Наконец то я вроде освоила протез. Случилось это не потому что протезист старался, а потому что я хотела. Так хотела, что зубы сводило. У меня получилось. Но. За двадцать пять дней я все равно ничего не поняла про этот протез, совсем ничего. Я и сейчас то не очень понимаю , а тогда вообще была не постигшей. Поэтому мне было все равно, что происходит, лишь бы железяка ходила и носила меня. Но протезист то знал больше, но держал это в секрете. Зачем? Я не знаю. А я тогда ждала самолета, который тридцатого апреля улетал в Сочи. Меня поставили на стеклянную гильзу и разрешили лететь.
И я полетела конечно. Почему гильзу, то есть пробный приемник от протеза, называют стеклянной? Потому что она прозрачная , как стекло. Но это не главное. Главное то, что она ещё и такая же хрупкая, как стекло. Но мне то никто об этом не сказал! Почему это плохо? Потому что если бы я это знала, я бы относилась к гильзе бережнее. А так, не имея, информации я ее просто эксплуатировала, не ожидая гадости. На Сочи у меня было всего двенадцать дней, именно это меня и спасло. Но именно тогда я поняла, насколько классная теперь у меня нога, тогда был совершен рекорд, 29000 шагов. Пока я этот собственный рекорд не могу повторить. Я просто летала от таких успехов.
Но в один прекрасный день я обнаружила, что от гильзы отвалился кусок. Но тогда я подумала, что это случайность. Хорошо. Потому что меня не накрыл страх. Я просто подложила под острый край кусок ткани, и продолжила ходить и обследовать самый теплый город России. Ничего плохого я не ожидала. А оно случалось. Потому что я не знала, где слабые места у этого протеза. Мне никто ничего не рассказал. Сейчас мне интересно, а почему мне не дали такой информации? Ее нет? Или протезисты не заинтересованы в доступной информации? А может протезист?
Особенный сюрприз меня ждал в последний день перед отъездом в аэропорт. С утра я собрала чемодан, сидя на пятой точке на полу, а потом стала одевать протез. И что я увидела? Это был трындец! Но тогда я этого еще не осознавала! Моя стеклянная гильза треснула в трех местах. Трещины шли от крепления внизу , наверх. В общем, вся эта конструкция могла развалится в любой момент. Когда это случилось, мама дорогая? Когда появились эти трещины? Как хорошо, что я увидела это только сейчас! А еще лучше то, что у меня всегда есть в чемодане клей и скотч.
Ну и конечно, рассмотрев все это, все трещины, я стала заматывать протез скотчем. А что делать то? У меня впереди путь до аэропорта, часа полтора, потом регистрация и посадка. И все это опора на то, что уже треснуло! Поэтому я в аэропорту согласилась на инвалидную коляску. Сочи, достаточно большой аэропорт. В общем, в Иркутск я летела на протезе, который держался на скотче. И по идее, я, со своим характером, должна была закатить протезисту истерику. Потому что, с у к а, ходить на таком протезе просто опасно. Для меня. Протезист знал об этом. И даже я считаю, что он должен был прервать полет ипанутой женщины.
Но, это я пойму пару лет спустя, когда попаду в яму в нашей культурной столице. А тогда я даже не думала о том, что со мной может случится, если вся эта конструкция развалится, и я неожиданно и резко упаду с высоты своего роста. Какие могут быть последствия у этого? Теперь я знаю, страшные. А тогда я наверное пыталась просто оправдать человека, который на меня положил. Или поклал? Сейчас я реально это понимаю. Нельзя отпускать ампутанта на стеклянной гильзе далеко от дома. Она может развалится в любой момент. А меня отпустили. Почему? Да потому что протезисту было до фонаря, что со мной случится. Как то так.
Вот какие мысли появились после того, как меня из ямы боли и страданий в Питере, вытащили совершенно другие люди, которые не имели никакого отношения к построению моего протеза. Они меня направили на путь истинный, и помогли мне продолжить свой запланированный путь. Именно благодаря тем, кто посвятил свою жизнь таким как я, я продолжила свой путь по России и закончила его, как и предполагалось , в Белоруссии. Но Карелия выпала из этого плана. Посторонний человек влез в мою жизнь и испортил ее. И это ПРОТЕЗИСТ. Так не должно быть. Это страшно.