Притихшие, бледные и растерянные, новички молча сидели у блиндажа, поглядывая друг на друга, безмолвно спрашивая — что делать, куда спрятаться?
"День в день 80 лет назад". Переворачивая листы истории невольно ловишь себя на мысли, что история развивается по спирали. И те, затаённые обиды, запертые в пыльных шкафах на западе, передаются с генами потомкам. Теперь они ищут реванша сегодня...
Статья опубликована в газете КРАСНАЯ ЗВЕЗДА 29 августа 1943 г., воскресенье:
Боевое крещение
По глубокой траншее, заросшей травой и полузатопленной потоками дождя, двигались бойцы, тяжело нагруженные всем тем, что необходимо солдату в бою и походе.
Впереди, по колено в воде, с автоматом через плечо, скупым, верным шагом человека, знающего, куда он держит путь, идет маленький, коренастый ефрейтор Петя Кучинский, старожил «Малой земли». Он идет сейчас во главе пополнения в качестве провожатого. Позади, часто спотыкаясь и падая, испачканный по самые уши желтой болотной жижей, бредет боец Сергей Павлович Басавин. Траншея всё круче и круче спускается вниз. По временам в разрывы брустверов виднеется синяя, в белых пузырях, шипящая дождем Нева.
— Эй, парень, далеко еще? — запыхавшись, спросил Басавин.
Провожатый остановился и приглушенным басом сказал:
— Во-первых, я не парень, а ефрейтор Кучинский, а во-вторых, идите туда, куда вас поведут, а в-третьих, громко разговаривать здесь воспрещается — немец близко.
Траншея вывела на обрывистый берег к полуразрушенному железобетонному мосту. Внизу, выделяясь своей чернотой в белых сумерках ночи, лежит устье реки.
— Приготовиться! — шёпотом скомандовал провожатый. На другом берегу стояли два человека. Они вытолкнули из бухточки узенькую, низкобортную лодку. Ефрейтор бесшумно начал вертеть воротом лебедки. Лодка, увлекаемая канатом, мягко, неслышно заскользила но черной реке и через полминуты с хрустом врезалась в песок берега. Новички бросились в лодку, расселись на скамьях. Кучинский усмехнулся, дружески хлопнул по плечу бойца Басавина.
— Ложись, если тебе жизнь не надоела.
Бойцы вытянулись на дне баркасика, и он, чуть не черпая бортом воду, под покровом дождя и сумрака висящих над водой развалин моста поплыл к неизвестным берегам «Малой земли». Сергей Басавин лежал лицом кверху. Ни выстрела, ни плеска воды, ничего не слышал он, кроме учащенного стука собственного сердца. Ни о чем он не думал, кроме одного: «Убьют или не убьют?» Разноцветные пули проносились над ним. — «Убьют пли не убьют?» Стоит ведь немецкому пулеметчику взять чуть пониже, и лодка вместе с Басавиным, солдатом, еще не нюхавшим настоящего пороху, пойдет на дно. И выпала же ему горькая судьбина — сразу, в первые свои солдатские дни попасть в такое гиблое место. На всей войне, наверное, нет хуже участка, чем эта «Малая земля», «пятачок». Он не заметил, как лодка причалила к берегу. Он бы еще долго лежал, потеряв чувство времени, если бы кто-то, остро пропахший рыбой, не толкнул его ногой и хриплым шёпотом не сказал: «Вставай, браток, приехали!» Басавин вскочил и, стремглав, бросился из лодки. «Сюда, сюда!» — и твердая рука втолкнула его в траншею. Едва люди успели укрыться, шквал минометного огня обрушился на переправу, столбы воды и земли полетели кверху.
Маленький, смуглый человек присел на корточки перед новичками.
— Перебесится немец, перестанет. Мы его повадки знаем. Товарищи бойцы, я— старший «пятачка», фамилия моя Михайлов, а командир у нас, так сказать, комендант «Малой земли» — старший лейтенант Комаров Василий Степанович, сегодня он награжден орденом Красной Звезды. Пойдемте, будете есть. Видите вот ту березу с черной маковкой? Это и есть конец нашей земли, смотрите, не заблудитесь. Территория у нас небольшая, но войны много.
После завтрака к новичкам пришел комендант «Малой земли» — старший лейтенант Комаров, маленький, сухолицый, щуплый молодой человек с тихим голосом, но простой и понятный. Он долго говорил с каждым бойцом, то-есть слушал их рассказы о том, откуда они прибыли, где работали до войны, где находятся теперь их родные. Уходя, он сказал всего-навсего одно слово:
— Привыкайте!
Оттого, что люди на новом месте оказались самыми обыкновенными, такими же простыми, как и он сам, Басавину стало весело. Оставалось только обычное для новичка острое ощущение близости передовой линии фронта: он вздрагивал при каждом выстреле, замирал даже в том случае, если далеко в стороне визжала тяжелая мина или шуршал снаряд, и утешал себя тем, что привыкнет и к войне, как умел привыкать ко всякой трудной жизни. Точно так же вели себя, как казалось ему, и другие новички из пополнения.
День прошел тихо, ночью слышалась редкая ружейная перестрелка, а утром началось то самое страшное, чем была так знаменита на Ленинградском фронте «Малая земля».
В тихий час, когда бойцы отдыхали по землянкам и блиндажам после бессонной ночи на переднем крае, по всей дуге фронта немцы вдруг открыли огонь из многочисленных ротных, батальонных и полковых минометов. Басавин и другие новички, толкая друг друга, вскочили в землянку. «Малоземельцы», напротив, одеваясь на ходу, с гранатами, винтовками и автоматами бросились на передний край.
Страх и любопытство в одинаковой степени овладели Басавиным. Закусив губы, чтобы не стучать зубами, он выглянул в блиндажную щель. Мины, густо сыпавшиеся на «Малую землю», выкашивали, топтали, выжигали, вырывали с корнем тучные травы. Вслед за минометами открыли огонь дальнобойные батареи, полковые и дивизионные пушки. Били в спину «малоземельцам», били в грудь — с железнодорожной выемки, били слева и справа, со всех четырех сторон. Маленький клочок земли в семьсот метров по фронту и в глубину триста был окружен плотным смертоносным кольцом десятков орудий и минометов. Черный смерч дыма, огня и земли клокотал и двигался к центру «Малой земли». Звуки разрывающихся снарядов сливались в общий гул, грохот и гром.
Притихшие, бледные и растерянные, новички молча сидели у блиндажа, поглядывая друг на друга, безмолвно спрашивая — что делать, куда спрятаться?
— Смотрите, смотрите, братцы, да на ус наматывайте! Вот так каждый раз, когда такое начинается.
Басавин и остальные новички посмотрели в ту сторону, куда указывал кухонным ножом повар Шипков. Темная торфяная река Тосно кишела крысами, настоящими, а не аллегорическими крысами, благоразумно покидающими «Малую землю», чтобы вернуться, когда буря утихнет. Повар презрительно сплюнул, подошел к телефону и, пока еще была возможность, связался с командиром, спросил, как ему принести обед...
В эту вот минуту и свершился тот великий в жизни молодого солдата Сергея Басавина перелом, который рано или поздно бывает у всякого фронтовика — переход от молодости к зрелости, от темного ощущения войны к ясному ее пониманию. Забившись в угол, оглохший, еще неспособный ни на одно движение, полный страха перед бушующими смертями, он уже, однако, понимал, как он жалок по сравнению с поваром Шипковым, человеком одной с ним судьбы, одного возраста. Глядя на него, Басавин понял, чем были знамениты люди «Малой земли», за что их так щедро награждали орденами и медалями, — они были сильны спокойствием, рассудительностью, привычкой к смертельной опасности, верой в то, что они несокрушимы, презрением к трусости, к малодушию.
Прибежал ординарец коменданта «пятачка» сержант Тырцев. Он спросил, есть ли среди новичков охотники идти спасать погребенных под развалинами землянки бронебойщиков. — Я пойду. — тихо откликнулся Сергей Басавин.
Вместе с Басавиным отправились Кореляков и Красноухин. Переползая через завалы, минуя воронки, ординарец Василий Иванович привел новичков к переднему краю. Действуя лопатами, а больше руками, они разбросали красные кирпичи бывшей школы, развернули бревна, откопали шестерых бронебойщиков. Дружинин, Жериков, Артемьев, Гришин были ранены; их отправили в санчасть. Каспаров, Джалиев, контуженные, остались в строю. Седьмой бронебойщик, Курчавов Василий Дмитриевич, был убит. Басавин вполз в полузаваленную землянку коменданта «Малой земли», чтобы доложить ему о судьбе бронебойщиков. Блиндаж, дрожавший от взрывов, был полон удушливого черного дыма. Старший лейтенант Комаров сидел на полу у телефонного аппарата и, стараясь перекричать взрывы и грохот, хрипел в трубку: «Доложите положение!». Сильно кашляя, вытирая слабые, слезящиеся глаза почерневшим платком, он слушал, а потом опять хрипел, уже, очевидно, другому командиру подразделения: «Доложите положение!» Голова его была непокрыта, волосы всклокочены, по темному от копоти и грязи лицу струился пот. Старший лейтенант тяжело дышал.
Молча, пораженный новым открытием, смотрел на своего главного командира Сергей Басавин. Так вот оно что — оказывается, Комаров, три раза раненый в ноги, дважды в руки, простреленный в грудь, в легкое, в общей сложности имеющий около сорока повреждений, с пятью золотыми нашивками на груди, воюющий с первого дня войны, человек, давно испытанный и вознагражденный за храбрость и мужество, он так же остро и тяжело переживал свой сотый бой, как и первый, тратил на него все лучшие силы тела и души. Вот в чем, оказывается, храбрость, героизм—не только в привычке к опасностям, а в том, чтобы всегда находить в себе новые силы и мужество, в том, чтобы эти силы вечно, неиссякаемо жили в солдате.
— В чем дело? — увидев, наконец, в темноте вошедшего новичка, спросил Комаров.
Артогонь постепенно, выдыхаясь, затихал. Басавин вылез из командирского блиндажа, вернулся к себе в овраг. На месте землянки, какую они так во-время покинули утром, зияла огромная воронка— еще одно доказательство того, что на войне выживает большей частью тот, кто воюет самозабвенно, не думая о собственном спасении.
К полудню на «Малой земле» наступила безмятежная светлая, солнечная тишина. Люди вылезли из глубоких укрытий, взялись за лопаты, очистили траншеи от земли, исправили стрелковые ячейки, помылись, почистились.
После обеда в овраге, снова посыпанном ровным слоем золотистого песка, по приказанию Комарова собрались самые старые защитники «Малой земли». Были приглашены и новички—Басавин, Кореляков, Красноухин и другие. Поперек оврага, лежало толстое, давно погибшее дерево. Старожилы и новички с автоматами в руках и гранатами на ремнях, со следами только что пережитой бури на лицах, с орденами, бронзовыми и серебряными медалями на груди, молодые и пожилые, русские и казахи, украинцы и татары, советские люди, ставшие солдатами, удобно расселись на корявом стволе старого дуба. Комаров потихоньку расхаживал перед своими бойцами, похрустывая сапогами по золотому леску. Маленький, смуглый, худощавый, загадочно улыбаясь, тихим, задушевным голосом, ласково косясь на Басавина, он проговорил, как бы шутя:
— Ну, товарищи «старички», давайте расскажем новичкам о нашем житье-бытье.
Под жужжание пчел в медовых цветах, под тихий плеск Невы, разбавленной солнцем, под радостные крики чаек, резвящихся в реке, скуластый оренбургский степняк Степан Адамович Смольский, пулеметчик, неторопливо вспоминая, рассказал о том, как в прошлом году 19 августа в десять часов утра с бронекатеров высадился десант на «пятачок», как шаг за шагом люди отвоевывали родную землю. Рассказал, за какое дерево, за какую лощину, бугорок и дом шли жестокие бои.
Внимательно и строго слушал старых солдат Сергей Басавин. Он чувствовал, как великая любовь ветеранов к «Малой земле» ощутимо и видимо переливалась в него, и каждое их слово навеки западало в душу.
Издалека, от самого Финского залива, тянется кривая линия переднего края. И всей тяжестью своей упирается вот сюда, в золотистый берег, в красноармейца Сергея Павловича Басавина, стоящего на боевом посту, в его винтовку, в его сердце. Тихо, неслышно, крепко сжимая в руках винтовку, расхаживает Басавин по траншее, вглядывается в амбразуру, вслушивается в шорох трав, с гордостью и радостью думает о своем особом месте, о том, что нет такой силы в мире, какая бы заставила его, живого, покинуть это место. (Александр Авдеенко)
Несмотря, на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Фондом президентских грантов, мы продолжаем публикации проекта. Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "Красная звезда" за 1943 год. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.