В эту ночь Киня и Бублик ночевали в доме. Проснулись они одновременно от пронзительного крика петуха Хрипуши. К петушиному крику они были привычными, но этот прозвучал особенно громко и протяжно. Еще толком не проснувшись, оба подумали - Это проделки Феденьки. И действительно - дверца будки Бублика была распахнута настежь и поросеночка в ней не обнаружилось.
- Может быть, он снова в лес подался? - предположила Киня.
- Не думаю, - покачал головой Бублик. - Я с вечера запах волков чую. Рядом они, границы охраняют. Если бы он и подался в лес, его бы дальше первых двух деревьев не пустили бы.
- Да где же он?
- Может дедушка Угрюмыч знает?
В предрассветной тьме друзья поплелись в амбар ослика, но как бы они его не звали, тот продолжал громко храпеть. Зато в курятнике уже горел свет, и Киня негромко постучалась. Дверь тотчас распахнулась, и на пороге появилась сердитая Кузенька.
- Вы поросеночка нашего не видели? - поздоровавшись спросил Бублик.
- Если бы я видела этого поросеночка, то уши бы ему открутила.
- Феденьке? Но он же такой маленький! - вступилась за друга Киня.
- Пусть и маленький, но уже свинтус! Вы посмотрите, что он с моим Хрипушей сделал!
Киня и Бублик заглянули внутрь курятника и от удивления замерли. Хрипуша с безучастным видом сидел на яйцах, а вокруг него так и сновали два цыпленка. Время от времени глаз Хрипуши дергался и он принимался поскуливать.
- Хрипуша, - позвала его Киня. - Что он с тобой сделал?
Хрипуша оторвал взгляд от насеста и в его глазах появились слезы.
- Он... Он... Охохохохо... Он... Обесчестил меня! - И, приподнявшись с яиц, он продемонстрировал друзьям лишенный перьев хвост. Не успели они что-то ответить, как из амбара Угрюмыча раздался крик. Друзья, Кузенька и Хрипуша бросились к ослику. Причина переполоха открылась раньше, чем они забежали внутрь - к амбару вела цепочка маленьких поросячьих копытц. Феденьки внутри не оказалось. Зато на полу сидел Угрюмыч и всхлипывал.
- Одеяльце, мое любименькое! Украли! Украли! А у меня бронхит, а у меня озноб, а у меня воспаление лимфоузлов. Что же теперь делать?
Никто на этот вопрос не ответил, потому что со стороны реки раздался крик.
На этот раз кричал бобр - из его плотины вытащили лучшие бревна. И снова на земле отчетливо виднелась цепочка фединых следов. Затем закричала сойка, потом зайчик, сова. Всей деревней носились от дома к домику, и всюду находили следы фединого вмешательства.
Наконец следы привели их на лесную полянку. Все ахнули, увидев Феденьку. Он лежал вверх копытцами и тяжело всхлипывал. Посреди полянки горел костер из бревен бобра, стояла палатка из одеяла Угрюмыча, в белой мисочке с красным цветочком лежали остатки орешков, взятых у белочек, а на голове у него трепыхался индийский убор из перьев Хрипуши. Феденька тяжело дышал. Из его глаз градом лились слезки.
- Я больше не буду, - всхлипывал он. - Не буду. Не буду.
И весь он был такой несчастненький, такой сопливенький, такой хорошенький, что ни у кого не осталось ни малейшего желания отчитывать его. Феденька продолжал всхлипывать, и как бы его не пытались утешить, все было безрезультатно. Наконец звери разошлись по домам, и на полянке остались лишь поросеночек, Бублик и Киня.
- Пойдем домой, Феденька, - позвала поросеночка Киня, но тот продолжал плакать.
- Пойдем маленький. Мы не будем тебя ругать, - пообещал Бублик.
- Ругать поросеночка? - встрепенулся Феденька. Он тотчас приподнялся на локоточке и с замершем на мордочке удивлением воззрился на Бублика. - За что же его можно ругать?
- Ну как же... - начала было Киня, но Бублик наступил на ее лапку и Киня послушно замолчала.
- Главное, что ты больше не будешь, - радостно закончил Бублик.
- Конечно не буду, - подтвердил Феденька, снова укладываясь на спинку. - Ни за что больше не притронусь к этим орешкам. Кто же знал, что от них так пучит!