос и хнычет, жмурясь от солнечного света…
Видение настойчиво, уходить не желает, дразнит и маячит, не давая покоя.
— Может, рано женился? Не отболело еще? — думает потом, по пути на работу, Миша. Он стоит рядом с Галиной, она висит на его руке, прижатая толпой, напирающей сзади. — Может, уже не дано стать семьянином? Однолюб?..
Несколько раз Миша ездил навещать сына и родителей, на каждый праздник отправлял в Москву посылки, писал письма. И каждый раз Галина нервничала, а вдруг не вернется он больше к ней, останется там, с ребенком? Что тогда?..
Детей ни Миша, ни Галя не планировали. Но потом Галя всё же решила, что общий ребенок скрепит семью. Родилась Оля, и муж как будто ожил, ездить в Москву перестал, ведь Галочке надо помочь с ребенком. Гулял, сюсюкал. Сам ночью кормил дочку из бутылки, потому что Галя отказалась от грудного вскармливания практически сразу. Оля стала суперклеем, на котором держалась семья. Вася же, как говорила Галя подругам, «получился случайно». Можно было «прервать», но Мишка так обрадовался, что будет второй малыш, что внешне помолодел лет на пять.
Об Андрее Михаил, конечно, не забывал, но времени на размышления не было – у Галки сильный токсикоз, Оля в садик ходить отказывается, липнет к матери, а та отталкивает её, боясь за беременность, ещё надо думать о квартире побольше, ведь в Галиной однушке с двумя ребятишками тяжело...
Квартиру в итоге взяли в кооперативе, Ольгу перевели в другую группу садика, к воспитательнице, которая ей очень понравилась, Галина немного оправилась, стала выходить гулять и «гнездиться» в новой, еще строящейся квартире, мечтать, как и что она там сделает…
Василий родился в апреле, а в мае умер Мишин отец. Галя проводила мужа на похороны, но уже не боялась, что тот не вернется. Двое детей, она, еще слабая после родов, дела – всё тянулось прочными нитями к Михаилу, заставив его сразу купить обратный билет.
Андрей остался жить с бабушкой. Миша, как он потом рассказывал жене, уговаривал мальчика поехать с ним, но потом сам понял, что ни к чему это. И Гале станет втройне тяжелее, и баба Ира тогда останется совсем одна. Сам Андрюша, ошарашенный смертью деда, вообще не думал о переезде. Он просто сидел в своей комнате, закрыв дверь, в темноте, или уходил гулять. Хорошо хоть, что на носу были экзамены. Это вернуло парня к жизни…
То, что Андрей приедет в гости, Галина узнала от мужа уже после того, как тот созвонился с Москвой.
— Миш, а где же мы его разместим? — растерянно спросила она. — Две комнаты, кухня маленькая. Не на балконе же ему спать!
— Ну, можно на время переместить детей к нам. Ты с ними, я с Андрюхой в маленькой комнате. Это всего на пять дней. У сына каникулы, хочу ему город показать, да и вообще…
— Понятно, — протянула Галя, убирая со стола. — Ты всё уже решил.
Миша внимательно посмотрел на отвернувшуюся жену.
— Я думал, ты обрадуешься. Это мой сын, Галя, и я его люблю. Я не прошу тебя полюбить его, но сделать так, чтобы он был у нас хорошо принят, уж постарайся!
Миша так с ней никогда не разговаривал! «У нас принят»… Квартиру взяли на Галкины сбережения. У Миши вечно в карманах ветер – зарплата небольшая, так он еще и половину отправляет матери и сыну. И Галя еще должна стараться!..
Но видя, как рассердился на ее безразличие муж, Галина поспешила загладить свою вину, уверила его, что, конечно, примет Андрюшу с любовью и вниманием, будет очень ждать его приезда… Ждать и бояться…
Гостевание Андрюши смешало все карты, сбило с привычного, каждодневного пути. Дети поздно ложились, утром их было и пушкой не разбудить, Миша взял на работе отгулы, в день приезда сына напился, чего Галина терпеть не могла. Всё кувырком, а надо еще привечать гостя дорогого, угощать вкусностями и радовать беседами…
… Сегодня на исходе третий день. А Галя не выдержала, сорвалась вот… Всё из–за их вечерней прогулки…
Вот и где теперь искать этого мальчишку?! Нет, она не пойдет рыскать по дворам, уговаривать и вымаливать прощение. Он решил, что может не слушаться ее, но ошибся!..
Андрей отошел подальше от дома, сел на спинку скамейки, закурил.
Мимо сновали прохожие, сначала сплошным потоком, потом всё реже, а через какое–то время двор опустел, рассыпав по окнам разноцветные огоньки. Все дома, им тепло и уютно, пьют себе чай или смотрят телевизор, разговаривают или молчат. Но они у себя, а Андрей – у чужих людей. Только Оля и Вася свои, родные. Но это пока… Повзрослеют, тоже оттолкнулся от Андрюши, как от чужого, зачем он им?..
— Извините! А что же вы тут? Один… — перед Андреем остановилась худенькая фигурка в пальтишке и сапогах на босу ногу. — Я вас из окна увидела, узнала. Что–то случилось?
Аня тревожно уставилась на знакомого.
— Нет, — пожал тот плечами. — Ерунда.
— Так нельзя, вы замерзнете! Ночью обещают резкое похолодание!
Девушка замялась, а потом продолжила:
— Может, вы пойдете к нам? Мама будет рада с вами познакомиться. Я напою вас чаем. У нас варенье есть, много! Вы какое любите?
Она вдруг превратилась в говорливую девчонку, маленькую и потому отчаянно смелую, быструю, как речка, и звонкую, как клавиши ксилофона.
Андрей улыбнулся. Если бы сейчас у него был карандаш и бумага, он бы ее нарисовал, вот такую, звонкую… Только бы не забыть! Потом обязательно написать её красками!..
Мама Ани, Валерия Денисовна, встретила гостя в прихожей. Выкатив туда своё кресло–каталку, она улыбнулась, тихо поздоровалась и предложила пройти в гостиную.
Андрея поразило, с каким достоинством и свободой она держалась. Ни капли стыда или смущения от своей неполноценности, ни грамма тоски или злости.
Спокойное, царственное умиротворение было во всех движениях женщины, голосе, позе.
Аня суетилась, разливая всем чай, Валерия пока развлекала Андрея беседой, а как узнала, что он из Москвы, вся расцвела, засыпала вопросами о жизни в столице, о тех местах, что хорошо помнила по своей прошлой жизни.
— Вы, Андрей, наверное, думаете, что я провела здесь, в Новосибирске, всю жизнь? Нет, раньше я была москвичкой. Потом переехали сюда, Анечке тогда только исполнилось три года. Потом случилась авария, я осела в это кресло, о Москве уж и не думала. Ну, ничего! Ничего, жизнь длинная, всё еще впереди!
Они выпили по бокалу вина «за знакомство», поели сваренных на скорую руку пельменей, потом был, как обещала Аня, чай с вареньем и пряниками.
Валерия разговорила парня, и вот он уже рассказывает о матери, о том, как женился второй раз отец, как пригласил к себе в гости, а мачеха обозвала чужим…
— Мы никогда с ней не будем друзьями, — пожал плечами Андрей.
— Вы жалеете об этом? — Валерия Денисовна спокойно положила гостю на тарелку несколько ломтиков сыра. — Вы приехали дружить с ней? Зачем?
— Ну… Я… — замялся молодой человек.
— Она столько лет не знала вас, не хотела знать. Вы тоже жили совершенно нормально без неё, а тут вдруг «здравствуйте, давайте дружить семьями»?
— Но она так грубо сказала мне…
— Она констатировала факт. Вы посмотрите на ситуацию с другой стороны! Предположим, что ваш отец пригласил вас без ее ведома. Где разместить, кто и где будет спать, чем вас развлекать и кормить – всё легло на ее плечи. А у нее свой режим, у детей занятия, как вы говорите… И тут всё рушится, потому что теперь есть вы, и от этого факта не отвертишься. Допустим, она, как это сказать…
Валерия на секунду задумалась, подбирая слово.
— Она закостенела в своих правилах и устоях. Ужин в семь, завтрак в восемь, и не секундой позже. Бывают такие люди, им тяжело менять что–то, подстраиваться. Она сорвалась. Или, что еще более вероятно, она вас просто боится.
— Что? С какой стати?! — усмехнулся Андрей.
— Ну, вы же приехали ее оценить, сравнить с настоящей вашей мамой. Чаще всего такие сравнения проходят не в пользу мачехи. Анечка, поставь еще чайник, пожалуйста.
Аня налила воды в стеклянный электрический чайник, щелкнула кнопкой. Зашумело, забулькало в прозрачном брюхе, из носика пошёл пар.
— Итак, вам, конечно, эта женщина не понравилась. Вы скажете об этом отцу.
— Не буду я ему ничего говорить! — насупился гость.
— А она, Галина, думает, что будете. Вы скажете папе, что презираете его за такой выбор, попытаетесь открыть ему глаза, на кого он променял память о вашей матери, вы выставите Галю гарпией, приведя тысячу доводов. Миша всё поймет и разлюбит её.
— Да ну бросьте! Вот так сразу и разлюбит? — Андрей бросил в чашку кубик сахара.
— Извините, но это уже пятый. Вы сластена! — Валерия улыбнулась.
— Ох, я и не заметил…
— Ничего. Так вот, Галина думает, что да, вот так возьмет и разлюбит. Она останется с двумя детьми, возможно, долгами и разбитой судьбой. Занавес. Драма окончена. Но ни вы, ни она не учли один момент!
— Какой? — хором спросили Аня и Андрей.
— Ваши воспоминания о матери наивные, детские, даже придуманные. Вы ее наделили всеми качествами, что хотели бы видеть в своей маме. А Галя из плоти и крови, она живая и грешная. Ваша мать тоже была грешная. Не верю, что не ругалась и не кричала, что ни разу не наказывала вас… Это сказки. Женщина – существо чувственное, голова порой подчиняется сердцу. А сердце болит, пылает, холодит или зло кусается. Оно может заливаться мёдом, а потом вдруг заставить говорить такое, что режет похлеще ножа. Это есть у всех, только в разной степени.
Валерия замолчала, дав время на раздумье.
— И что же теперь? Простить Галину? Ну нет! — упрямо покачал головой Андрей.
— Простить? За что? Что она вам не родная мать? Она в этом не виновата. Что не приняла вас с особенной теплотой? Ну, позвольте, заставить сразу полюбить невозможно. Вы ждали от неё чего–то, она не оправдала ваших ожиданий. Винить стоит только себя. Вы сейчас обидитесь на меня, возможно, я даже разрушаю вашу будущую счастливую жизнь со моей дочерью, но поверьте, в вашей ситуации все и сложно, и просто одновременно. Не надо ждать материнской любви. Она родится сразу, только если родить ребенка или сознательно усыновить его. А полюбить взрослого, совершенно незнакомого – это труд. У вас есть мама, вы ее любите. Так и отпустите Галину. Она – жена вашего отца, мать сводных брата и сестры. Всё остальное – только ваши ожидания и надежды…
Валерия Денисовна посидела еще немного, потом, пожелав спокойной ночи, выкатилась из гостиной. Аня помогла матери лечь в кровать, потом вернулась к молодому человеку.
— Андрей! Андрюша! — позвала она тихо, но парень уже крепко спал, свернувшись на небольшом диванчике…
… — Где ты был?! — Михаил накинулся на сына, лишь только он вошел в квартиру. — Мы с Галкой уже все больницы обзвонили! Ты в своём уме?!
Галя, бледная, встревоженная, стояла в дверях детской, теребя в руках какие–то ленточки. Она пыталась сделать Оле косички, но всё сегодня валилось из рук.
— Тётя Галя, — Андрей подошел к мачехе, посмотрел ей прямо в глаза. — Я был не прав, извините. И я не собираюсь сравнивать вас с мамой. Раз папа вас выбрал, значит, так тому и быть. И меня вы любить не обязаны совершенно. Мы еще мало знаем друг друга, чтобы говорить о родственных чувствах. Но вот года через два вам придётся приехать в Москву.
— Зачем? — испуганно прошептала Галя.
— У меня будет свадьба, я хочу, чтобы вы там были. Все, с детьми, — кивнул Андрей на выглядывающие из комнаты детские личики. — А пока я предлагаю попить чай. У меня самолет в семь вечера, что будем до этого делать?
Миша только развел руками, Галя растерянно вздохнула и ушла на кухню. А ребятня, притащив бумагу и карандаши, попросила Андрюшу нарисовать их портреты…
… Андрей, натянув спортивный костюм и теплые носки, уже выходил из комнаты, но обернулся и взглянул еще раз на жену. Румянец на щеках, по–детски чуть приоткрытые в соне губы, прядки на лбу, худое плечико, высовывающееся из–под одеяла… И круг восходящего солнца за окном…
— Это должно быть написано маслом, на огромном холсте, во всю стену! — подумал мужчина, улыбнулся и поспешил вниз, включать отопление.
Через три часа в их с Аней доме станет шумно, приедет отец с Галиной. Оля и Вася, совсем взрослые, тоже обещали быть. Мама Ани, Валерия Денисовна, уже здесь, живет на первом этаже. В ее комнате отопление должно работать автономно. Дети Андрея и Ани, двое мальчишек, Егор и Николай, судя по топоту сверху, уже проснулись и разносят детскую в пух и прах. Еще будут несколько друзей Андрюши, Анина подруга с ребенком…
Андрей построил огромный дом, для большой семьи, для близких и друзей. Места хватит всем. И душевного гостеприимства тоже вдоволь. Детские обиды, ревность, напрасные ожидания и страхи в прошлом. Теперь можно смело открывать двери и впускать к себе новых людей, а те, что дороги, но уже никогда сюда не придут, пусть будут в сердце. Там их место вечно и никогда не будет заменено кем–то другим. Сердце огромно, любви хватит на всех!..