Мы шли по узкому коридору, ведущему к главной лестнице в холле. Когда кинотеатр работал, именно по ней посетители попадали в единственный зал. Впереди что-то неприятно скрипело, но лицо Квадрата, подсвеченное ярким фонариком его мобильного телефончика, казавшегося в здоровенной лапище игрушечным, выглядело ещё неприятнее, поэтому мы покорно шли.
На меня оглянулось веснушчатое лицо, втягивая носом растекающуюся по подбородку кровь, растянулось в улыбке и тут же скрылось за тенью дрожащей руки, изображающей жест «всё отлично». Рука тоже была явно покалечена, вот только не Квадратом, а об Квадрата. Как мой дурной приятель остался жив — загадка.
За мной шла Маруся, подсвечивая сотовым заваленную обломками плитки дорогу, за ней плёлся её тайный воздыхатель и конвой из Комара и Лося. Квадрат же шёл впереди, яростно расшвыривая свёртки старых афиш.
Когда таким образом мы подобрались к лестнице в кинозал, я сразу понял, что скрипело на протяжении всей нашей дороги из подвала. Стены на лестнице были укомплектованы несколькими стеклянными стендами для плакатов, но дверки явно не выдерживали конкуренцию с сыростью и постепенно заполняющим всё мхом, отваливались и падали на ступеньки.
Одна такая стеклянная дверца как раз раскачивалась на единственной оставшейся петле. Квадрат яростно захлопнул стенд, и к моему удивлению, дверца встала на место, даже не помыслив снова выпасть и начать раскачиваться на ветру. На ветру ли? С того самого момента, как я переступил порог подвала, я чувствовал взгляды. За спиной. Но это была вовсе не Маруся. Не мой робкий приятель, даже не Комар с Лосём. Это было что-то неясное. Если обернуться на такой взгляд — ничего хорошего не увидишь. А точнее — не увидишь ничего.
В холл кинотеатра проскальзывал стремительно гаснущий на улице дневной свет, уступая место на большом, затёртом панорамном окне у входа, ярким жёлтым пятнам редких уличных фонарей. Свет падал на бывшие кассы, время в которых остановилось в 94 году, когда кинотеатр принял своих последних зрителей. По афишам, висевшим на толстом кассовом стекле, было сложно понять, какой фильм тут крутили в тот день: бумага потрескалась, выгорела на свету и размокла от сырости.
— Чего встал? — меня грубо толкнул Комар. Все уже поднимались по лестнице в зал.
— Никогда не видел кассу кинотеатра, — шепотом ответил я, на что получил ещё один толчок в спину.