Нижеследующий текст публикуется просто как пример того, что у истории нет сослагательного наклонения. И выращивать свой рейтинг, поливая бяками прошлые достижения - не самая лучшая стратегия роста. Так ничего хорошего вырастить не получится. Те же самые соображения можно ведь и к иным историческим промежуткам применить. И тогда...
Дела малороссийские после Переяславской Рады
Б.Н.Григорьев
По материалам статьи П.А.Матвеева (1844-?), критика, публициста и и.о.председателя Санкт-Петербургского цензурного комитета (1898) «Москва и Малороссия в управлении Ордин-Нащокина Малороссийским приказом», опубликованной в журнале «Русский архив» том № 104 за 1901 год.
С присоединением Левобережной Украины в 1654 году и последовавшим завоеванием большинства польских городов королём Швеции Карлом Х на Польше как крупном игроке в Европе можно было бы, по мнению Матвеева, ставить крест. Но..
Но тут Московское государство совершило непоправимую ошибку и вступило в войну со Швецией. Эта ошибка потом дорого обошлась Москве. Кто надоумил царя на эту войну, сказать однозначно трудно, но Павел Александрович полагает, что без влияния патриарха Никона тут не обошлось. И возможно, без А.Л.Ордин-Нащокина тоже, добавили бы мы.
Выдержать противостояние со Швецией и Польшей, за которой стояли Крымское ханство и Турция, казна русского государства не могла. После кончины «старого Хмеля» в 1657 году на Украине начались сплошные невзгоды: «черкасы изворовались», измена гетманов Выговского и «Юраски» Хмельницкого, поражение московского войска под Конотопом и Чудновым, а в Москве у Алексея Михайловича Тишайшего началась распря с любимым другом патриархом Никоном.
Боярин и оружничий царя Богдан Матвеевич Хитрово (1615-1680) и входивший в силу «русский Ришелье» Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин (1605-1680) смотрели на результаты Переяславской Рады 1654 года как на большую обузу для московского государства. Если первый из них никакой особой позитивной программой не имел, а был обычным ловким царедворцем, державшим хвост по ветру, то у второго были и программа, и мысли, и дипломатические способности. Он ещё при Михаиле Фёдоровиче получил богатую практику общения со шведами и естественно считал шведов главным и самым опасным противником Москвы. А.Л.Ордин-Нащокин был большой поклонник Польши и польской культуры, он всегда считал и открыто говорил, что с поляками нужно дружить и вместе с ними «воевать свеев», поэтому лишение Польши Левобережной Украины, особенно при обнаружившейся потом «шаткости черкасов», он считал вредным шагом.
Назначение Афанасия Лаврентьевича начальником приказа Малой России Матвеев считает вряд ли удачным шагом Тишайшего. «Не отступившись от черкас, прочного мира с польским королём не сыскать, а отнятые у Польши черкасские города никакой прибыли не дают, а убытки от них большие», - писал Ордин-Нащокин в докладе царю. И в Малороссии эти взгляды ближайшего советника царя были хорошо известны. Измену и шатания черкас П.А.Матвеев однозначно увязывает с тем направлением в политике, которое было принято русским Ришелье (так потом назвали Нащокина наши историки).
В 1663 году, отправляясь на переговоры с поляками в Дубровичи, Ордин-Нащокин настойчиво советовал царю вернуть Малороссию Польше. Это позволило бы, по его мнению, сформировать христианский союз против Турции. Доклад этот пришёлся не по нраву Алексею Михайловичу, хотя он и сам ворчал про «изворовавшихся» черкасов. Со шведами в 1661 году уже был заключён Кардисский мир, а в Малороссии после избрания гетманом Ивана Мартыновича Брюховецкого дела стали принимать благоприятный оборот. В ответном письме царь писал Нащокину, что все рассуждения его принимает, кроме одного – вернуть Левобережную Украину Польше. «Собаке не достойно есть и одного куска хлеба православного (т.е. продолжать удерживать Западную Украину за Польшей), а уж тем более не подобает отдавать ей и второй кусок – Малороссию. Того, кто сделает это, настигнет кара Божья. Надеюсь, продолжал он, нас избегнет такая кара, и господь «не выдаст своего хлеба собаке»[1].
С этого момента, считает Матвеев, и началось падение Ордин-Нащокина, хотя Андрусовский мир он заключил на условии сохранения Малороссии за Москвой. Правда, пришлось на 2 года отдать Киев.
С Андрусовского договора и начались «шатания черкасов». В Малороссии вызвала ропот уступка полякам Киева, а в Правобережной Украине, выведенной из-под контроля Собаки-Польши гетманом Дорошенко, гневались на условия Андрусовского мира в целом. Сидевший в Гадяче гетман Иван Мартынович Брюховецкий, узнав о пренебрежительном отношении Ордин-Нащокна к Малороссии, начал приходить в сомнение.
Называя Брюховецкого выскочкой и оппортунистом и отдавая дань его храбрости и авторитету среди запорожских казаков, Матвеев пишет, что его политические взгляды сформировались в передней и столовой Богдана Хмельницкого, которому он прислуживал и которого считал мудрым батькой. После смерти старого Хмеля, убедившись в ничтожестве его сынка Юрия, Брюховецкий сделал ставку на запорожцев и стал помышлять о гетманской булаве.
Добившись не без помощи Москвы избрания в гетманы, Иван Мартынович из кожи лез, чтобы доказать свою верность московскому царю. В 1665 году он с многочисленной свитой прибыл в Москву и бил челом Тишайшему о более тесном подчинении Малороссии и посылке в черкасские города русских воевод и ратных людей. Для пущей убедительности в своей верности Москве он попросил царя женить его на какой-нибудь «московской девке». Царь любил оказывать такие услуги и предложил Брюховецкому в жёны дочь окольничьего князя Д.А.Долгорукова. Алексей Михайлович оценил инициативу гетмана и присвоил ему боярский чин – так Брюховецкий получил прозвание боярина-гетмана. Кажется, царь оказал ему медвежью услугу: щирым казакам такое звание показалось оскорбительным и неуместным.
Н.И.Костомаров в своей монографии об этом человеке писал: «Москвы он никогда не любил, он только подличал и пресмыкался перед нею, надеясь, что она всегда может охранить его». Впрочем, пишет Матвеев, так смотрели на Москву все гетманы XVII века, включая и Богдана Хмельницкого.
Освободившись от польской зависимости, Дорошенко стал склоняться к протекции Турции, а когда сомнения Брюховецкого относительно Москвы достигли своего пика, то Дорошенко сумел заразить и его «турецкой болезнью». Впрочем, сделать это было не так уж и сложно – казацкие старшины и гетманы Украины всегда страдали этой болезнью, в том числе и старый Хмеля, который, правда, дальше шантажа перейти под руку султана не пошёл, но этого хватило, чтобы Москва пошла ему на некоторые уступки. Кроме того, Дорошенко в качестве платы за измену предложил Брюховецкому уступить ему и свою булаву и сделать его гетманом «всея Украины». Мартыныч перед таким соблазном устоять не смог и где-то в 1667 году пока завёл с Дорошенко тайную связь.
Приехав домой с молодой женой, Брюховецкий был встречен общим ропотом: казаки выразили недовольство и московскими статьями, и принятием им боярского чина. Малороссийское духовенство тоже всполошилось, опасаясь подчинения Московскому патриарху (украинская церковь подчинялась тогда Царьградскому патриарху). Друг гетмана епископ Мефодий воспылал гневом, узнав, что гетман пригласил на освободившееся место митрополита московского человека. У гетмана возникли трения и с киевским воеводой Петром Васильевичем Шереметевым из-за его вмешательства в процесс сбора налогов в пользу московской казны. Москва поторопилась направить в Малороссию «для собирания вестей» дьяка Фролова. Сам Брюховецкий писал в Москву извинительные письма за возникшие после его приезда недоразумения и уверял царя в нерушимой верности.
Новым поводом к возмущению в Малороссии послужили скрываемые от малороссов, но просочившиеся сведения о сдаче Киева на 2 года полякам – об этом московские власти даже боярина-гетмана в известность не поставили. Особенно активно эти сведения распространял поссорившийся с Брюховецким епископ Мефодий. Но к 1667 году Мефодий при содействии архимандрита Иннокентия Гизеля, сторонника гетмана Дорошенко, с Брюховецким помирился, а боярин-гетман, вероятно через Гизеля, вступил в контакт с Дорошенко.
Надеяться на Москву он уже перестал - он в ней разочаровался и решил искать спасения в союзе с Правобережной Украиной Дорошенко. И в совместной надежде - на помощь султана. И тут в конце осени 1667 года Ордин-Нащокин вступил в переговоры с Дорошенко, пытаясь склонить его к сотрудничеству с Москвой, а влиятельное духовенство - убедить в подчинении Московскому патриарху вместо Константинопольского. Афанасий Лаврентьевич изобрёл для этого искусный, по его выражению, «привод», вставив в текст Андрусовского мира секретную статью, согласно которой Москва, не нарушая договора с поляками, могла удержать за собой Киев. Чтобы этот «привод» сработал, русский Ришелье решил раздуть в Западной Украине смуту, которая бы явилась предлогом не сдавать Киев полякам. Посланный им в Малороссию стряпчий Тяпкин и киевский воевода П.В.Шереметев стали раздувать эту смуту во всю меру своих способностей и возможностей.
Увлекшись уговорами Дорошенко, Ордин-Нащокин совсем забыл про Левобережную Украину, что и немедленно привело к восстанию последней против Москвы. Польский посол Бенёвский, соавтор Афанасия Лаврентьевича при подписании Андрусовского договора, хорошо знавший казаков и Украину, сумел «вклеить» в текст договора свой хитрый «привод», который и взбудоражил левобережных казаков и поднял их на восстание. Тонкая дипломатия русского Ришелье потерпела крах – где тонко, там и рвётся.
Ордин-Нащокин, пользовавшийся ранее услугами епископа Мефодия, выбрал своими агентами Гизеля и Тукальского, верных клевретов Дорошенко, а те нисколько не были заинтересованы в разрыве связей с Константинопольским патриархом и гнули свою линию, подстрекая Брюховецкого к разрыву с Москвой.
В конце января 1668 года П.В.Шереметев из Киева забил тревогу и поспешил известить о своих опасениях Нащокина. Тот, поняв свой промах, активно принялся за поправление создавшегося положения в Малороссии и вспомнил даже о Мефодии, но было уже поздно. К боярину-гетману и духовенству послали успокоительные грамоты, их обнадёживали относительно удержания Киева и извещали о посылке к ним дворянина Ивана Желябужского, который должен был ознакомить их с содержанием текста Андрусовского мира, и даже обещали отменить московские статьи о воеводском управлении черкасских городов.
Не дожидаясь результатов миссии Желябужского, в Севск для боярина-гетмана, черниговского архиепископа Лазаря Барановича, Мефодия и Гизеля отправили с царскими грамотами специального гонца, но когда гонец 12 февраля прискакал в Севск, он узнал, что подавшийся к туркам Брюховецкий был 8 февраля убит в Гадяче, а вместе с ним погибли царский воевода Одоевский и его ратные люди. Под контролем Москвы в Левобережной Украине остались всего 3-4 города, включая Киев, а результаты Переяславской Рады едва не погибли в пожарах и в крови, вызванных изменой Брюховецкого. «Всё было сделано как со стороны Москвы», - пишет Матвеев, - «так и наиболее влиятельных в то время деятелей Малороссии, чтобы расшатать в корне великое дело 1654 года на раде в Переяславле: и оно тем не менее устояло».
В конце мая 1668 года произошло ещё много неприятных событий в этом високосном году, которые Матвеев не захотел комментировать в виду их однообразия. Но, как говорил гоголевский Осип, всё имеет свой конец – закончилась и смута в Левобережной Украине, захлебнувшаяся в собственной крови.
В январе 1669 году в первопрестольную прибыло из Малороссии великое посольство от наказного атамана Северской Украины Демьяна Игнатьевича Многогрешного и черниговского архиепископа Лазаря Барановича с повинной и челобитьем простить черкасским городам измену гетмана Ивашки Брюховецкого. 19 января посольство было принято Алексеем Михайловичем, а «он вины их велел отдать и к прежнему своему милосердию принять изволил». Переговоры с ним были поручены Б.М.Хитрово, а А.Л.Ордин-Нащокин к ним допущен не был. На первый же вопрос царского оружничьего о том, почему левобережные казаки взбунтовались, посольство ответило, что причиной явилось пренебрежительное отношение к ним и черкасским городам со стороны Малороссийского приказа.
Посольству 25 января было сказано, что все дела будут решаться на Раде и что в Малороссию для этого отправляются боярин Г.Г.Ромодановский, стольник Артамон Сергеевич Матвеев и дьяк Богданов. По ходатайству посольства Раду решили провести в Батурине. 12 февраля 1669 года в Москве начались приготовления к этому важному событию. Переяславская Рада была сохранена и восстановлена, но уже без участия А.Л.Ордина-Нащокина.
[1] Царь Алексей Михайлович на 300 лет опередил Черчилля, назвав Польшу злобным животным.