Сижу на куче песка во дворе и, сопя, рою пальцами яму. На дворе жарко, но чем глубже, тем прохладнее.
- Оля-ля,- удивляюсь я, продолжая копать дальше.
Сбоку, под яблоней, лежит мой друг Дозор и, высунув язык, наблюдает.
Дозор не такой как я, он большой, ушастый, ходит на четырех ногах и иногда говорит «гав». Я тоже так умею.
Потом в яме начинает шевелиться песок, она обваливается, и я с удивлением таращу глаза - почему так? Не понимаю.
Дозор длинно зевает, закрывает свои, и опускает голову на лапы.
У! - недовольно говорю я, после чего на заднице съезжаю вниз.
Там встаю, поддергиваю сатиновые трусы и гляжу по сторонам, чем бы еще заняться.
Затененный деревьями, просторный двор у дома пуст (мама за ним копается в огороде), в дальнем конце лениво бродят куры с петухом. Им жарко.
Топая босыми ногами по теплой земле, я направляюсь к колонке у летней кухни, из которой тонкой струйкой льется вода, и подставляю под нее губы. Вода холодная и вкусная, мне приятно.
Потом, мазнув по лицу ладошкой, направляюсь к калитке. На улицу мне выходить нельзя, но через щели в воротах я часто ее рассматриваю. Видно немного, но все равно интересно. То пройдут какие-то незнакомые люди, то пробежит кошка или собака.
Вдруг я вижу, что запор на калитке приподнят. Недавно к нам заходила соседка и неплотно ее прикрыла. Когда ушла.
- А что если выйти? - думаю я, после чего воровато оглядываюсь.
Во дворе все то же самое: друг Дозор спит, куры с петухом ушли в сарай, мамы тоже не наблюдается.
Я тяну кованую рукоятку на себя и выскальзываю наружу.
Затем тихо прикрываю калитку и в восторге открываю рот.
Передо мной улица. Она в два конца, длинная и широкая. По обе стороны, за высокими заборами, беленые дома, перед ними высокие, до неба, деревья.
- Ва! - восхищенно говорю я, растягивая в улыбке губы.
На улице я был когда-то давно, у папки на руках, но в тот раз она была ветреной и холодной.
Больше никаких мыслей в голове нет, вместо них работают ноги.
Они выносят меня на середину, в теплую пыль и я с удовольствием шлепаю по ней вперед, туда, куда чуть опускается дорога. По ее обочинам зеленая трава, мне хорошо и хочется шагать дальше.
- Ля-ля-ля, - довольно напеваю я, размахивая в такт руками.
Потом улица заканчивается, впереди открывается бескрайняя ширь, я в нерешительности останавливаюсь и сую в рот палец.
Такого никогда не видал, даже на картинках.
С одной стороны, вдали, высоченная красная гора, над которой висят вроде как белые подушки, с другой бесконечные головы неизвестных мне цветов, очень похожих на висящее в небе солнце.
А между ними та же дорога, но без домов, ей не видно края.
Внезапно сзади слышится какой-то скрип, я оглядываюсь.
Со стороны улицы ко мне подходит какой-то дядька и останавливается.
Он высокий как папка, но с белой головой и чем - то таким же под носом.
А еще у незнакомца одна нога, вместо второй деревяшка.
- Ты чей будешь, пацан? - наклоняется он ко мне.
Я морщу лоб, вспоминая, а потом глядя снизу вверх, отвечаю «мамкин».
- А куда идешь? - следует второй вопрос.
- О! - показываю я пальцем на уходящую вдаль дорогу.
- Все ясно,- шевелит дядька белыми волосами под носом. - Давай руку.
Я протягиваю ему ладонь, он берет ее в свою, и мы скрипим дальше вместе.
Вскоре гора остается позади, дорога опускается вниз, сбоку от нее, среди деревьев, большой дом каких я никогда не видел.
Перед ним много цветов и лужайка с качелями, а на открытой веранде сидят какие-то тетки.
Мой спутник толкает рукой железную калитку, и мы идем по каменной дорожке туда.
- Ваш пацан? - говорит он, когда мы поднимаемся по ступеням. - Встретил на дороге.
- Да кто его знает, может и наш, - переглядываются те. - Мы здесь второй день. Практикантки.
- Тогда забирайте, - подталкивает меня вперед дядька. - Да лучше глядите за детьми. После чего уходит.
Затем одна тетка спрашивают, как меня зовут, и я отвечаю, - Лель. Полное имя не выговариваю.
- Ну, тогда умоемся, покушаем и отдыхать, - говорит вторая. - Все другие детки давно спят, а ты болтаешься.
- Ага, - соглашаюсь я, поскольку действительно устал и проголодался.
Далее меня умывают, кормят молочным супом и булкой с компотом, а затем отводят в большой прохладный зал, где в кроватках посапывают много таких как я. Что снова удивляет.
- Ну вот, теперь бай-бай,- укладывают меня на одну из свободных, и я довольно засыпаю.
А в это время там, откуда я ушел, ведется розыск.
Закончив окучивать картошку и не обнаружив во дворе чада, мама обегает на улице всю многочисленную родню. Выясняется, что дите пропало.
В результате создается группа поиска.
Баба Степанида с тетей Соней отправляются по Луговой в сторону железнодорожного переезда, на котором, в будке, всегда имеется бдительный дежурный, а мама с бабой Варей спешат в обратную, в направлении старого террикона на окраине.
По дороге, на громыхавшей колесами водовозке со стороны конного двора, им встречается дед Передрей, знающий на поселке всех и каждого.
- Стой, Максимыч, стой! - машет руками баба Варя.
- Тпру! - натягивает тот ременные вожжи. - Здорово кума. Чего надо?
- Вы случайно тут мальчика не встречали? Конопатый такой и с чубчиком, - причитает мама.
- Конопатый, говоришь? - косится на нее дед. - Как же встречал, с час назад. Отвел его на Краснополье в садик.
- Ну, молодец, кум! - радуется бабка.
- Бывай, кума, - отвечает Передрей, и водовозка громыхает дальше.
Чуть позже, втроем, мы возвращаемся по дороге назад.
То был мой первый выход в большой Мир.
Навсегда врубился в память.