Хотя свидетелей разговора, произошедшего между Анной и королем, не было, уже к вечеру того же дня весь замок Уайтхолл заполонили слухи самого разного толка.
Одни утверждали, что слышали, как Анна оскорбляла королеву, прося у Его Величества заступничества, другие твердили, что между ними произошел более, чем интимный разговор. Находились и те, кто утверждал, что леди Болейн, лишившись последнего стыда, намеревалась перебраться в покои короля, как если бы он был простым смертным мужем.
Катерина и словом не обмолвилась обо всем произошедшем, однако, стоило Анне зайти в королевские покои, все смолкали, бросая на нее осуждающие взгляды. Только Джейн Паркер все так же радушно приветствовала Анну при встрече, и всеми силами пыталась помочь ей в работе.
Однако, Джейн Паркер была не единственной, в ком леди Болейн нашла утешение. Маленькая сестра Эдварда, Джейн Сеймур, очень скоро стала ее надежным другом. Хрупкая, бледная, точно ее кожи никогда не касались солнечные лучи, в свои шестнадцать лет она казалась совсем ребенком.
В отличие от Анны ей было дано лишь домашнее обучение, и даже чтение на английском давалось ей с трудом, однако это легко замещал мягкий дружелюбный характер. Совсем не похожая на брата чертами лица, вместе с тем в общении она оказывалась его копией, и это весьма развлекало Анну.
Очень скоро ее покои превратились в крохотный двор, где Анна была безусловной королевой. Каждый вечер, когда королева Катерина отходила ко сну, в комнаты Анны стекались гости. Это были Джейн Паркер, брат и сестра Сеймуры, Марк Смитон, к огромному неудовольствию Джорджа, и прибывший ко двору Уайетт.
Анна была счастлива. В то время, когда все фрейлины от нее отвернулись и при дворе снова ходили слухи, порочащие ее доброе имя, друзья, прежде бывшие воспоминанием прошлого, снова вошли в ее жизнь, наполнив ее радостью и душевным покоем.
Даже приезд матери не смог принести Анне большего удовольствия. Обласканная вниманием Катерины, Элизабет Болейн, которую все здесь неизменно называли девичьей фамилией Говард, проводила подле своей любимой госпожи все свое время. Катерина не сумела сделать ее главной фрейлиной, однако это не помешало ей взять Элизабет в штат и приблизить к себе. Анна могла поговорить с матерью совсем недолго и лишь в присутствии Ее Величества. Так как Анна не занимала переднюю комнату в покоях королевы, как следовало главной фрейлине, Катерина отдала ее Элизабет, которая теперь находилась при ней денно и нощно.
До свадьбы оставалось меньше недели. Великолепное платье из темного алого бархата было уже готово, и Анна, не в силах терпеть, надела его на один из своих вечеров, в очередной раз убеждаясь перед зеркалом в том, что королевский цвет идет ей куда больше, чем Катерине.
Джейн Паркер и малышка Сеймур уже видели это платье, когда его принес лакей в покои Анны, однако, увидев его на ней, они пришли в восторг. Эдвард, которому красота Анны была известна лучше, чем кому-либо еще, оставил ее без комплимента, однако его восторженные взгляды, коим он сопровождал ее в течение всего вечера, были куда красноречивее любых слов. Марк Смитон, пленивший малышку Сеймур своей мягкой красотой, забыл о своей восторженной поклоннице, уделяя внимание одной лишь Анне.
Была ли причина в одном лишь платье? Конечно, нет. У Катерины были более дорогие и более изысканные в отделке, однако, ни одно платье не могло ей придать столь величественного вида.
Глядя на себя в зеркале, Анна видела не просто отражение, а образ того будущего, которое могло бы у нее быть. Амбиции всегда были фамильной чертой Болейнов, и все они, без исключения, пали их жертвой. Джорджем они овладели едва ли не в колыбели, проявляясь во всем, что он делал. Мэри поддалась им при французском дворе.
Анна же пала их жертвой последней, но тот огонь, что в груди брата сестры горел мерно, заставляя их уверенно следовать желаемой цели, в груди Анны превратился в адское пламя, сметающее все на своем пути. И хотя она не достигла ничего, что прежде принадлежало Мэри, она чувствовала себя так, точно ей была обещана корона Катерины.
С каждым днем недовольство этой женщиной все сильнее и сильнее овладевало ею, что, впрочем, было взаимно. Не стесняясь присутствия Элизабет, Катерина распекала ее младшую дочь по любому малейшему поводу. Видя неприязнь между Анной и леди Стаффорд, Катерина намеренно сталкивала их лбами, снова и снова заставляя вдвоем выполнять ее поручения.
И лишь воспоминание о встрече с королем могло погасить ярость в душе Анны. Закрывая глаза, она снова и снова вспоминала его нежный взгляд, засыпая, слышала взволнованный шепот, обещающий всегда быть рядом. С момента их встречи в коридоре она больше не видела Генриха. Впрочем, она и не искала ее, опасаясь, что после всего сказанного, любое ее слово будет истолковано неверно. Хотя Генрих превратился в ее наваждение, Анна оставалась верна себе, не желая становиться всего лишь очередной наивной дурочкой, пополнивших плеяду фавориток короля.
Как бы ей сейчас хотелось бы поговорить с Мэри. В то время, когда вся остальная семья отвернулась от нее, Анне страшно не хватало старшей сестры. Пусть она и впрямь была нравственно распущенной, это не изменяло того факта, что Мэри обладала весьма изощренным умом. Как бы сейчас Анне пригодился бы ее совет.
Поговорить с Джорджем? Возраст отнюдь не лишал его возможности здраво рассуждать о том, что касалось придворных игр и интриг, однако даже его не было сейчас рядом – на двадцатилетие Генрих преподнес ему роскошное имение в часе езды от Хивера, так что брат покинул Уайтхолл, намереваясь вернуться только к самой свадьбе.
Анне казалось, что она вовсе не живет. Вокруг нее жизнь кипела, фрейлины готовились к свадьбе, точно к величайшему событию, а она оказалась вне этой радостной суеты, хотя именно в ее семью должна была войти Джейн.
Впрочем, утешение она находила в визитах к леди Говард. Малышка Кэтрин была просто прелестна. Анна могла часами расхаживать с ней по комнате, прижимая крепко к груди. У Уайетта она не смела спросить о Томасе, боясь тем самым вызвать ненужные подозрения, но часто думала об оставленном сыне. Как сильно она хотела его увидеть, но, стоило подобной мысли зародиться в ее голове, Анна отчаянно гнала ее прочь. Жалеть о поступках прошлого значило бы еще сильнее погружаться в пучину тоски, которая все сильнее завладевала ее душой.
День свадеб пришелся на последний четверг июля. С самого утра на королевском этаже стояла радостная кутерьма. Фрейлины, охваченные волнением, совершенно не могли справиться со своими эмоциями, суетясь и хихикая. Даже Катерина пребывала в добром настроение. Леди Говард, Элизабет, приготовила для нее роскошное золотое платье, что привело Анну в некоторую растерянность – теперь ее появление вызовет куда больший резонанс, чем если бы она появилась наравне с королевой в алом.
И Анне, Элизабет и невестам в этот день был дан выходной. Впрочем, преданная леди Говард отказалась от него, желая быть рядом со своей госпожой. Анну это немало покоробило, так же, как ее и задевало то, что мать при дворе не пользовалась фамилией супруга.
Что касалось самой младшей леди Болейн, то Анна была весьма рада подвернувшейся возможности. С самого раннего утра Элинор принялась за работу, укладывая непослушные длинные волосы в аккуратную прическу. В отличие от других женщин, Анна не носила теперь ни гейбла. ни арселе, предпочитая им золотые обручи с драгоценными камнями или цепочки, которые Элинор мастерски вплетала в ее волосы.
С благословения Генриха церемонию, для которой украсили огромную королевскую часовню розами из сада Уайтхолла, должен был провести сам кардинал Уолси. Какая невольная насмешка соединить враждующие стороны перед алтарем!
Сборы заняли у Анны гораздо больше времени, чем она на то рассчитывала. Едва ли не бегом она направилась в часовню, не замечая даже столь ожидаемой реакции на свое появление в алом. Лишь вбежав в украшенное помещение, она вспомнила о своем виде и остановилась, завидев впереди спину Генриха, который, вопреки обычаям, явился на церемонию слуги, к тому же в не дожидаясь появления последнего из гостей. Точно почувствовав приход Анны, он развернулся, встречаясь с ней взглядом. Генриху показалось, что мир дрогнул.
Она была невероятно, преступно хороша, точно ему сам дьявол послал ее во искушение. От быстрой ходьбы щеки Анны разрумянились, она тяжело дышала. Не в силах совладать с собой, Генрих направился ей навстречу.
Алое платье подчеркивало благородную белизну ее кожи и глубокий цвет волос. Элинор постаралась на славу - зачесав волосы на прямой пробор, она собрала их в золотую сеточку, какую не отважилась бы надеть ни одна дворянка, как нечто, давно вышедшее из моды. Даже собранные, волосы Анны спускались ниже лопаток. Сеточку Элинор щедро украсила алыми розами. Никто, включая короля, не мог отвести от нее взгляда. Такой должна быть королева Англии.
Подойдя, король по обыкновению не позволил ей склониться в реверансе, с той лишь разницей, что свидетелями этому теперь были сотни людей. Не замечая никого вокруг, Генрих сам склонился, поднося руку Анны к губам и нежно касаясь ее поцелуем.
- Ты великолепна, - прошептал он так тихо, что едва ли его слова сумел бы расслышать кто-нибудь помимо Анны. - Я никогда не видел никого столь пленительно прекрасного.
- Вы давно не смотрели в зеркало, Ваше Величество, потому что нет в Англии человека, который бы мог превзойти вас.
Генрих широко улыбнулся. Улыбка всегда придавала его чертам особую привлекательность, стирая с него выражение властолюбия и усталости.
- Ты уверена в этом?
- Нет.
- Нет? - Генрих изогнул бровь.
- Я думаю, что и за пределами Англии никто не превзойдет вас.
- Вот что, моя милая леди, - с широкой улыбкой начал он, но осекся, остановив взгляд на чем-то находящемся за спиной Анны. Повернувшись, она встретилась глазами с Катериной.
Королева была в ярости. Не скрывая своих истинных чувств, она переводила взгляд с мужа на Анну. Следовавшие за ней фрейлины были в полном смятении. Они откровенно разглядывали наряд Анны, прекрасно понимая, о чем свидетельствует его цвет. Даже Мэри не позволялось подобное.
Сама же Катерина была одета в золотое платье с белой отделкой, которое лишь сильнее подчеркивало нездоровый цвет ее лица. Блестящая шелковая ткань делала ее полную фигуру еще массивнее. Волосы были собраны в простую прическу, которую венчала тяжелая корона.
- Генрих...
Лицо короля окаменело. Никто не смел звать его по имени в присутствии слуг. Осознав свою ошибку, Катерина шагнула вперед, и попыталась что-то сказать, но король уже отвернулся и быстрым шагом направился к алтарю.
- Леди Болейн, - перевела на нее внимание Катерина. Никогда прежде Анна не видела в ее взгляде столько ненависти. - Я хотела бы, чтобы вы присоединились ко мне.
- Как пожелаете, Ваше Величество, - она поспешно направилась к матери.
- Что ты себе позволяешь? - прошипела ей в ухо Элизабет Болейн. С удивительным мастерством она продолжала улыбаться, хотя голос ее звенел от гнева.
- Я не намеревалась так одеваться. Король подарил мне ткани.
- Правда? - она бросила быстрый взгляд на дочь. - Я не знала, что ты его новая фаворитка.
- Я не сплю с ним. И я не позволяю себе ничего большего, чем проявлять свое уважение к нему.
- Хотела бы я знать, что происходит на самом деле. Мэри он не оказывал подобные знаки внимания.
- Я не Мэри, - отозвалась Анна, но ее голос утонул в звучании хора. Две пары направлялись к алтарю. Сколь вульгарным выглядел Джордж, столь же невинной казалась Джейн в своем светло-розовом платье. Белоснежный камзол брата был расстегнут настолько, что любой мог рассмотреть его нижнюю рубашку, гульфик выглядел неуместно большим. Пальцы и грудь Джорджа усыпали драгоценности.
В противовес им Норфолк и Элизабет Стаффорд выглядели невероятно сдержанно. Наряд герцога был сплошь черного цвета, точно траурный, лишь массивная золотая цепь с рубинами оживляла этот неуместный ансамбль. На Элизабет было нежно-голубое платье, оттеняющее ее рыжие волосы. Анна впервые видела их рядом друг с другом и была удивлена тем, насколько странно эти двое выглядят вместе. Они были совершенно разными, и не было ничего, что могло бы их соединить. Когда пары подошли к алтарю, прежде стоявший к ним спиной кардинал развернулся, и Анна впервые увидела того, кого долгие годы считала своим врагом.
Кардинал Уолси поразил ее. В своих размышлениях Анна представляла его высоким, полным, с грубым лицом и пронзительным взглядом, но стоящий перед ней мужчина совершенно не соответствовал этому описанию. Ростом он был немногим выше ее, и хотя его фигура была полной, она ничуть не уродовала кардинала, придавая ему некоторую мягкость. Черты лица Уолси были самыми простыми, ничем не примечательными. Такое лицо едва ли можно узнать в толпе людей. Лишь когда он повернулся в профиль, Анна различила крючковатый нос и второй подбородок.
Голос его был мягким, даже красивым, однако, занятая своими мыслями, Анна не различала произносимых им слов, снова и снова невпопад подхватывая слова молитв, что не скрылось от Ее Величества. Она то и дело бросала на Анну испепеляющие взгляды, замечая любую заминку. Какое же девушка испытала облегчение, когда церемония наконец-то закончилась!
Пользуясь возможностью, она поспешила направиться к молодоженам, чтобы принести им свои поздравления. Не привыкшая быть в центре внимания, Джейн густо краснела, и жалась к новообретенной сестре. Что касается Джорджа, то он поспешил удалиться в сторону своих друзей, среди которых был и Генрих. Глядя ему вслед, Анна не могла не заметить, что брат едва держится на ногах - Джордж был пьян! Удивительно, что прежде она этого не заметила! Впрочем, ее тотчас отвлекли брат и сестра Сеймуры, подошедшие поздравить новоиспеченную леди Болейн.
Поднявшись в огромный Белый зал для праздничного пира, Анна вздохнула с облегчением - ее место располагалось рядом с малышкой Джейн и ее братом.
- С тебя не сводят взглядов, - прошептала Джейн на ухо Анны. - Я следила. Никто из мужчин не смотрел на невест или кардинала, они не могли оторваться от тебя.
- Правда? - изумилась Анна. - Я ничего не заметила.
- Его Величество был первым из всех, - доверительно улыбнулась Джейн. Анна бросила взгляд на Генриха, который, перехватив его, выразительно приподнял бокал и поднес его ко рту.
- Я думаю, ты станешь его фавориткой.
- Я не хочу этого, Джейн, - призналась Анна. Она и сама не знала, говорит ли правду. Ее тянуло к Генриху, точно мотылька на огонь. Какая же ирония в том, что ведьма обещала ей корону и третью смерть в пламени. - Как ты думаешь, король позволит мне выйти замуж за нашего красавца Эдварда?
- Эдварда? - Джейн улыбнулась. - Брат, неужели ты сделал леди Болейн предложение?
- А ты не знала? - Эдвард улыбнулся, наслаждаясь замешательством на нежном личике сестры. - Она все никак не даст ответа. Не помню только, сколько нам было, шесть или восемь?
Джейн рассмеялась, а Эдвард бросил на Анну полный задумчивости взгляд. Знала бы она, как часто он думал о подобной возможности. Анна стала бы для него идеальной женой, не говоря уж о том, что она пленяла любого, кто бросал на нее взгляд.
Эдвард не переставал удивляться тому, как она, не обладая правильными чертами лица и не соответствуя ни одному из идеалов красоты, но имея нежный взгляд напуганной лани, заставляла трепетать сердца. Ее улыбка смягчала резкие черты лица, открывая взгляду очаровательные ямочки на щеках. Даже Мэри, признанная красавица французского двора, меркла рядом с младшей сестрой.
Сегодня же Анна была ослепительна. Марк Смитон не отводил от нее взгляда, играя, кажется, лишь для нее одной, Катерина выглядела куда более сердитой, чем обычно. Что уже говорить о Норфолке, который, по слухам, некогда был ее любовником? Его вниманием обладал кто угодно, только не невеста. Анна была сегодня королевой, и могла ли она не задеть его сердца?
Однако Сеймур слишком долго служил кардиналу, чтобы не знать обо всем, чем живет двор. Ничего не было тайного, что бы ни стало явным. Генрих желал эту женщину, желал так страстно, как никого до нее.
Кардинал, прежде смотрящий сквозь пальцы на любовниц своего господина, теперь был всерьез обеспокоен присутствием в его жизни леди Болейн. Он подсылал к ней шпионов, перехватывал ее письма. Не зная лично, и лишь видя, как сильно она волнует короля, он всерьез опасался, что Анна возымеет на него влияние. То, что она была из рода заклятых врагов, Болейнов, делало ее в глазах кардинала невероятно опасной. Даже многолетняя разлука не притупила желания Генриха. Выдать ее замуж казалось невероятным - король сокрушил бы любого, кто встал на его пути
- Как ты думаешь, мне позволял сопроводить нашу милую леди Паркер, точнее Болейн, в спальню? - донесся до него голосок сестры. Какое же счастье, что родители не решились отправить ее ко двору прежде - в свои шестнадцать Джейн была невинна, точно дитя. Когда он вернулся домой, она тотчас бросалась прочь, если видела его в нижней рубашке. Что уж говорить о плотских отношениях между мужчиной и женщиной? Едва ли бы Джейн вообще была известна эта сторона брака.
- Я думаю, Ее Величество захочет, чтобы это были старшие фрейлины, - мягко ответила Анна, явно разделяя его мнение. - Но я тебе обещаю, что, когда я выйду замуж, ты непременно сопроводишь меня. Хорошо?
- Конечно, - улыбнулась Джейн. Дружба Анны льстила ей, в ней Джейн находила образец для подражания, хотя едва ли бы она когда-нибудь смогла бы быть столь же остроумной и раскованной.
- Ты слышала о Томасе Море? - обратился к Анне Сеймур. - Ему дали должность канцлера Ланкастера.
- Все об этом знают.
- Генрих намерен изменить свое окружение. Теперь он начнет перераспределять должности. Твоя семья могла бы возвыситься.
- Я не понимаю, о чем ты, - холодно отозвалась Анна и отвернулась, продолжая трапезу. Эдвард мысленно выбранил себя, однако оставил все попытки продолжить разговор, тем более что в зал слуги внесли огромный пирог. Стоило королю разрезать его, изнутри вырвались голуби. Гости уворачивались от птиц и смеялись. Многие хлопали в ладоши, и зал наполнился шумом.
Поймав настроение, Смитон начал играть быструю ирландскую мелодию. Отбросив салфетку, король поднялся. Все вокруг стихли, ожидая, когда Его Величество откроет бал. Катерина отложила приборы в сторону и продвинулась от стола, однако Генрих прошел мимо нее. На лицах дворян отразилось недоумение. Фрейлины замерли, Катерина провожала мужа непонимающим взглядом, а он, не скрывая своей улыбки, направлялся к Анне.
- Леди Болейн, вы окажите мне честь? - он протянул руку. Анна, выглядевшая не менее шокированной, чем все остальные, молча вложила свои тоненькие пальчики в его ладонь. Под оглушающее молчание Генрих вывел ее на середину комнаты, и они закружились в танце.
- Ваше Величество, я смущена, - тихо прошептала Анна, ловя пристальные и осуждающие взгляды. - Король вместе с королевой обычно открывают бал.
- Обычно королева носит алый. Или ты не рада моему присутствию?
- Ничто не могло порадовать меня больше.
- Тебе идет платье. И эти розы. Но отчего среди них нет белых?
- Я не посмела столь громко заявить о любви к моему господину, - Анна сама удивлялась тем словам, что срывались с ее губ. Ни с одним мужчиной она не вела себя столь смелым образом. Но рядом с Генрихом она чувствовала себя так же, как наедине с собой. Он не казался ей чужим, наоборот, касаясь его руки, слыша его голос, она обретала себя. Это ощущение было новым и невероятно странным.
- Едва ли бы кого-то могли шокировать розы, - усмехнулся Генрих, вспоминая, как они с Мэри предавались утехам даже в храмах. - Они не посмеют показать этого, даже если цветы окажутся единственным, что будет на вас.
Анна рассмеялась. Грубый комплимент неожиданно показался ей весьма приятным. Генрих улыбнулся в ответ.
- Ты все, что я могу желать. Ты идеальна.
- Я не идеальна, Ваше Величество. И вы были бы глубоко разочарованы, узнав меня ближе.
- Никогда! Ты словно создана Богом, чтобы быть моей. Все, что в тебе есть уже любимо мною.
- Это лишь фантазия, так сохраним ее. Превратившись в вашу любовницу, я стану всего лишь женщиной, что принадлежит вам, не более.
- Этого никогда не случится. Ты никогда не станешь такой, какими были другие. Я знаю это. Ты пробуждаешь во мне столько чувств, что желание теряется среди них. Одна ночь. Я прошу всего лишь одну ночь.
- Я всем сердцем желаю этого, поверьте мне. Но это не принесет ни радости, ни удовлетворения. Можно ли страждущего напоить глотком воды? Мое сердце принадлежит вам, и все, о чем я вас прошу, не разбивать его, - Анна отстранилась. - Музыка закончилась.
- Но будет еще один танец, - Генрих кивнул Смитону, но Анна лишь покачала головой.
- Ваше Величество, пусть этот танец будет единственным.
- Но этого так мало, - воспротивился Генрих. Даже в танце эта девчонка отказывала ему. Подобного прежде не бывало, впрочем, все, что относилось к Анне, было ему в новинку.
- Но ведь единственный танец это гораздо меньшее, чем одна ночь, - она склонилась в реверансе и с улыбкой направилась прочь к своему месту.
С трудом сдерживая охватившие его чувства, Генрих вернулся за стол и жадно осушил свой кубок. Каждый раз, говоря с Анной, он натыкался на такую толстую стену, что преодолеть ее не было никакой возможности. Другие бежали в его кровать, стоило ему лишь кивнуть им. Анна же сторонилась даже его компании, хотя ее слова о любви звучали искренне. Он бросил взгляд на Катерину.
Ну отчего ему в жены дарована женщина, которая вобрала в себя все то, что он так не любит в людях? А ведь когда-то они были счастливы.
Уж лучше бы вовсе не подходил к Анне! Настроение Генриха, еще минуту назад испытывавшего невероятное счастье, упало. Он невпопад отвечал на вопросы и все чаще припадал к кубку с вином.
Анна тоже выглядела не лучшим образом. То и дело она украдкой бросала взгляд на королевский стол. Если бы только кто-нибудь знал, какую боль она сейчас испытывала. Отказывать Генриху с каждым разом становилось все сложнее и сложнее. И отнюдь не потому, что он становился настойчивее, а потому, что каждой клеточкой тела она желала его. Но годы рядом с Норфолком, мечты о Перси и Батлере сделали свое дело – теперь она не искала отношений, которые бы вновь закончились провалом. Она хотела быть рядом с возлюбленным всегда, всю свою жизнь, а не короткое мгновение, которое, настанет день, будет казаться всего лишь сладким сном.
- Анна? – она, точно очнувшись ото сна, увидела рядом с собой улыбающегося Уайетта. Мужчина протягивал ей свою ладонь, явно озвучив предложение присоединиться к нему в танце.
- С удовольствием, - тихо пробормотала она.
Как ни странно лишь немногие пары вышли на центр зала для танца, а потому они могли, не понижая голосов, переговариваться между собой.
- Ты пленила короля своей красотой, - Уайетт улыбался. – Я рад, что грозовые дни в Норидже остались для тебя далеко позади. Жизнь вернулась, не так ли, Анна?
- Абсолютно так, - ответила ему улыбкой женщина. – И я никогда не забуду, что ты был тем человеком, который заставил меня улыбаться после долгих лет отчаяния.
- Стало быть, я особенно выделяюсь в плеяде твоих воздыхателей?
Они оба рассмеялись.
- Едва ли можно греться у твоего огня теперь, когда сам король не знает, как подступиться к нему, не опалив крылья.
- Томас, ты слишком рано записываешь меня в возлюбленные Генриха.
- Рано? – он остановился. Анна налетела на него всем телом. – Вы оба уже завладели друг другом. Сперва король принудил тебя приехать в Уайтхолл, точно птичку заманив в покои тюдоровского крыла, теперь ты играешь им, точно кошка мышонком. Нет, Анна, для других здесь места нет.
Сетями облака ловить верней.
Попробуйте и убедитесь сами,
Что только время сгубите свое;
На золотом ошейнике ее
Написано алмазными словами:
«Ловец лихой, не тронь меня, не рань:
Я не твоя, я цезарева лань».
- Не знаю, следует ли мне радоваться этим словам или оскорбляться, - Анна продолжила танец, пользуясь им как предлогом к паузе перед тем, как продолжить разговор. - Я не принадлежу никому, Томас, и никогда не буду. Я могу лишь стоять рядом, точно воин на поле, плечом к плечу.
- Ты хочешь занять место Катерины? – лукаво ухмыльнулся Томас. – Рядом с королем, подчиняющаяся лишь ему одному и Богу. Вспомнить ли мне о ее походах на шотландцев?
- Ты все неверно истолковываешь. Здесь, при дворе, все произнесенные мною слова извращаются таким образом, что я не перестаю удивляться тому, как оставаясь прежними, они приобретают абсолютно противоположный смысл.
- Чем заметнее станет благосклонность Генриха к тебе, тем меньше хорошего ты услышишь в свой адрес. Такой удел всех женщин, приближенных к трону – обретая любовь величайшего из мужей, они расплачиваются любовью всего народа, который с этого дня проклинает их имена.
Музыка стихла. Все танцующие обернулись в сторону Марка Смитона, но тотчас им вниманием завладел Генрих, тяжело поднявшийся со своего места. Король был отвратительно пьян. Анна с ужасом наблюдала за тем, как он, нетрезво шатаясь с трудом удерживаясь на ногах, схватил за плечо Марка, отчего бедный музыкант согнул колени.
- Гальярда ! – торжественно объявил король. Гости заметно оживились, по залу пронесся радостный взволнованный шепоток. – Заткнитесь, убл*дки! – он вытер блестящую от пролитого вина бороду рукавом камзола и направился к Анне. – Ты. С тобой я буду танцевать, моя маленькая леди Болейн. Иди сюда, - он с такой силой ухватил запястье девушки, что она не сдержала всхлипа, невольно вырвавшегося из груди. – Тебе больно, да? – Генрих остановился. – Знаю, что больно. Мне тоже больно. Больно, что ты месяцами избегаешь меня.
- Ваше Величество...
- А что? Эти псы все равно все знают, - он хохотнул. - Знают они, как же. Если бы хоть часть того, о чем мелят их поганые языки, было правдой, ты бы ходить не могла. Но ничего, не время, не время. Скоро я приду к тебе, эта старая испанская жаба не дождется меня, - он кивнул на красную от гнева Катерину. – Марк, чертов убл*док, почему ты не играешь?
Быстрые звуки музыки наполнили зал. Не стесняясь своего монарха, люди начали перешептываться, и все как один бросали неприязненные взгляды на Анну. Какая насмешка, теперь она видела в них куда больше ненависти, чем прежде. Быть любовницей короля, о, какой это ничтожный грех по сравнению с тем, чтобы быть истинно любимой им.
Генрих, едва удерживая равновесие, безуспешно пытался поспеть за ритмом мелодии. Марк снизил ее темп, но все равно король не мог справиться.
Анна с трудом подстраивалась под шаги короля. Она знала, каким посмешищем они выглядят со стороны, но этот танец следовало продолжить во что бы оно ни стало.
- Стыдишься меня? - прошептал ей в ухо Генрих совершенно трезвым голосом. Анна бросила на него недоуменный взгляд, получая в ответ насмешливую улыбку. - Я делаю то, что хочу, моя маленькая леди Болейн. А сейчас я хочу, чтобы все видели, кому принадлежит мое сердце.
- Генрих... - она осеклась, в ужасе осознавая, что назвала короля по имени, но мужчина лишь улыбнулся, находя подобное обращение интимным.
- Рано или поздно, мой ангел, ты поймешь, что лишь со мной сможешь обрести свое счастье. Никто из этих болванов не стоит и твоего взгляда.
- Я и теперь знаю это, Ваше...
- Мое имя Генрих, - прервал ее мужчина. – И я принадлежу тебе, так же, как ты принадлежишь мне. Всегда. Хорошо?
- Хорошо, - Анна потупила взгляд, осознавая, что ее слова прозвучали как обещание.
Она не смела встретиться с ним взглядом, зная, что не сможет более отвести его в сторону, раз и навсегда предавая собственные убеждения. Где был Генрих, там не оставалось места ни для кого и не для чего более. Любовь? Едва ли. Она любила и прежде, но чувство, которое искрило между ними, было куда древнее любви и сильнее смерти. Навсегда, сквозь годы и века, сквозь крики ненависти и шепот зависти – вместе, рука в руке, сердце к сердцу, едины.
Когда танец, начавшийся как испытание, закончился, Анна ощутила огромное разочарование. Несколько мгновений они с Генрихом не могли оторваться друг от друга, замершие в тишине. Если бы только можно было сейчас же покинуть этот проклятый зал.
- Леди Болейн, - он поклонился и быстрым шагом направился обратно к своему месту, позабыв о том, что прежде играл роль пьяницы.
В молчании и Анна заняла свое место, не в силах вслушиваться в веселую трескотню Джейн. Чудесная девочка, как же она за нее радовалась, принимая чужую радость как собственную. Ее доброе сердечко, мягкая улыбка не могли оставить Анну безучастной, и мало-помалу она позволила вовлечь себя в разговор.
Когда молодые направились в спальню, Анна испытала искреннее огорчение от того, что малышка Сеймур не сможет следовать с ними. Троюродная сестра вызывала в ней едва ли ни материнские чувства. Больше всего на свете Анне хотелось заботиться о ней, оградить от дурного влияния распущенного дворянства. Когда придет время, Анна поклялась себе, она найдет для Джейн самого лучшего супруга, даже если это дорого обойдется ей самой. Ее будет любить лучший из мужчин, пусть даже он и не будет королем.
Пожелав ей доброй ночи, Анна направилась ко второй своей подруге, которая теперь стала ей сестрой. Джейн выглядела невероятно смущенной, когда часть женщин, окружив ее, повели невесту в комнату Джорджа. В отличие от нее Элизабет Стаффорд, наоборот, весело болтала, и Анна не смогла скрыть своей презрительной усмешки, когда, поравнявшись с Джорджем, Элизабет пожелала ему доброй ночи.
Совсем скоро, ох, как скоро, каждое ее слово, каждый взгляд станут ее обвинителями. Велик же будет гнев Норфолка, когда он узнает, с кем именно делила ложе его супруга. Едва ли герцога разочарует то, что его жена давно потеряла девичью честь, но Джорджа он ей не простит.
Комната Джорджа была абсолютно не готовой к переезду Джейн. Всюду были разбросаны вещи, постель не застелена, а в подсвечнике стояли огарки свечей. Какое унижение. Анна с трудом удерживалась от того, чтобы направиться обратно в зал, высказав брату все, что о нем думает. Общими усилиями в компании других девушек, они придали комнате более или менее приемлемый вид.
- Анна? - голос Джейн дрожал. Анна, отставив в сторону подсвечник, подошла к подруге. - Могу ли я завтра утром навестить тебя?
- Разумеется, - девушка взяла ее холодные руки в свои и улыбнулась. - Послушай, - она понизила голос, - ты теперь моя сестра. И я всегда буду рада видеть тебя рядом с собой. Тебе нет нужды спрашивать моего разрешения, потому что с этого дня и до конца мы одна семья.
Джейн чуть заметно кивнула. Лицо ее озарила робкая улыбка. Однако, тихий стук в дверь разрушил ее спокойствие, заставив Джейн испуганно вздрогнуть. Не дожидаясь ответа, Джордж вошел внутрь. Он был чертовски пьян. Казалось, присутствие в его комнате стольких хорошеньких женщин, окончательно опьянило его разум.
- Миледи, - он глумливо склонился в поклоне. Девушки захихикали. Лишь Анна и Джейн не разделяли всеобщего веселья. Осыпая женщин комплиментами, Джордж распахнул перед ними дверь, выпроваживая прочь из комнаты. Анна не шелохнулась.
- Сестрица? - глаза Джорджа ярко блестели от выпитого вина. - Ты хочешь присоединиться к нам?
- Ты жалкий убл*док, братец, - холодно ответила Анна. Как всегда в минуты гнева голос ее звучал холодно и высокомерно. Непонимающе моргнув, Джордж подошел ближе.
- Что тебе нужно, Анна? Будешь меня учить жизни? Нет, - он хохотнул. - Я сам буду учить эту маленькую кошечку, как любить мужчину. Посмотри на нее. Небось, думает увидеть щель у меня между ног. О, боже, - его тон резко сменился. Джордж закрыла глаза руками. Анна даже боялась взглянуть на Джейн. - Проваливай, Анна, - наконец-то он снова обрел самообладание. - Убирайся прочь. Это моя жена, и я ее собираюсь тр*хнуть. Так что не заставляй меня брать ее у тебя на глазах, потому что, Бог мне свидетель, я так и сделаю.
- Ступай, Анна, - хотя на лице Джейн была улыбка, голос ее сильно дрожал. Какое же мужество нужно было этой бедной девочке!
- Я жду тебя утром, - тихо произнесла Анна. - Братец.
- Сестрица! - хмыкнул Джордж. Распахнув дверь, он выставил Анну прочь. Сгорая от гнева, она направилась в свои покои.
Интересно, не захочет ли малышка Джейн навестить ее? Как же кстати была бы сейчас ее компания. Лакеи еще обслуживали гостей на банкете, а потому ни одного из них не было на королевском этаже, и никто не смог бы ответить на вопрос у себя ли Джейн.
Отворив дверь, Анна вошла в тюдоровское крыло, и крик ужаса вырвался из ее горла. Обезумевшая от страха, она бросилась прочь, с трудом осознавая, куда, собственно, направляется. Мелькали фигуры людей, и лишь тогда она остановилась, когда кто-то схватил ее за руку.
- Анна? - Генрих с ужасом глядел на нее. - Боже мой, что тебя так напугало?
- Там, там, - ее слова потонули во всхлипах. Задыхаясь, она опустилась на пол, ничего и никого вокруг не замечая. Сильные руки короля подхватили ее, снова поднимая на ноги. Находившийся рядом с ним мужчина быстрым шагом направился вверх по лестнице.
- Все хорошо, - шептал ей на ухо Генрих, прижимая к своей широкой груди. Ее пальцы впились в меховую оторочку его дублета, но Генрих не замечал этого. К своему стыду он ощущал невероятную радость, чувствуя, как она, точно напуганная птичка, дрожит в его руках. Какая же крошка, какая маленькая напуганная девочка, что ищет у него защиты. Сердце Генриха ныло от переполнявшей его нежности, но, стоило ему увидеть бледное лицо Томаса Мора, возвращающегося обратно, как все добрые чувства оставили его. Канцлер был бледен точно полотно.
- Говори, - рявкнул Генрих.
- Служанка леди Болейн, Ваше Величество. Очевидно, над ней жестоко надругались, а затем убили.
- Убили?! В моем замке?!
- Ей распороли... Простите, Ваше Величество.
- Продолжай!
- Ей нанесли много ударов ножом... Между ног.
- Это послание, - безжизненным голосом произнесла Анна, отстраняясь от груди короля. Лицо ее было опухшим от слез. - Это было для меня. Она умерла из-за меня.
- Я клянусь тебе, Анна, я найду, кто это сделал, - Генрих заставил ее посмотреть ему в глаза. Лицо его выражало решительность. - Я клянусь, виновный понесет ответственность.
- Этого не будет, - холодно парировала девушка. Голос ее внезапно приобрел решительность. - Мы все здесь знаем, что значит убийство Элинор, - она закусила губу, чтобы не расплакаться снова, но смогла удержаться от слез. - Есть лишь один человек, кто мог бы пойти на такое.
- Ты обвиняешь королеву?
- Леди Болейн, осторожнее, - мягко произнес Томас Мор. - Это государственная измена.
- Так казните меня! - холодно отозвалась Анна, поворачиваясь к нему. Ее лицо пылало. - Удар топором куда милосерднее того, что с ней сделали. А я буду следующей. Думаете, нет?
- Мор, позаботься о несчастной, - тихо произнес Генрих. Дождавшись, пока фигура канцлера исчезнет за поворотом лестницы, он привлек к себе Анну. - Послушай, я не позволю никому навредить тебе. Но и не дам тебе обвинять Катерину. Она бы не пошла на это. Она добрая женщина.
- Ты видел сам, как она унизила меня за то, что подозревала тебя в интересе ко мне. Что говорить после сегодняшнего танца, - Генрих никогда не видел ее в подобном гневе. Анна походила на тигрицу, пойманную в клетку. - Как бы там ни было, я не останусь здесь. Я уеду в Хивер и больше не вернусь.
- Я не позволю тебе! - Генрих больно стиснул Анну за руку, так, что она зашипела от боли. - Прости, я не хотел ранить тебя. Но я не отпущу тебя. Ты дала слово быть при дворе.
- И я была. Это стоило жизни моей бедной Элинор. А Норрис? Он во второй раз овдовел. О, Боже мой, несчастный Генри.
- Анна, послушай. Да послушай же ты! - она пыталась вырваться из его рук, но король крепко удерживал ее. - Я люблю тебя, слышишь? Я люблю тебя! Я не позволю никому принести тебе боль снова. Рядом со мной ты будешь в безопасности. Я клянусь тебе! Прошу, не оставляй меня.
- Генрих, - она закрыла глаза, пытаясь хоть немного успокоиться. - Я не могу находиться здесь, пойми же это!
- Мы уедем. Мы больше никогда не приедем в Уайтхолл. Выбирай любой замок, и я подарю его тебе. Я сделаю все, клянусь тебе, чтобы ты была счастлива, - он прижался губами к ее лбу, благословляющим поцелуем успокаивая ее. Анна снова обхватила его руками, однако теперь ее дыхание было ровным и спокойным. В молчании они провели несколько томительных минут. Сердце короля быстро билось в груди, к которой прижималась головка плачущей девушки. Одного его присутствия было достаточно для того, чтобы ее боль несколько поугасла. Отстранившись, Анна подняла на него взгляд.
- Мы действительно уедем из Уайтхолла? - дрожащим голосом спросила она. Генрих кивнул.
- Мы уедем завтра же и никогда более не вернемся в эти стены, где так много плохих воспоминаний. Я не хочу, чтобы ты плакала, Анна, а потому я отвезу тебя в то место, где мы всегда будем вместе, рядом, счастливые. Я подарю тебе Тауэр.
©Энди Багира, 2014 г.
