Поговорим о том, что нас спасёт. Крест Господний и наш жизнодавец, Иисус Христос на кресте сказал семь слов. Он до 30 лет не проповедовал. Нельзя слушать людей молодых. И евреи прекрасно понимали, что пока ты зелёный ещё, чему ты будешь меня учить?
А потом Он всего лишь три года проповедовал, всего лишь три года. Вот я уже 27 лет проповедую. Ну, можете себе представить, он только три года проповедовал. А мы вот живем на свете, вот некоторые 50 лет в сане, 60 лет в сане, они по 50-60 лет проповедуют. И что? Перевернули весь мир, что ли? Ничего не сделали. Вообще ничего. Вообще ничего.
Он только три года разговаривал с людьми, но у него было слово и дело вместе. Сказал, сделал. Встань, встал, иди, пошел, исцелись, исцелился и так далее. Он ветру говорил, морям говорил, рыбам говорил, птицам говорил, земле говорил, хлебу говорил, и все его слушались. А потом Он замолчал. Вот уже когда Господь на крест пошел, Он уже прекратил разговаривать. Знаете, есть время говорить, а есть время молчать. Это "Экклезиаст" сказал.
И так оно и есть. Бывает, что нужно рассказывать, рассказывать, рассказывать, а бывает, что все уже, хватит, все, хватит рассказывать, либо все все поняли, либо никто уже больше ничего не поймет. То есть нужно замолчать в какой-то момент, когда ты понимаешь, что действительно, либо все уже все знают, либо никто уже больше ничего не поймет. Тогда уже все, схлопывается разговор.
Христос на кресте, он довольно долго висел и сказал семь слов. Я бы хотел, чтобы вы знали их наизусть. Семь слов Христа на кресте. В 18, в 19, в 20 веке не перестает эта музыкальная традиция существовать, оратории пишут семь слов Христа на кресте.
Писали прям такие большие музыкальные произведения, чтобы народ запомнил, чтобы народ узнал, что же сказал Господь на кресте. Первое, что он говорил, говорил отцу небесному своему, говорил:
Кошмар! Эти вроде слова знают все. Конечно, когда мы грешим, мы не понимаем, что мы делаем, и Он за нас висит, за нас безгрешных и молится: "Прости, они вообще не понимают, что они делают, не знают, они не знают, что творят". Это можно всем запомнить сразу, потому что мы все это знаем.
Потом он разговаривает с мамой и с любимым своим учеником, с Иоанном. Маме говорит: "Это сын твой". А ему говорит: "Это мама твоя". Так происходило, потому что у нее больше никого нет. У нее только один сын, ни одной души на земле, родственников нет.
Иосиф святой умер давно, и она одна на земле, как перст, и сын распятый, и она вообще никому не нужна, и он говорит: "Жена, сей сын твой". Он берет и усыновляет Иоанна ей. Ну, в этих словах тоже много всего заключается, конечно. Некоторые говорят, что нас всех усыновил Господь Матери Божией через Иоанна.
Я думаю, что, наверное, так и есть, но нужно быть немножко похожим на Иоанна. Чтобы быть усыновленным Божьей Матерью, нужно быть чуть-чуть похожим на Иоанна. Ну, хотя бы прочитать Евангелие от Иоанна. Ну хотя бы это надо сделать, чтобы быть усыновленным.
Он отцу, потом маме, потом Иоанну говорит: "Это мать твоя". И он забирает ее, она уже была с ним, да. Она жила в его доме, они жили в Эфесе, в той турецкой провинции, в которой сегодня наши люди телеса греют. Там семь библейских городов: Эфес, Пергам, Смирна и другие.
Они там все есть, города святого Иоанна. Там наших туристов очень много, а церквей ни одной. Стыд, позор христианам. Эти семь городов апокалипсиса, это турецкие деревни. Семь великих городов, в которых вообще вся история мира в них отразилась, а там нет ни одной церкви. Может быть, какая-то одна есть, но я не знаю. Я не изучал этот вопрос.
Живут только, чтобы по магазинам ходить. Только ногти красить и по магазинам ходить. Всё. Ни Бога в голове, ни чести, ни совести - ничего нет. И там Эфес. Это город Божией Матери. Эфесский собор был. Вселенский. На котором Матерь Божию назвали Богородицей. И там Иоанн жил, а там сейчас турецкая деревня. И никого нет. Хотя наших русских в одной только Турции огромное количество. Там миллионов пять, наверное, точно.
Ну ладно, вернемся к словам Христа на кресте. Сначала Отцу сказал: "Прости их, не знают, что делают". Потом Маме сказал: "Это сын твой". Потом Ему сказал: "Это мама твоя". Потом к разбойникам обратился. Вот когда перед крестом, допустим, вот вы в храм зашли, службы нет, к кресту подойдите, встаньте возле креста, замолчите, пусть ваши мысли немножко успокоятся, и попробуйте вспомнить вообще вот то, что я сейчас вам говорю.
С кем Он говорил на кресте, какие слова с креста звучали? "Прости их, не знают, что творят", "Жена, сей сын твой". Дальше к разбойнику обратился. Разбойники оба хулили Христа, оба. И праведный, и неправедный до какого-то времени вместе ругали Христа. Они говорили: "Если ты Христос, ну, сними себя и нас. Ну, что за дела такие"?
Это очень понятный голос, я это очень понимаю хорошо. То есть мы с вами, люди, только об этом и говорим Богу. "Слушай, если ты такой добрый, почему мы так страдаем? Либо ты недобрый, либо ты слабый. Ты меня спаси, пожалуйста. А что, ты не можешь, что ли? Значит, либо ты не можешь, либо ты не хочешь. Если не хочешь, значит, ты недобрый. Если не можешь, значит, ты не всесильный".
Вот что говорит сердце человеческое. Прелюбодейное, разбойничье сердце постоянно обвиняет Бога в своих бедах. Разбойник говорит: "Ну, давай, снимай меня с креста, ну, помогай мне в конце концов, мне так плохо, а ты где вообще, ты вообще что ли забыл что ли про меня"? Это первый разбойник, тот что был слева.
А второй разбойник вдруг прозрел. Он сначала хулил тоже Христа с тем товарищем, а потом вдруг что-то в нем произошло. Это великая вера, которую мы перед причастием поминаем. Мы когда причащаемся, мы говорим: "Яко разбойник исповедую тебя, помяни меня, Господи".
То есть мы каждый раз причащаемся с памятью про этого святого разбойника, потому что что-то в нем случилось такое, и он говорит тому другому разбойнику: "Перестань, перестань, замолчи, ты что, не боишься Бога? Мы же достойное принимаем, а в нем нет греха". И потом он говорит Иисусу Христу: "Ух, огонь, вспомни меня, дай мне рай, спаси. Просто вспомни обо мне в царствие твоем".
Слушайте, Христос был настолько обезображенный, настолько изувеченный, настолько униженный, настолько оплёванный. Они не были такие избитые, как он. Их просто взяли и распяли. А его же ещё исшматовали всего. У него же от костей плоть слазила с тела. Его же били, как не знаю кого. Он мог скончаться еще при побоях. Его же били ужасно.
У него было обезображенное совершенно лицо. Туринская плащаница нам это показывает. Абсолютно заплывший правый глаз. Абсолютно. То есть он вообще одним глазом ничего не видел. Залитое кровью лицо, сломанный нос, свернутая скула. Ну, били человека.
Вы вообще когда-нибудь дрались, видели, как бьют мужики мужиков? По-настоящему так бьют. И ногами, и руками, и локтями, и головой. Он был просто изувечен. Он был просто изувечен. Висел на кресте, и вдруг этому разбойнику стало понятно, что это Господь.
Он говорит: "Вспомни обо мне в царствие твоем". То есть "не забери меня с собой, не благослови, не прости", а просто "вспомни про меня в царствие твоем". Какое царство у этого несчастного избитого человека распятого? Голого, которой весь кровью стек, над которым все смеются.
Говорят: "Эй, сын Божий, пусть Бог придет и спасет тебя. А ты же сам говорил, что ты сын Божий. Ну давай, мы подождем". И вдруг разбойник понимает, это Господь. Это вообще, по-моему, большей веры нет. Хорошо верить, когда Господь по водам ходит, или хлебы умножает, или бесов гоняет, или мёртвых воскрешает. Я верю.
Хорошо, прекрасно, он сильный. Тут его просто изуродовали и прибили к кресту. И разбойник говорит вот здесь: "Вспомни про меня в царствие твоём". И он говорит: "Сегодня со мною будешь в раю". Ну вот, это третье, это потрясающее.
Это, конечно, про нас всё, потому что мы с вами разбойники. Либо такие, либо такие. Значит, разбойник, висевший слева, это разбойник, который говорил: "Ой, мне так плохо, где Бог, где он, что не помогает мне"? А Бог рядом висит, рядом висит Господь воплощенный.
Вот, а разбойник скулит, жалуется, ноет и обвиняет всех такой, и другой разбойник благоразумный, который тоже висит и тоже умрёт, но который вдруг прозрел, говорит: "Господи, Господи, Господи, вспомни про меня". Много даже не надо просить, только "когда будешь в царствие, вспомни про меня".
Это, знаете, это очень похоже на голос, когда Иосиф праведный в Египте был, прекрасный Иосиф, и он в тюрьме сидел, то там, значит, он сны видел всякие, и когда его забрали из этой темницы, то там ему сказали: "Когда будешь возле фараонов, вспомни про нас. Ты меня вспомни, когда будешь там, наверху".
Его забрали из тюрьмы за его праведность, потом все раскрылось, что его оклеветали. Он говорит: "Когда будешь там, вот там, ты про меня вспомни". И вот таким же примерно голосом разбойник и молился Иисусу Христу, говорил: "Вспомни про меня в царстве твоем".
Это наша надежда, братья и сестры, потому что делами мы не спасемся, у нас дел нет никаких. Никаких нет, никаких не было, никаких не будет, особенно каких-то больших хороших дел. Мы с вами грешники, слабые грешники, которых червяк съест. Нам только через разбойника спасаться, разбойничьей верой.
Вот вам три первых слова Христа. Это большие слова, потом дальше уже пошло маленькое. Дальше он говорит: "Жажду, жажду". И стоит сосуд с уксусом, они берут губку, втыкают на трость губку, намачивают ее уксусом и тыкают ему в лицо. То есть Христос хотел попить на кресте. Это четвертое слово Христа на кресте — жажду. Пить хочу, по-нашему.
Я читал про эфиопов, про христиан-эфиопов, про эфиопскую церковь, что они в Пятницу Великую не пьют ни капли воды до вечера, а когда им хочется пить, они макают себе уксус в губы, чтобы хоть как-то понять вообще, что было с Иисусом Христом в Великую Пятницу.
Может быть, кто-нибудь из вас здесь найдётся, такой добрый человек, который тоже в Пятницу Великую, или вообще во все пятницы года не будет пить воду, а когда захочется пить человеку, чтобы он взял себе на язык положил там каплю уксуса, чтобы мы поняли вообще, что это такое.
Мы же ничего не понимаем. Пока не попробуешь, ничего не поймешь. Вот залезь в холодную воду, например, в такую холодную, холодную, холодную, ты поймешь, что такое 40 мучеников Севастийских. Потому что так вот стоишь, например, одетый в тепле, а возьми и залезь в холодильник, посиди там полчаса, тогда поймешь.
Потом следовали самые кошмарные слова, которые когда-нибудь вообще были сказаны в истории, это слова, которые нам переданы в арамейском произношении: "Или, Или! лама савахфани". Я их не могу произносить нормальным голосом, потому что у меня в душе переворачивается все. "Боже мой, боже мой, зачем ты меня оставил"?
Это слова из 21 псалма. Христос страдал по писаному. Возьмите сегодня дома Библию, найдите там 21 псалом. Там написано всё про распятие. Там написано: "Пронзили руки мои, пронзили ноги мои, пересчитали все кости мои, сон псов окружил меня, высунули языки и ругаются надо мной, разделили мои одежды и метают жребий". Как будто перед ним это все происходило.
21 псалом. Давид за полтысячи лет описал страдания Христа Спасителя. И начинается псалом словами: "Боже мой, Боже мой, услышь меня, зачем ты меня оставил"? То есть этот такой богооставленный Господь всё на себя взял, даже это, то есть то, что ему, в принципе, противоприродно. Он не может быть вне Отца, а он даже это почувствовал.
Это самые кошмарные слова, которые были в мире, и внутри этих слов помещается вся трагедия человеческой жизни. Оторвались мы от Господа, и плохо нам от этого, ужасно плохо. И ничем не заменишь это, ничем. Бегаешь и ищешь замену, а не заменяется, потому что самое главное – Господь. И все, а все остальное – это уже такая дешёвка. Вот это пятое слово на кресте.
А потом Христос сказал: "Совершилось". Всё, всё что нужно, я сделал, совершилось. И наконец, когда Он уже преклонил главу, опять сказал отцу, последние слова были обращены тоже отцу, первые - отцу и последние - отцу. "Отче с миром, прими дух мой". И Он отдал душу свою в руки Божьи.
Потом Он сошел в ад, как мы верим, знаем, как Петр об этом пишет, сошел в ад грешников спасать и пошел заканчивать наше спасение, то есть работа у Христа не закончилась, потому что Он сейчас работает, он как бы сидит одесную Отца, но если нужно, Он встанет.
Когда Стефана били камнями, то Христос стоял. Там такая очень интересная ситуация происходила. Стефану небеса раскрылись, и он говорит: "Вижу Сына Божьего, стоящего, не сидящего, стоящего, одесную славу Божью". То есть иногда Господь сидит, правит, отдыхает, правит миром, сидя, а иногда встает, представляете? Говорит: "Вижу стоящего Божьего Сына". Мы же поем в "Символе веры": "И сидящий, одесную отца".
Да, сидящий. Так написано. Господь вознесся и сидящий одесную отца. Да, сидящий. Так написано, говорит, Господь вознёсся и сел одесную отца. А иногда он встаёт. Вот когда Стефана убивали, он встал. Прям встал, это было ему очень важно, он не мог сидеть. Говорит: "Убивают моего друга". И он стоял. Он то сидит, то стоит, не лежит никогда. Либо сидит, либо стоит. А потом придёт. Сядет, встанет, потом придет. И будет нас судить всех.
И где эти все окажутся, которые боятся каждого чиха? Еще никто никого не бил, заверяю. Только чихнул кто-то, и они все испугались. Господи Иисусе, как же мы дешево стоим. Что же, святые мученики, молите Бога о нас.
И вдруг такие все, опа, испугались. Кошмар. Стыд позорный, позорный стыд. Это не русское поведение. Русский человек не должен ничего бояться, только Христу служить и умирать с улыбкой должен русский человек. Все остальное - это не наше занятие вообще.
Ну вот, друзья мои, когда будете к кресту подходить, к любому, к этому, к этому, к тому, выучите наизусть семь слов, семь слов Господа на кресте, ну хотя бы половину из них, потому что каждое из них, она дает возможность человеку иметь о чем думать, и поплакать, и постоять.
Вот идешь, например, крест стоит, встал и стоишь, книжки в руках нет, ни акафистника, ни молитвенника. А ты себе вспоминаешь: "Боже мой, Боже мой, зачем ты меня оставил"? "Это сын твой, это мать твоя". И ты как будто Евангелие прочитываешь. И так возле креста можно часами стоять.
Если когда-нибудь тоже у вас такое будет, остановитесь. Или в храм зашел, например, в какой-нибудь, в любой. В городе где-нибудь из метро вышел, там храм. Зайди в храм, не беги к свечкам. Не нужно свечки покупать, не нужно записки писать сразу. Потом напишешь, потом купишь.
Иди к кресту, встань возле креста и вспомни семь слов, которые Господь сказал, когда висел и умирал за нас. "Помяни меня во царствие твоем, сегодня будешь со мной в раю, отче, прости им, не знаю, что творят". И все-все-все это вспомни. Это великое дело, я не знаю, что может быть больше. Что может быть больше? Если человек возле креста стоит и знает, как бы у него в ушах звучит то, что звучало однажды на Голгофе.
Многие же в Иерусалиме были, а толку с того? Никакого толку. Вот я был в Иерусалиме раз восемь. Толку с того? Никакого толку. А если бы не был ни разу, а знал бы это Божие слово всю жизнь, было бы толком. На Голгофе был тот, кто знает Господа, и кто любит его слова святые, кто помнит их, кто их в сердце носит, вот это Иерусалим настоящий.
Остальное - все чепуха. В Иерусалим можно поехать, в ресторан пойти, на море покупаться. Вроде был в святом городе, на самом деле просто в отеле сидел, из пяти дней только полчаса побывал в храме. Вот я вас зову в настоящий Иерусалим, в божий город, в город святых слов Господних. Каждый раз, когда крест где-нибудь увидишь и не спешишь никуда, встань, поговори с Христом.
Я даже такое где-то читал, как кто-то писал: "Ты кто"? Какой-то мужик к кресту подошел, говорит: "Ты кто"? Говорит: "Что висишь"? И ему Бог ответил, говорит: "За грехи твои". Как это, знаете, простите меня, что я немножко затянул свой рассказ. Это уже последнее сегодня, крайнее.
Это кто-то из наших миссионеров был, по-моему, Нестор Анисимов. Это был такой епископ-миссионер, он в тюрьме посидел, кажется, это он был. Ну, а может быть, не он, но это не важно. Он освещал какой-то храм, построил деревянный, где-то на севере, типа в Якутии, где-то там очень далеко, на берегу океана или моря. И к нему приехала царица местная, княгиня, которая управляла этим маленьким народом. А там же народа очень много. Какие-то камчадалы, эвенки, якуты, эскимосы. Там их куча. И всех не упомнишь.
И она приехала к нему, говорит: "Хочу посмотреть, пришел белый человек, храм здесь построил, что сделал такое". И она так пришла и сразу к кресту пошла. А возле креста были изображены еще Иоанн Богослов и Божия Матерь, как это часто бывает. И она начинает кричать на них на своем языке.
Кричит, кричит, кричит на них, а он уже язык понимал, этот батюшка или епископ, он подошел к ней, а она кричит: "Снимите его сейчас же, перестаньте над ним издеваться, а ну, снимите его, я здесь самая главная, это моя земля, это мой народ, меня здесь все слушаются, ну-ка, снимите его сейчас же, что вы над ним издеваетесь".
То есть для нее ожило распятие, она не дура была, она понимала, что это вроде бы дерево, краски, нарисованное всё. Оно вдруг ожило для неё. И она говорит: "Снимите его сейчас же, что вы над ним издеваетесь"? И она стоит и кричит, понимаете. Он подошёл к ней, он был в ужасе, он подошёл к ней, говорит: "Они не мучают его. Они любят его, они мучаются с ним".
Она говорит: "А кто это"? Он говорит: "Это Господь наш". Она говорит ему: "А что мне нужно сделать, чтобы быть с вами в вашей вере"? Он говорит: "А вы уже в нашей вере".
Слышите? То есть перед этой простой дикой женщиной, которая на собачьих упряжках всю жизнь ездила, по своим заснеженным полям, командовала камчадалами, вдруг ожило распятие. Ожило! То есть Господь висел, страдающий, перед ее глазами.
Она говорит: "Перестаньте над Ним издеваться". Он говорит: "Да они не издеваются. Они, как Вы, любят Его". Она говорит: "А что же это такое"? Он говорит: "Он страдает за всех людей". Тогда она говорит: "Я хочу быть в вашей вере. Хочу вашу веру принять". Он отвечает ей: "Вы уже в нашей вере".
Когда вам открывается крест, вы в нашей вере. А если он вам не открыт, то вы не в нашей вере. Я не знаю, во что вы верите. Если вам это не открывается, я не знаю, кто вы такие. Во что вы верите вообще? Я не знаю, кто вы такие, честно говоря. Во что вы верите вообще, что у вас на душе, что вас ждет вообще? Я не знаю.
А ну, когда вы видите крест и понимаете, кто, что и как, значит, мы с вами одного духа. Вот так. Это эскимосы понимают. То есть им открываются глаза, и они говорят: "О Господи, Господи, Господи, за что же так? А можно было иначе? Можно было иначе нас спасти? Вот не так страшно"? Им отвечают: "Нет. Почему-то нельзя. Только так". Они снова спрашивают: "А можно кто-нибудь другой бы послал? Не ты, а другой"?
Как Петр Христу говорил: "нет, нет, нет, Господи, так нельзя". Он говорит: "Восходим в Иерусалим, и Сын человеческий предан будет на пропятие. И осудят его, и оплюют его, и избьют Его, и убьют Его". Он говорит: "Нет, нет, нет, Господи, не нужно такого. Не нужно с Тобой такого. Помилосердствуй, зачем тебе такое"?
Он говорит: "Отойди от меня, Сатана" То есть задается вопрос: "А можно иначе спастись"? И получен ответ: "Ну, нельзя иначе". Почему-то нельзя иначе. Только так. Вот только так. Поэтому за крест держитесь.
Я себе сам говорю: "Держись. Андрюха, за крест, потому что иначе пропадешь, и так ад под ногами. Ад под ногами". И иногда так все раздвигается. Думаешь, ух, ничего себе. Так вот, держись за крест, а больше не за что держаться. За крест держитесь, и так спасемся. А на все остальное плевать.
Слышите? Мы должны быть смелыми и веселыми. И плакать должны возле креста Господнего. Возле креста поплачем. Аминь! И Богу слава!
Текст основан на видео с канала "Протоиерей Андрей Ткачёв"
Читайте ещё: