А за что? За то мучаемся, что мы секрет праведной жизни открыли, а это нечистому не нравится... Вот нечистый это дух, Гитлер, и пошел с войной против нас, чтоб на цепь приковать, боится, как бы и его люди от нас не научились праведной жизни...
"День в день 80 лет назад"
КРАСНАЯ ЗВЕЗДА ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ОРГАН НАРОДНОГО КОМИССАРИАТА ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР № 193 (5564) 17 августа 1943 г., вторник.
Старик Прохор
Фотограф районной газеты Шумаркин, долговязый молодой человек с большими скорбными глазами, пришел в деревню Дерябино, чтобы сфотографировать жителей, уцелевших от немецкого нашествия. Всё население деревни уселось на еловом бревне: старик Прохор Дроздов, его внук Павлик и Дарья Никитина с дочуркой Машей. Прохор сидел напряженно, широко расставив колени и положив на них темные, жилистые руки. Ветер шевелил его редкие пепельные волосы и серую бороду. Кожа на худощавой строгом лице его была того желтовато-серого цвета, какой остается после долгой и тяжкой болезни. Под рубашкой, угловато висевшей на его острых плечах, угадывалось исхудавшее тело.
— Вот до чего дожили, брат, — сказал он с горькой усмешкой.—Вся деревня на еловом бревне упоместилась. А помнишь, как ты сымал нас? Мы тогда в миллионщики вышли. Шестьсот сорок душ было в колхозе. Тридцать велисапедов... Восемьдесят доеных коров на ферме, — Прохор махнул рукой и умолк.
Недавно прошел дождь. В сыром теплом воздухе стоял запах горелого кирпича и полыни, заросли которой густо покрывали пепелище. Покачивались лиловые цветы иван-чая, любителя пожарищ, и горой в темной зелени ланцетовидных листьев, как свечи, скрашивая угрюмый кладбищенский пейзаж. Всюду торчали обугленные стволы яблонь, и лишь одна из них, чудом уцелевшая от огня, шелестела свежей листвой, и кое-где на ветвях висели мелкие яблоки. Возле этого живого дерева белел новый сруб из неровно пригнанных бревен, с крохотным, прорезанным для окна, отверстием, — такой игрушечный по размерам своим, что напоминал больше сруб для колодца, чем будущее жилье.
— Третий месяц строим себе хижину. Спасибо, бревна подвезли из лесу товарищи, на машине тут проезжали, а то нам бы не осилить. Плотники вон у меня какие, маломощные, — продолжал Прохор, нетерпеливо поглядывая на Шумаркина, который возился с аппаратом, неожиданно закапризничавшим в последнюю минуту. — Верхний венец никак не вздюжим поднять...
— Вздюжим — важно проговорил Павлик.
У него были живые темные глаза, большой лоб и крупный рот, и на лице было выражение упрямства. Молодой Прохор, — подумал Шумаркин, взглянув на мальчика. — Последний из миллионщиков». И он вспомнил веселый летний день, яркие девичьи платья, просторные, светлые избы, украшенные затейливой резьбой по карнизам, шумный пир под яблонями, и несвязные песни, и крики, и смех... Дерябинские миллионеры пригласили Шумаркина, чтобы он увековечил их довольство и счастье, а у него нехватило пленки на всех, и он щелкал пустым «фэдом» и громко хохотал вместе со всеми, потому что выпил больше, чем полагалось представителю районной газеты...
— И за что мучаемся? За что нам такое наказание? — тоскливо заговорила Дарья, устремив в пространство блеклые глаза. — Видно, за грехи наши... За гордыню, — тихо ответила она себе. — Всякого добра у нас хватало, нет — давай больше. Прохор вон рояль перед войной купил...
— Ну и купил, — перебил ее старик, сердито хмуря брови. — Причем тут грех? Или я ограбил кого? Я за свои деньги купил. Для Нюры.
— А Нюра теперь в Германии на немца работает. И Настенька... доченька моя милая... там... Господи, за что нам эта казнь лютая?! — вдруг вскрикнула Дарья и, закрыв лицо руками, стала раскачиваться из стороны в сторону.
— Мамка, не надо... Мамка. - испуганно сказала Маша, прижимаясь к матери. Она знала, что когда речь заходит о Настеньке, то мать целыми часами потом раскачивается вот так, теряет разум, кричит и рвет на себе волосы.
— Пустое ты говоришь, Дарья. Какие за тобой грехи! Может, то грех, что ты теляток выпаивала для выставки? И за мной нет греха, — убежденно сказал Прохор. — Чисты мы перед людьми и богом, и дела все наши непорочные... Ни в чем нету нашей вины. А страдаем мы не за грехи, а за праведное дело. За праведное, — торжественно повторил он. — Рассказывала мне Нюра про одного, человека... Давно было то дело и как звать его запамятовал, врать не стану. Только был тот человек ко всем людям жалостлив сердцем и всё думал, как бы получше жизнь устроить для народа... А жили мужики худо, голодно, сырьем всё ели, потому и огня-то не было у них. Скотинку зарежут, сырого мяса поедят, в шкуры невыделанные завернутся да в пещерах и сидят, а кругом потемки... Вовсе плохая была жизнь. Ни помыться в бане, ни чаю горячего похлебать, а тут холод, стужа, ребятенки плачут, старики коченеют... И прослышал тот человек жалостливый к людям, будто на высокой горе огонь горит. Да... Горит огонь, а достать его никак невозможно, потому нечистый дух возле костра сидит и никого близко не подпускает. Известно, нечистому-то удовольствие, если народ мучается...
Прохор рассказывал неторопливо. Маша не сводила с него своих васильковых глаз. Дарья всё раскачивалась, как маятник. Шумаркин исправил аппарат, но снимать нельзя было, пока не успокоится Дарья.
— Думал-думал тот человек жалостливый к людям да и махнул на ту высокую гору, — продолжал Прохор. — Залез в кустик и ждет: не может, мол, того быть, чтоб нечистый не отвернулся по своему домашнему делу. Ночь просидел, другую, третью и, скажи, пересидел нечистого: уклонило его в сон. Задремал нечистый... Ну, тут живым делом тот человек запалил от костра лучинку да поскорей вниз с горы скатился и к мужикам... Возрадывались тут люди, костры развели, обогрелись. Первым делом, конечно, щей наварили, мяса нажарили, картошек напекли. Поели. Потом горячей водой помылись, шкуры звериные поскидали, — жарко стало. И как, стало быть, помылись в бане грязь с них сошла, и увидали люди, что все красивы на лицо и прекрасны... Нечистый спохватился, глядь — мужики огонь украли! Давай тут допрос чинить, кто такой смелый нашелся, чтоб огонь у нечистого выкрасть? Ну, конечно, нашелся какой-то из нашего брата слабодушный, доказал... И нечистый схватил того храброго человека с жалостливым сердцем, связал его да на цель приковал к той высокой горе...
— Это же Прометей, — снисходительно улыбаясь, сказал Шумаркин, вспомнив, что этот древний миф о герое пришлось рассказывать на экзамене в десятилетке. Шумаркин не мог сдержать улыбки, потому что в передаче Прохора этот миф звучал очень забавно и по-новому. — Это был сын титана Иапета.
— Вот, стало быть, и ты знаешь, — обрадовался Прохор, словно речь шла об общем знакомом. — Да... Приковал он его к высокой горе на цепь, а тут коршуны летают, вороны и давай его терзать, все глаза повыклевали, всё тело изранили... А он ничего, терпит. Удивился тут нечистый, спрашивает: «Ты чего не кричишь? Небось больно?» А он отвечает: «Больно. А не кричу я потому, что страдаю за праведное дело...».
Прохор помолчал, глядя на бесконечный пустырь. Грузное, синеватое облако наплывало с востока, закрывая солнце, и тень его покрыла землю, — всё окрасилось в тусклый угрюмый цвет, и лишь свечи иван-чая продолжали гореть радостным лиловым огнем.
- Слыхать и по сих пор мучается он за праведное дело, а молчит. — продолжал задумчиво Прохор. — Так вот и мы, дерябинцы, и Дарья, и ребятенки малые, беспорочные, и все кругом — мучаемся. А за что? За то мучаемся, что мы секрет праведной жизни открыли, а это нечистому не нравится... Вот нечистый это дух, Гитлер, и пошел с войной против нас, чтоб на цепь приковать, боится, как бы и его люди от нас не научились праведной жизни... И Нюру, и Настеньку увел к себе, на цепь посалил, и всех наших дерябинских посничтожил. Председателя нашего Ивана Петровича помнишь, чай? Такого человека может на всей земле теперь нет. Он нас в миллионщики вывел, жителями сделал. А немцы его повесили да две недели сымать не давали... Вороны ему глаза повыклевали.
Капли дождя затолкали по широким листьям лопуха. Прохор озабоченно взглянул на постройку, встал.
— Дарьюшка, — ласково сказал он, притронувшись рукой к плечу женщины. Очнись, родимая... Никак дождь опять. Поспешать надо, а то мы и к зиме с избой не управимся.
Женщина откинула руки с лица, недоуменно оглянулась, точно впервые увидела черные яблони, груды щебня, поросшие жирной полынью, худенькую девочку с васильковыми глазами. Она медленно, с трудом возвращалась в действительный мир из темной бездны забытья.
Облако поползло дальше, и снова открылось солнце. Затуманенные глаза женщины остановились на яблоне. Сквозь шелест листвы слышался тихий, успокоительный звон, казалось, звенели зеленые бубенчики плодов, но звук этот издавала пила-одноручка, по полотну которой со звоном ударялись капли дождя. Женщина поднялась с бревна. За яблоней она увидела грядки огорода, острые стрелы лука, лохматые, сизые листья капусты. И там звенело, — пели кузнечики, радуясь солнцу. И весь маленький клочок земли, на котором люди сызнова утверждались для жизни, засверкал озаренный солнцем: празднично светились белые бревна сруба, увешанные золотыми сережками смолы: ярко пылали свечи иван-чая; искрились капли дождя на полыни, блестели, словно смазанные маслом, жирные листья лопуха. С огорода ветер донес запах укропа, — земля звала к себе женщину и этим запахом, и нежным звоном, и красками цветов, — всем дыханием своим притягивала к себе и звала к жизни. И женщина, вздрогнув и посветлев лицом, пошла на этот зов, твердо ступая босыми ногами по теплой и ласковой земле.
Павлик поднял с земли топор, Маша понесла пилу-одноручку. Пила захватывала головки, цветов и со звоном срезала их. Прохор с женщиной приподняли конец тяжелого бревна. Шумаркин подбежал на помощь. Прохор пригнулся, подставил плечо и, крякнув, принял на себя бревно. Оно наискось, покачиваясь, легло на плечо старика. Толчками руки старик успокоил его, уравновесил и пошел, выбросив в сторону правую pyкy, как бы опираясь на невидимый посох. Лицо его палилось кровью, на шее вздулись толстые жилы.
«Вот он — сын титана Иапета», — восторженно подумал Шумаркин и, припав на колено, прицелился фотоаппаратом, стараясь поймать в объектив фигуру старика, резко очерченную на белом фоне сруба. (Василий ИЛЬЕНКОВ)
Несмотря на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Фондом президентских грантов, мы продолжаем публикации проекта. Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "Красная звезда" за 1943 год. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.