Матвей, Алешка и Степка были закадычными друзьями. Учились в одном классе, и в армию их в один год призвали.
-Ну вот уже и служить, - тоскливо протянул Алешка, - а я и водки-то не попробовал, да и бабу настоящую не щупал.
-Да хорош врать-то, - оборвал Матвей, - а кто весь десятый класс с Наташкой обжимался.
-И все на этом, - отрезал Алешка, - я тебе говорю с ба-бой, - по слогам произнёс он, - а ты мне Наташку поминаешь. Тьфу, малявка.
Степка, улыбаясь, слушал перепалку своих друзей и вдруг выпалил:
-Знаю, где самогоном разжиться можно. Я у тетки Авдотьи выпрошу, у неё есть, я видел, что ж зря я ей дрова колю сызмальства? - хохотнул Степан.
Ребята заинтересованно сгрудились вокруг него и стали спрашивать наперебой:
-А даст она тебе? А матери не растрезвонит? А сколько даст? А когда спросишь?
-Да сейчас и пойду.
Пацаны одобрительно загудели.
Через пятнадцать минут Степан стоял во дворе тетки Авдотьи. Впрочем не такой уж и тетки.
Была это ладно сложенная, сбитая, крепкая баба, с длинной, толстой, русой косой. Было ей лет сорок, не больше. Семьи у неё не было, как-то не сложилось.
За ровесника ей не хотелось, а парней постарше на войне поубивало: в 1945 году было Дусе восемнадцать лет. Взрослым бабам мужиков не хватало, а уж таким как Авдотья и подавно.
Степан канючил самогонки, Авдотья артачилась.
-Ну, тетя Дуся, ну дай выпить-то нам. В армию нас забирают. На той неделе уже уедем, а мы ещё и нюхом не нюхали. В армии точно не дадут выпить, а нам охота. Ну дай хоть немного.
Авдотья подбоченясь глядела на парня:
-Ишь, чего удумали! Если не нюхали, с чего охота? Сказала, не дам, не проси. Как мне матери-то твоей в глаза потом смотреть? Нет и нет. Уходи. Малины хошь? Вот ее дам, - загоготала Авдотья.
-Да не узнаёт мама ничего. Ты немножко дай. Я что тебе зря гору дров за всю жизнь переколол?
-Ах ты ирод, - Дуся сняла фартук с веревки и огрела парня по спине, - ты что ж забыл, сколько я тебе за те дрова яиц переносила да сметанки? Забыл, как за обе щеки уплетал-то? Вот я тебе сейчас, - и Авдотья снова замахнулась на Степана. Но тот, увернувшись, улизнул со двора.
Ребята , завидев друга с пустыми руками, расстроились.
-Эх ты, Степа-недотепа! Даст, даст! - передразнили они его.
Степану было очень обидно. Не столько от Дусиного отказа, сколько от насмешек ребят.
-Будет вам самогон!
Ребята покатились со смеху.
-Опять! Да хватит уж, Степашка. Не смеши.
-Сказал будет, значит будет. Знаю я, где она его хранит. Ложится рано, спит как убитая. Залезем и возьмём сами.
Парни посмотрели на него как на полоумного.
-Э, ты че? Сбрендил?
-А ни хрена! Своё возьму. Я ей че за сметану штоль всю жизнь хрячу? «Степушка, помоги! Степушка, подсоби!»- передразнил он тетку писклявым голосом. Ребята так и покатились со смеху.
-Пойдёте со мной? - спросил он друзей.
-А то как же! - ответил Матвей за себя и за друга.
В девять часов вечера ребята, крадучись, подошли к Дуськиному дому. Степан впереди.
Матвей выдавил стекло в сенях, легко влезли в образовавшийся лаз. В правом углу под столом стояла огромная бутыль.
В тот вечер Авдотья легла позже обычного, дочитывала книгу. Страсть, как любила читать, а тут книжка подвернулась по случаю. Морис Дрюон.
Ох и интересно ж там , в той Франции, короли жили. Но ближе к девяти Дусю стал рубить сон. Шутка ли, в полпятого встала. Хозяйство требует трудолюбия и усердия. Только до подушки коснулась и захрапела тоненько.
И приснился ей сон, будто пришёл к ней домовой, и ну все крушить. Проснулась она от грохота, который раздался в сенях. Вскочила, сердце бешено колотилось. Вроде все стихло. Нет, опять завозились в сенях.
Ни жива, ни мертва баба на цыпочках свет пошла включать, а нет электричества. Воры предусмотрительно выкрутили пробки.
Схватила Авдотья фонарик и тихонько дверь в сени приоткрыла. А там банда орудует. Всех узнала: Матвея, Лешку. И что обиднее всего, во главе со Степаном банда. Заорала Дуся:
-Ах вы ироды, чего уду... - да только застряло слово в горле, потому что Матвей, самый здоровый, подскочил, рот ей закрыл и повалил на пол.
Дуся отбивалась, брыкалась, но все без толку. Ночная сорочка в кучу сбилась, и увидели парни все ее добро женское, потому что привыкла Дуся без белья спать.
К тому времени они уже выпили изрядную порцию из бутыля, свежий хмель в голову и ударил.
Вспомнил Алешка, как только сегодня жаловался ребятам, что бабы не было у него. Вот она баба-то лежит, готовая к употреблению. Он к ней наклонился и в ухо прошептал:
-А что, тетка Авдотья давно ли у тебя мужика не было, да такого молодого как я? Да ладного такого. Смотри, какой ладный-то у меня!
Авдотья замычала, вырываться стала. Только Матвей вмиг все понял. Не слепой, все увидел. Фонарь Дусин тоже горит. Схватили ее за ноги, а Алешка громким шёпотом заорал:
-Степан, будешь первым? Твоя добыча.
Степа обомлел, слёзы хлынули из глаз вмиг, все детство пронеслось перед глазами. Как Авдотья нянчит его, как малиной подкармливает, а вот заболел он, так она доктора из города привезла. Отец на уборочной был.
-Не надо, ребята, - заорал он, - оставьте ее. Не за этим же пришли.
Но Алешка, махнув рукой на друга, уже делал своё дело. А Матвей вскочил и двинул Степану в глаз.
-Молчи, недотепа. Сам не можешь, нам не мешай.
Следующий был Матвей. Авдотья извивалась под его не по годам тяжелым телом. Кляп ей какой-то в рот вставили: грязную, вонючую тряпку с пола подобрали.
Теперь Алешка держал, а Матвей насиловал. А Степан продолжал орать:
— Не надо! Перестаньте. Прости, тетя Дуся. Прости меня.
Когда дело было сделано, стали они над Степаном смеяться:
-Ты что ж, не мужик? А ну, давай покажи. Да у тебя там не выросло поди ещё ничего. Эх ты! Недотепа!
Дуся лежала на полу, почти без сознания. Уже никто не держал ее, а сил встать и кричать совсем не было.
В голове стучало: «Как же так? Как же так? Степа…Степушка! Как же ты, а?»
Ребята выпили ещё из бутыля. Матвей склонился над Авдотьей:
-Смотри у меня. Скажешь кому - приду и убью тебя ночью.
Татьяна Алимова
