Хотели бы Вы знать, что произошло с Золушкой после её замужества? История ирландских сестёр Мэри и Элизабет Ганнинг, живших в ХVIII веке, напоминает эту сказку. А была ли их жизнь счастливой, судите сами.
У графа Роскоммона из замка Кут в Ирландии было шестнадцать детей. По закону его поместье унаследовал его первенец, в то время как полковнику Джону Ганнингу, третьему из его сыновей, досталась лишь небольшая рента. Выйдя в отставку, тот женился на Бриджит Бурк, дочери шестого виконта Мейо. Как и у многих ирландцев, в характере отставного полковника было много от гасконца. Он любил прихвастнуть, притворялся равнодушным к деньгам и был завсегдатаем местной кофейни, где собиралась весёлая компания его приятелей. При этом Джон был крепко сбит, имел красивые черты лица и привычку к физическим упражнениям, что позволило ему оставаться сильным и активным до конца жизни. Его юная жена Бриджит тоже была дамой редкого обаяния и такта. Кроме того, её письма своим изящным стилем и орфографией выделяются среди писем большинства женщин того времени. Увы, она принесла мужу не слишком большое приданое, поэтому после свадьбы молодая пара вынуждена была поселиться в деревне Хэмингфорд-Грей в английском графстве Хантингдоншире в старом доме, который сдал им на льготных условиях богатый землевладелец Уильям Митчелл, женатый на родной сестре Джона.
В этом приземистом особняке с остроконечной крышей спустя девять месяцев после свадьбы, 15 августа 1732 года, Бриджит родила первую дочь, названную Мэри. Другую же девочку, появившуюся на свет в следующем году 17 декабря, крестили как Элизабет в честь её тётки миссис Митчелл. Там же, в Хэмингфорд-Грей, родились ещё две дочери Ганнингов, Кэтрин (позже вышла замуж за Роберта Трэвиса) и София, умершая в младенчестве. В 1740 году материальное положение семьи немного улучшилось, вероятно, в связи с окончательным дележом наследства, оставшегося от бездетного старшего брата Джона. Поэтому в конце этого или в начале следующего года Ганнинги вернулись на родину и поселились в городке Роскоммоне, в трёх милях от которого на берегу реки Сук на месте разрушенного замка Кут находилось их родовое жилище с соломенной крышей, вокруг которого простирались пустоши с овечьими выгонами и редкими жилищами людей. В Роскоммоне родились их младшая дочь Лиззи (одинаковые имена детей в семьях тогда не были редкостью), названная в честь сестры Бриджит, настоятельницы женского монастыря Ченнел-Роу в Дублине, и, возможно, тоже ставшая монахиней, а также их единственный сын Джон, будущий генерал армии.
Тем временем старшие девочки взрослели и хорошели, обе высокие и стройные, со свежим цветом лица, наделённые от природы совершенной грацией. Скоро их нужно было вывозить в свет, поэтому Джон Ганнинг по настоянию жены уже 23 декабря 1745 года снял за скромную арендную плату в восемь фунтов в год дом в пригороде Дублина, главном городе Изумрудного острова. Бриджит мечтала о блестящем будущем для своих дочерей-красавиц, но жизнь в столице оказалась Ганнингам не по карману. И однажды в арендованный ими дом нагрянули судебные приставы. Охваченная горем и стыдом, Бриджит сидела и плакала в гостиной, окружённая своими детьми, не зная, что ей делать, поскольку её муж бежал из Дублина, чтобы избежать ареста, а её брат отказался оказывать какую-либо помощь бедным родственникам. Наконец рыдания несчастной женщины привлекли внимание хорошенькой мисс Беллами, известной дублинской актрисы, которая случайно проходила мимо. Движимая состраданием, энергичная маленькая блондинка смело вошла в дом. Хотя они не были знакомы, Бриджит, растроганная добротой и сочувствием незваной гостьи, призналась ей, что её муж влез в долги из-за того, что жил не по средствам.
Ловкая актриса, бывавшая во многих переделках, разработала план, как помочь новым знакомым. Так как уже стемнело, Бриджит тайком от приставов передала через окно гостиной самые ценные вещи служанке мисс Белами, после чего отправила своих детей с актрисой к ней на квартиру, а сама села в почтовую карету, чтобы присоединиться к своему мужу. Таким образом, бездомные дети ещё довольно длительное время пользовались гостеприимством щедрой актрисы. Подружившись с мисс Беллами, старшие сёстры Ганнинг как-то в праздничный день уговорили её вместе посетить известную в Дублине предсказательницу «мадам Фортуну», чтобы узнать своё будущее. И старая колдунья напророчила актрисе, что та никогда не выйдет замуж, Мэри – блестящий, но несчастливый брак, а Элизабет – высокое положение и близость к сильным мира сего. Неизвестно, кому первому пришла в голову мысль предложить девушкам попробовать себя в качестве актрис, мисс Беллами или их матери, но считается, что именно последняя, когда Мэри и Элизабет достигли совершеннолетия, уговорила их выйти на театральные подмостки, дабы помочь семье своим заработком.
Какое-то время девушки работали в дублинских театрах. Хотя актёрская игра не считалась респектабельной профессией, поскольку многие актрисы «подрабатывали» куртизанками, ублажая богатых меценатов, Бриджит повсюду сопровождала своих дочерей и сумела сохранить их репутацию. По её просьбе, за ними также присматривал старый актёр Томас Шеридан, директор одного из театров. По крайней мере, позже он рассказывал следующую историю. Как-то Мэри и Элизабет с матерью отправились на местную ярмарку, где встретили компанию знакомых молодых ирландцев, их поклонников. Те решили, невзирая на присутствие Бриджит, обесчестить её дочерей, и подсыпали в общую чашу с вином, из которой пили посетители ярмарки, сильное снотворное. Но когда парни хотели увести одурманенных женщин в укромный уголок, на сцене, словно герой драмы, появился Томас Шеридан, и лишил злодеев их добычи. Впрочем, биографии обеих сестёр изобилуют различными мифами, и, вполне возможно, актёр придумал эту историю, столкнувшись в будущем с неблагодарностью тех, кого он когда-то облагодетельствовал.
Впрочем, во время жизни красавиц в Дублине им посчастливилось обрести более могущественного друга, чем старый актёр. Это был чиновник Соломон Дейроллс из администрации вице-короля (или лорда-лейтенанта) Ирландии, поклонник Мэри Ганнинг, старшей из сестёр. Привлекательная брюнетка, «в чьих смеющихся глазах светился огонь души, ищущей удовольствий», покорила его своей жизнерадостностью. В то время как Элизабет с её мягкими голубыми глазами и тёмно-золотистыми волосами была более спокойной, но не менее лучезарной, чем её бойкая сестра. Мэри тоже понравился молодой человек, «смуглый, как дядя Митчелл, и учтивый, как сам вице-король». К сожалению, весной 1747 года этот самый Дейроллс был назначен на важный дипломатический пост в Гааге. Впрочем, своё дело он сделал – ввёл девушек в местное общество, благодаря чему через год они получили приглашение на знаменитый бал в Дублинском замке. Но что делать, если доходы семьи не позволяют справить новые туалеты? И тут в качестве доброго фея выступил Томас Шеридан, предоставивший сёстрам сценические костюмы Джульетты и Леди Макбет, персонажей, которых тогда играли в платьях по последней моде. За что старик получил поцелуй от каждой из красавиц.
Уильям Стэнхоуп, первый граф Харрингтон и новый лорд-лейтенант Ирландии, устроил 30 октября 1748 года праздник в честь дня рождения короля Георга II. По широкой лестнице Дублинского замка Мэри и Элизабет с матерью поднялись между стражниками с боевыми топорами в новый большой зал. Бал открыл сам вице-король со своей невесткой (он был вдов) леди Кэролайн Петершем. Величественный менуэт продолжался до тех пор, пока не распахнули свои двери карточная комната и буфет. В этот праздничный вечер прилавки были уставлены всевозможными блюдами, а внутренний фонтан, источающий аромат лаванды, охлаждал воздух. Из глубины среди цветов и листвы доносилась музыка: флейты и валторны. После этого бала сёстры Ганнинг стали очень популярны. Самые модные дамы Дублина наперебой приглашали их прогуляться по тенистым аллеям сада возле собора Святого Стефана, так как они привлекали туда множество кавалеров. Газеты напечатали длинную поэму местного поэта в честь Мэри, а начинающий художник Бенджамин Уилсон, который приехал в Дублин в поисках заказов, создал гравюру с её изображением для вице-короля. В общем, красавицы стали местными знаменитостями, что позволило их матери убедить лорда Харрингтона назначить ей пенсию в размере 150 фунтов. Успех старших дочерей вдохновил Бриджит использовать эти деньги на то, чтобы вернуться с ними в Англию и там попытаться подыскать им блестящие партии.
Появление красавиц на ассамблее в Хатингдоне в сентябре 1749 года произвело настоящий фурор. Посещение балов, празднеств и вечеринок, в том числе, за пределами графства, привело к тому, что у них появилось множество поклонников. Но сестёр Ганнинг (не без влияния их умной матери) интересовали только мужчины с высоким положением и огромным состоянием. Однажды двое их знакомых молодых людей решили разыграть красавиц и привели к ним на обед простого разносчика (мелкого торговца), выдав его за пэра. Девушки изо всех сил старались понравиться гостю, как вдруг тот вытащил из карманов чулки и пудру и предложил хозяевам купить их. Вскоре Бриджит с дочерями перебралась поближе к Виндзору, где на окрестных курортах можно было встретить не только представителей титулованной знати, но даже членов королевской семьи. Таким образом, восемнадцатилетняя Мэри и семнадцатилетняя Элизабет обзавелись воздыхателями из числа «золотой» молодёжи, которые частенько устраивали из-за них дуэли. Теперь уже хвалебные стихи и статьи в их адрес заполонили лондонские журналы. Когда красавицы, приехав в столицу, выходили подышать воздухом в Сент-Джеймском парке, их окружала толпа зевак, причём однажды так плотно, что одна из сестёр упала в обморок, и её пришлось отнести домой. Наконец, 2 декабря 1750 года они были представлены Сент-Джеймскому двору. «Какое королевское зрелище Вы больше всего хотели бы увидеть?» - с улыбкой поинтересовался стареющий король Георг II у Мэри. На что старшая мисс Ганнинг, не отличающаяся тактом, брякнула: «Больше всего на свете, Ваше Величество, я хотела бы увидеть королевские похороны». К счастью, монарх нашёл её ответ очень забавным.
Однако у взбалмошной Мэри было гораздо больше поклонников, чем у её сестры. Самым настойчивым среди них был двадцатисемилетний Джордж Ковентри, лорд Дирхерст из Виндзора, сын пятого графа Ковентри. Его ухаживания за старшей мисс Ганнинг привлекли внимание лондонского общества, и в газетах даже несколько раз писали, что он тайно женился на объекте своей страсти. Некоторые же считали, что он стремился заполучить Мэри в качестве любовницы. Однако эти сплетники недооценили Бриджит, которая бдительно блюла честь своих дочерей. Даже когда виконт Дирхерст пригласил девушку посетить парламент, где в ноябре 1750 года он должен был выступить с приветственной речью перед королём, Мэри отправилась туда вместе с матерью. После того, как поклонник её дочери приветствовал Георга II, миссис Бриджит заметила стоявшему рядом лорду Грэнвиллу: «Я здесь ради моей дочери и так рада, что милорд так хорошо справился с этим, потому что бедная девушка была готова упасть в обморок». Тем не менее, Джордж не спешил делать предложение Мэри. Вероятно, потому, что граф Ковентри не желал, чтобы его наследник женился на дочери какого-то нищего ирландца.
16 января 1752 года в лондонском Оперном театре был устроен бал-маскарад, во время которого сёстры Ганниг познакомились с двадцатисемилетним герцогом Джеймсом Гамильтоном. По этому красивому, но хрупкому шотландскому аристократу с благородной осанкой вздыхала половина столичных девиц на выданье. Во время учёбы в Оксфорде он выказал себя с лучше стороны, но после смерти отца, пятого герцога Гамильтона, прославился как повеса, игрок и участник лошадиных скачек. Азартные игры были не единственным пороком молодого герцога, кроме того, он сильно выпивал. Тем не менее, друзья отзывались о нём как о «литераторе», так как он состоял в писательском «Избранном обществе» Эдинбурга. А одна из современниц заявила: «Он был очень развратен в обществе плохих женщин, но среди дам он был одним из самых вежливых и воспитанных мужчин в Великобритании». В юности Джеймс был помолвлен с некой Элизабет Чадли, но во время его пребывания за границей его невеста вышла замуж за другого, что сделало герцога Гамильтона ярым женоненавистником. До маскарада в Опере он не был знаком со знаменитыми ирландскими красавицами, и, можно было бы предположить, что этому безрассудному молодому человеку должна была понравиться весёлая кокетливая Мэри. Но всё произошло с точностью до наоборот: вероятно, наученный горьким опытом, Джеймс без памяти влюбился в тихую, скромную Элизабет Ганнинг.
По Лондону стали распространяться слухи, что герцог Гамильтон решил весной жениться на прекрасной ирландке. Но сплетники ошиблись: Джеймс проявил в этом деле необычную поспешность, под влиянием, как говорили, заключённого во время попойки пари. Через месяц после маскарада в Оперном театре, 14 февраля (в День Святого Валентина) лорд Честерфильд дал большой бал в Бедфорд-Хаусе в честь завершения строительства своего лондонского дворца. Мэри блистала там в роскошном наряде, расшитом золотом и блёстками (подаренном Дирхерстом?), который составлял резкий контраст со скромным тёмным платьем её младшей сестры. Таким образом, герцог Гамильтон был окончательно покорён, и, оторвавшись от карточного стола, ещё до конца вечера сделал Элизабет предложение. Затем, не медля ни секунды, Джеймс вызвал местного священника для проведения церемонии. Однако без лицензии, кольца и оглашения пастор отказался венчать пару. Тогда, по распространённой версии, они поженились после полуночи в часовне Кита на Керзон-стрит (где не требовали лицензию) с кольцом от полога кровати. Лондонские газеты писали: «Герцог Гамильтон вчера рано утром обвенчался с младшей мисс Ганнинг, леди действительно необыкновенной красоты и грации, и вскоре после этого отправится с ней в своё поместье Сомборн в Хэмпшире».
В то утро, когда новобрачные уехали из Лондона, Джордж Ковентри появился при королевском дворе и не знал, куда деваться от шуток придворных, что герцог Гамильтон «обскакал» его. В конце концов, виконт Дирхерст не выдержал и воскликнул, что немедленно последует примеру шотландца. Спустя пять дней газеты объявили о его помолвке со старшей мисс Ганнинг. А 18 марта весьма кстати скончался пятый граф Ковентри. Руки Джорджа были развязаны, и он немедленно повёл Мэри к венцу. После чего они отправились в поместье новобрачного в Чарлтоне в графстве Кент, чтобы там сыграть свадьбу. Впрочем, пробыли там граф и графиня Ковентри недолго, решив провести медовый месяц в Париже. Но, увы, путешествие не доставило удовольствия Мэри, по-французски она не говорила и двор Людовика ХV показался ей слишком высокомерным, что неудивительно, ведь там царила только одна красавица – маркиза Помпадур. Кроме того, мужу не нравилось, что она переняла у этой королевской фаворитки моду на румяна и белила, в основе которых был свинец. А когда однажды вечером она бросила ему вызов и накрасилась к ужину, Джордж достал свой носовой платок и в присутствии гостей стёр макияж с её лица. Зато в Париже её портрет написал модный живописец Жан-Этьен Лиотар, который недавно вернулся с Востока и предложил Мэри позировать ему в турецком костюме. В результате на свет появилась очень милая пастель, как нельзя лучше подчёркивающая экстравагантный характер молодой графини Ковентри.
По возвращении в Лондон Мэри однажды прогуливалась с подругой по торговому центру, как вдруг какой-то озорник, указав на них, выкрикнул имя известной лондонской куртизанки: «Китти Фишер!» Тотчас же собралась толпа и принялась осыпать дам оскорблениями, пока к ним на помощь не бросилось несколько джентльменов. Узнав об этом, король приказал капитану стражи, графу Пембруку (кстати, влюблённому в красавицу), сопровождать её на прогулке во главе двенадцати солдат. Тем не менее, этот эпизод оказался пророческим. В другой раз Мэри встретилась в парке со своим мужем, который вёл под руку ту самую Китти. В прошлом модистка, та умудрилась стать законодательницей моды: придумывала новые модели платьев, которые копировали даже великосветские дамы. Графу Ковентри ничего не оставалось, как представить свою спутницу жене. Окинув куртизанку заинтересованным взглядом, Мэри поинтересовалась, как зовут портниху, которая сшила ей платье. На что Китти ответили: «Лучше спросите у лорда Ковентри, потому что это он подарил мне этот наряд». Наконец, догадавшись, что она столкнулась с любовницей мужа, молодая графиня нахмурилась: «Ты – дерзкая женщина!» «Мне придётся проглотить Ваше оскорбление, миледи, - спокойно ответила куртизанка, - Но я постараюсь тоже выйти замуж за лорда, чтобы иметь возможность Вам ответить». Следует заметить, что Китти сдержала своё слово, данное графине Ковентри, когда в 1766 году вышла замуж за члена парламента Чарльза Норриса, азартного игрока и сорвиголову. Тем не менее, достойно ответить своей сопернице она не смогла, потому что той уже не было на свете.
Неизвестно, что больше огорчало легкомысленную Мэри: то, что муж был неверен ей, или то, что Китти, которая была её на пять лет моложе, вскоре приобрела славу самой красивой женщины Англии (раньше этот негласный титул принадлежал графине Ковентри). Тем не менее, современники считали, что Джордж очень любил свою жену и всё своё время, свободное от придворных обязанностей (он был камергером Георга II и Георга III) и политической деятельности как члена партии тори, проводил вместе с ней. Кроме того, в своём поместье Крум-корт, унаследованном от отца, граф Ковентри перестроил для своей растущей семьи дом и прилегающий парк в модном неопалладианском стиле. Хотя недруги Мэри распускали слухи о её любовниках, этому нет ни единого доказательства. В частности, графине Ковентри приписывали романтическую связь с третьим герцогом Графтоном. Но самым её любимым поклонником, по слухам, был второй виконт Болингброк по прозвищу «Забияка». Якобы, Мэри тайно встречалась с ним в ложе Оперного театра до начала представления. Тем не менее, граф Ковентри был не тем человеком, который потерпел бы измену жены.
В отличие от старшей сестры, Элизабет совершила свадебное путешествие на родину мужа, в Шотландию. На протяжении всего их пути собирались люди, чтобы поглазеть на знаменитую красавицу. Это раздражало Джеймса, заявившего один раз, что будь у него пистолет, он бы выстрелил в толпу. Через двенадцать дней они прибыли в город Гамильтон, на окраине которого находился родовой дворец герцога. Большую часть времени супруги жили там, время от времени выбираясь на праздники в Эдинбург или Глазго, или приглашали гостей к себе. Вскоре после возвращения на родину Джеймс, который гордился красотой жены, заказал её портрет своему однофамильцу, известному шотландскому художнику Гэвину Гамильтону. Хотя герцог приносил Элизабет немало огорчения своей пагубной привычкой к алкоголю, тем не менее, современники считали его примерным мужем, «исправленным и обращённым в свою веру» своей красавицей-женой. Соседи тоже души не чаяли в добросердечной герцогине, которая щедро жертвовала на благотворительность и открыла в Гамильтоне школу для двенадцати девочек-сирот, которых с семи до четырнадцати лет одевали, кормили и учили читать и прясть. В то время как её супруг, с 1753 по 1756 возглавлявший масонскую ложу в Гамильтоне, растрачивал огромные суммы на поле для гольфа и за игорным столом, из-за чего был вынужден продать некоторые из своих земель.
В августе 1754 года Элизабет встретилась на Йоркских скачках (герцог Гамильтон взял там первый приз в 50 фунтов) со своей сестрой, с которой не виделась с момента своего отъезда из Лондона. А в конце 1755 года супруги Гамильтон совершили давно запланированную поездку в Ирландию, чтобы навестить там родню Элизабет. В Дублине таверну «Орёл», где красавица обедала, окружила толпа её почитателей, которые также неделю дежурили возле её дома на Чапел-стрит. Вместе с мужем герцогиня Гамильтон сбежала в Типперери, воспользовавшись приглашением вице-короля, который также отвёз их на скачки в Килдэр. Восхищённый ирландским гостеприимством, Джеймс выразил намерение привезти свою жену обратно на зимний сезон. Однако следующей осенью они поехали в Лондон, где Элизабет снова встретилась со своей сестрой. А 9 ноября герцогиня Гамильтон посетила бал в Сент-Джеймсском дворце и имела честь быть приглашённой на танец молодым принцем Уэльским, с которым у неё завязалась дружба (как и с его сестрой Августой), ибо будущий король, неплохо разбирающийся в людях, уважал женщин с безупречной репутацией. Ненадолго вернувшись в Шотландию, супруги затем снова уехали в Лондон, где Джеймс получил приглашение от мужа своей тётки погостить в его поместье Грейт-Тью в Оксфордшире. Простудившись там во время охоты, 17 января 1758 года тридцатитрёхлетний Джеймс скончался после четырёхдневной болезни, и был похоронен в семейном склепе в Гамильтоне, оставив двадцатипятилетнюю Элизабет вдовой с дочерью и двумя сыновьями на руках.
Новым, седьмым герцогом Гамильтоном стал двухлетний сын Элизабет, крестник короля Георга II. А она сама получила по завещанию мужа солидное обеспечение в два фунта стерлингов в год. Так как она была ещё молода и красива, то неудивительно, что вскоре её руки попросил герцог Бриджуотерский. Элизабет успела обручиться с ним, но её жених потребовал, чтобы она порвала всякие отношения со своей эксцентричной сестрой Мэри. Прекрасная вдова отказалась это сделать и Бриджуотер, разорвав помолвку, удалился в своё поместье, где построил первый судоходный канал от Уорсли до Манчестера, чем и прославился. Однако герцог так и остался холостяком, в отличие от Элизабет, которая уже 3 февраля следующего 1759 года снова вышла замуж за шотландского полковника Джона Кэмпбела, маркиза Лорна, спустя десять лет унаследовавшего титул герцога Аргайла. Обладая приятной внешностью, тот был, вдобавок, человеком с высокой душой и благородными амбициями, и пользовался репутацией отличного офицера. Любивший свою семью и привязанный к домашнему очагу, Джон Кэмпбелл, по отзывам современников, не обладал ни одним модным пороком своего времени. Его брак с Элизабет, по-видимому, был браком по любви, и вызвал одобрение в обществе. Вскоре Кэмпбелл был повышен до генерал-майора, а 31 марта следующего года жена родила ему дочь Августу, названную в честь её подруги, дочери короля Георга II. Всего же Элизабет подарила второму мужу пятерых детей.
Как раз в это время её сестра Мэри уже была больна туберкулёзом. Хотя врачи объявили, что её конец близок, от графини Ковентри скрывали настоящее положение вещей. В январе 1760 года она посетила Бристольские горячие источники, но это не принесло ей облегчения. В следующем месяце её состояние ухудшилось, но Мэри не сдавалась и, к удивлению всех знакомых, 16 апреля посетила Вестминстер-холл, где проходил наделавший много шума процесс над одним безумным джентльменом, убившим собственного управляющего. Во время судебного заседания графиня Ковентри, по свидетельствам присутствующих, «разыгрывала старую комедию взглядов» со своим давним поклонником лордом Болингброком, который, похоже, годами стремился испортить её репутацию. Но в июне у неё случился рецидив, и Мэри отправилась подышать свежим воздухом (вернее, умирать) в поместье Крум-корт. К сожалению, её горячо любимая сестра не могла приехать к ней. Роды подорвали здоровье Элизабет и она была вынуждена удалиться в Гамильтон, написав оттуда записку зятю, из которой Мэри и узнала о своём безнадёжном положении. Джордж Ковентри находился тогда при дворе и его жена умирала, по сути, в одиночестве, не считая её троих детей. Лёжа на кушетке, она с отчаянием рассматривала своё поблёкшее лицо в зеркале, не выпуская его из рук до самого конца. 30 сентября 1760 года графиня Ковентри преждевременно скончалась в возрасте 27 лет и была похоронена в соседней церкви в Киртоне, так как строительство храма в Крум-корт ещё не было закончено. Она запомнилась в высших кругах как «жертва косметики», так как ходили слухи, что Мэри умерла из-за отравления свинцом, используемым для изготовления белил. Спустя четыре года Джордж снова женился на юной дочери барона Сент-Джона, однако та не была так красива, как Золушка из Ирландии, и не родила ему детей.
Ещё в период своего недолгого вдовства Элизабет начала позировать в Лондоне для своего портрета модному живописцу Джошуа Рейнольдсу. Но, из-за известных событий, портрет был закончен только спустя пять лет. На нём красавица изображена в белом платье и герцогской мантии, подбитой горностаем. Элизабет суждено было стать дважды герцогиней. Она, как и Мэри, прожила удивительную жизнь: с 1761 по 1784 годы была камеристкой королевы Шарлотты, а 20 мая 1776 года король Георг III, давний её поклонник, сделал её баронессой Гамильтон-Хамелдон «по собственному праву», что позволило ей иметь собственный доход независимо от мужа. Пожалуй, вторая половина её жизни была более спокойной, не считая того, что ей пришлось пережить смерть двух своих сыновей. Сама она тихо скончалась в возрасте пятидесяти семи лет 20 декабря 1790 года в доме своего второго мужа в Лондоне и была похоронена в семейном склепе Аргайлов. Пожалуй, поговорка «из грязи в князи» не совсем уместна в отношении Мэри и Элизабет Ганнинг, так как их отец (и мать тоже) происходил из древнего ирландского рода и после смерти второго брата унаследовал титул графа Роскоммона. А вот сравнение с Золушкой вполне подходит: в их жизни были и балы, и принцы. Что же касается того, принесло ли им замужество счастье, тут мнения могут расходиться. Но, в конце концов, каждая из сестёр получила по заслугам. Урок же этой истории таков: на принца надейся, но сама не плошай! #ОльгаКраева
Читайте также бесплатно на https://litmarket.ru или на litnet.com мои романы: Ева Арк «Лоренца – дочь Великолепного», Ева Арк «Тайна короля», Ева Арк «Роза из Лотарингии», Ева Арк «Бургундская монахиня», Ева Арк «Кузина Екатерины Медичи», Ева Арк «Мальтийский рыцарь», Ева Арк «Марина и цыган», Ева Арк «Примадонны Ренессанса», Ева Арк «Лучшая принцесса своего времени», Ева Арк «Весна братьев Медичи», Ева Арк «Принцесса-гувернантка», Ева Арк «Жемчужина среди принцесс»