Известна фраза, которую долго приписывали Бисмарку, что битву при Садовой (в войне 1866 года) выиграл у австрийцев прусский школьный учитель. А после невероятной победы пруссаков над французами в войне 1870–1871 гг. , когда в плен попала не только французская армия, но и император Наполеон III, это выражение стало крылатым, доказывая, как велико значение образования.
Но дело отнюдь не в том, что прусский солдат стал прекрасно образован и очень умён, а вот австриец путал правую и левую ноги и не понимал сути команд офицера. Победила немецкая система образования.
Школьный учитель превращал человека патриархального общества, в основном деревенского, живущего тихой жизнью в окружении природы, в винтик государственной машины эпохи Нового времени. Школа делала из крестьянина, привыкшего жить и трудиться согласно природному циклу, солдата, сражающегося по команде начальства, в какой бы момент она ни последовала. Более того, продукт прусской системы образования должен был не задумываться над тем, нравится ли ему эта команда. Школа учила его не рассуждать, а выполнять. Солдат противника, неспособный выполнять команды столь же быстро, в итоге терпел поражения.
По прусскому образцу фактически строилась вся европейская школа эпохи модерна. Классно-урочная система, где требовалось выслушать учителя, запомнить формулу (алгоритм) действия (это объяснение нового материала), выполнить ряд заданий на только что изученное правило и материал в целом (это закрепление изученного), потом дома решить задачи, написать упражнение, повторить текст параграфа учебника (это повторение), а потом на следующем уроке ответить, если тебя «вызвали». Всё! Просто и понятно!
В СССР школа получилась, возможно, наиболее близкой к прусскому первоисточнику. Именно эта чёткость и простота до сих пор заставляют вспоминать советскую школу с ностальгией – всё понятно!
Именно этому учила прекрасная школа А.С. Макаренко, который показал, как надо готовить упорядоченного, грамотного, гигиеничного и готового к труду в коллективе и к службе в армии человека, способного работать там, где его труд нужен коллективу, а потом и государству, и советская школа упорно создавала коллективистов, а пионерская, а затем комсомольская организации закладывали принципы, которые позже отчеканились в афоризм: «Партия сказала – надо, комсомол ответил – есть!»
Поэтому Сталинградскую и Курскую битвы выиграл советский школьный учитель, который готовил коллективиста, верного идеям партии.
А потом учитель воспитывал среднего человека для работы средней трудности. А неспешный ритм жизни позволял начать в 1 классе писать карандашом палочки и крючочки, потом, через четверть, самые аккуратные получали разрешение писать чернилами, потом несколько уроков отрабатывали правило «жи-ши», и ещё несколько уроков – «ча-ща»... и это вбивалось намертво, потому что никаких изменений в учебниках (и в жизни) не было десятилетиями.
А учитель навсегда был авторитетом, потом что он и только он мог рассказать, что там было, в Древнем Риме, и только учитель мог говорить по-английски, и в каждой школе были два-три учителя, которые искренне любили своё дело и могли увлечь детей предметом и научить мыслить самостоятельно. А остальные были очень-очень... средними, тащили свой воз и получали за это зарплату.
А сейчас обществу нужен человек, выходящий из школы, должен не только повторить то, что сказали ему учителя, но и мыслить самостоятельно, творчески, находить нестандартные решения, проявлять инициативу.
Так нужно было бы закончить, но когда понимаешь, что там, «наверху», явно ощущается тоска по тому времени, когда никто не задавал неудобных вопросов, не «выступал», когда Г. Греф откровенно заявил, что «элитные спецшколы не нужны», когда опять начинают издавать «единый безальтернативный учебник», а попытка по-новому посмотреть на события советской истории называется дискредитацией, становится понятно, что советская школа скоро вернётся. Но будет ли это во благо?