Не успела в уезде отгреметь история трагического треугольника с участием вернувшегося после службы солдата, как случилось новое происшествие. Судачили о нем намного дольше, поскольку преступник свою ревность проявил сразу, не стал откладывать до возвращения к любимой жене,. Свое "дознание" рекрут произвел в амбаре, куда позвал женку, чтобы проститься, как полагается – по возможности «заделать» ей ребеночка. Но до ласк дело так и не дошло.
Мария Потапова, известная на всю округу своей красотой, обхождением и мирным нравом, вышла за Петра по любви. Несмотря на то, что она была старше своего жениха на несколько лет, разница в возрасте его не оттолкнула, напротив, подогрела к ней интерес. Петр не менее двух лет наблюдал за тем, как порог избы родителей Марии обивают женихи. Но никому согласия она так и не дала. Родители дочку не неволили, если не люб жених, что ж принуждать, хотя время поджимало – Марии было уже за двадцать.
И тут подвернулся Петр. Жил на другом конце села, виделись с Марией не часто и вдруг раз и заслал сватов!
Мария спросила:
- От кого?
Ей ответили и с удивлением услышали:
- Хорошо, я согласна.
Родители и сваты смекнули – видимо парочка уже была знакома и сватовство, возможно, способ узаконить отношения, которые и так уже начались. Подозревали и беременность, но выяснять, так или нет, не стали, согласилась и ладно. Назначили день свадьбы.
Свадьбу отыграли. Было шумно, весело. Жених с невестой сидели, как и полагается, тихими, но ручками друг друга нет-нет, да и пометят. Хоть и под столом это происходило, а кому надо, увидели и вмиг разнесли:
- «Между молодыми любовь, однако, для семьи не очень хорошо, будут ревновать».
По взглядам, которые жених кидал на свою невесту, сообразили, что ревнивцем будет Петр. Мария, что бы не происходило, виду, что обижена, не показала бы, терпела. А Петр, не таков. Подтверждение, что предположение было верным, не заставило себя ждать. В один из дней к обедне Мария пришла в платке, надвинутом не то, что по самые очи, а еще ниже и еще рукой придерживала. На шепот:
- Не зуб ли разболелся? – новоиспеченная жена не ответила, только наклонила голову еще ниже, чтобы скрыть то, что скрыть уже не удалось – на щеке красовалось здоровенное фиолетово-розовое пятно.
Петр приложился. За что – всем интересно, но причина «воспитания» жены осталась на тот момент секретом. Марии посочувствовали, но влезать в семейные дела молодых, опять же, никто не считал себя вправе.
Дальше больше. Мария ходила со следами побоев уже постоянно. Все забыли, когда в последний раз видели на ее лице улыбку. Однако печаль красила ее еще больше. И раньше мужчины любовались ее изысканной, совсем не деревенской красотой потому, что черты лица были тонкими, носик точеным и кожа бела-пребелая, и руки, как у барыни, пальчики как на подбор, длинные, тоненькие, ноготок к ноготку. Такие пальчики перстнями бы украсить. Но у Петра на такое баловство денег не предполагалось. Одна радость – скопил на шковрень взамен того, что износился. Без телеги в деревне нельзя, иначе будешь на собственном горбу таскать. Шкворень тот хранился в амбаре.
Петр мужик хозяйственный. Но его хвалили не за это. Если хотели о нем сказать, то не иначе, как «муж Марии, той самой» и всем было ясно – о ком речь. Петр об этом знал и очень злился, но виду не подавал. Сначала мало кто понимал, что отыгрывался он за такую «популярность» на своей жене.
Стали обращать внимание, что в общих беседах, если заходил разговор о женках, Петр занимал позицию резко негативную, начинал критиковать и разносить, не дослушав.
- Нечего тут думать, баба виновата. Чем красивше, тем сильнее искушаема грехом, всем известно.
- Кому - всем? Ни к чему всех под одну гребенку чесать, - ему делали замечание и призывали к справедливому суждению. Но Петра не переделать – если заминка в отношениях и женщина пригожая на лицо, значит прелюбодейка. Однажды так вывел своей категоричностью, что над ним решили подшутить:
- Да тебе то что волноваться, в твоем доме всех петухов извели, одни куры! Потому и не несутся, что порядок нарушен, перегнул палку ты, Петр со своими запретами насчет мужеского полу.
- Не ваше дело. Это у вас проходной двор, а мне так спокойнее.
Односельчане крутили пальцем у виска, намекая на то, что у Петра с головой не все в порядке, свихнулся от ревности, но вслух никто ничего не говорил, не принято лезть в чужую жизнь без приглашения. Петр в советах не нуждался. Мария уже и разговаривать разучилась, боялась сказать лишнее, не дай бог, Петр услышит и взревнует, надумает, чего не было, не оправдаться.
Буря разразилась ожидаемо и совпала по времени с рекрутским декабрьским набором. Петру как раз исполнилось 20, и он вместе с другими двадцатилетними отправился по месту набора, тянуть жребий потому, что никаких оснований для освобождения от службы у Петра не было.
По Марии невозможно было понять – чего она хочет – чтобы муж вытащил жребий или что бы его эта доля миновала? Ждала мужа с тревогой.
Петр заявился мрачнее тучи. Ясно – жребий его. Значит идти в армию и разлука предстоит не меньше шести лет. С порога впился в лицо Марии – пытался угадать ее настроение. Она стояла, боялась поднять глаза, знала, что тот сверлит ее взглядом и подозревает, что она радуется разлуке. Долго играть в молчанку не получилось.
- Что не смотришь на меня? Я еще тут, не заметила?
Мария хотела что-то ответить, но не нашлась, знала – любое слово будет истолковано сяк-наперекосяк.
- Я тебе так скажу, Мария, боюсь я за тебя.
- Чего так? – промолвила она, чтобы хоть как поддержать разговор.
- Понятно – чего. Стоит мне порог переступить, ты за порог побежишь. Скажешь, нет?
Мария покачала головой и подняла на мужа глаза, полные слез обиды – почему он так с ней, за что, разве она давала хоть раз повод заподозрить ее в неверности? Разве она виновата, что на нее смотрят и провожают взглядами? Разве не за эту же красоту он ее выбрал, не посмотрел, что старше?
- Не верю твоим слезам, ох, не верю, по рукам ведь пойдешь! Ославишь меня на всю деревню!
Мария упала перед ним на колени и разрыдалась в голос, а Петр еще больше распаляется:
- Чего рыдаешь? По покойнику? Подождала бы, пока я к богу отойду, тогда бы и голосила.
И в этот момент, как потом сам Петр рассказывал следователю, перед ним, как наяву картина – его жена с кузнецом Пантелеем и оба без одежды, милуются, а он стоит, как завороженный и с места сдвинуться не может, так и смотрел на то, что они делали. Как дошло до кульминации, у него разум окончательно помутнел…
- Так, значит, ты? Ну что ж, я все еще муж твой, у меня право есть на тоже самое. Желаю сейчас, попробуй отказать, убью.
Мария побледнела, но отказать не посмела, пошла следом за мужем в амбар, куда он ее повел, как на казнь. Это она и была, но мысли тогда о том, чем все закончится не было ни у нее, ни у Петра. Он клялся, что не хотел причинять жене боль, ему самому было больно – душа горела – надеялся, что своими ласками жена укротит его, а получилось наоборот. Только он прикоснулся к ней, только взглянул на ее белое, мраморное тело, бесы вмиг накинулись и начали нашептывать всякое.
- «По рукам пойдет, как есть! Вся деревня через нее пройдет, а ты будешь солдатскую лямку тянуть, пОтом исходить, она и не вспомнит о тебе. А то еще и ребеночек народится. Скажет, что твой!»
Мария, разомлев от мужниных ласк, обхватила его за шею и потянулась к нему, чтобы поцеловать. Бесы тут, как тут:
- «Не тебя представляет! Не тебя! Кузнеца!»
Что было дальше, Петр вспоминал с трудом. Следователь ему помогал, показывая то на одной, то на другое.
- Это что?
Петр уставился на шкворень и не мог понять, в чем он измазан. Кровь? Чья? Откуда? Накрытое мешковиной тело он заметил не сразу, а когда мешковину сдернули, предстала жуткая картина – Мария, жена и в голове рана, будто кол вогнали. Один удар пришелся прямо в лицо, второй в грудь. Петра замутило, он покачнулся, его поддержали.
- Помните, как все произошло? – спросил следователь строгим и в то же время заинтересованным голосом – ему самому было интересно, что скажет подозреваемый, схваченный по горячим следам.
Покойницу нашли сразу, как увидели, что Петр вышел из амбара и покачиваясь, пошел к бане, которая была истоплена для него перед дорогой. Его увидели родители Марии и его отец с матерью – пришли, чтобы посидеть за одним столом, обговорить, как организовывать проводы. Вместо этого в амбаре обнаружили Марию, тело еще не остыло. Пока голосили, пока поехали за приставом, не решались к нему в баню зайти, ждали, когда сам выйдет. А как вышел, его повязали и заперли в сарае до приезда сыскного начальства.
Петр во всем признался, но никак не мог поверить в то, что это сделал он своими руками.
- Я ж ее любил! Больше жизни!
На суде вид у преступника был жалкий – раздавленный, несчастный и убитый горем человек. Присяжные слушали показания, открыв рот, не могли поверить в реальность произошедшего, в нелепость и масштаб трагедии на почве обычной ревности. Потом решили, что ревность необычная, а «бесовское наваждение» и на этом основании отнеслись к убийце максимально снисходительно, испросив для него… пять лет каторги. Решение суда присяжных вызвало резонанс. Мнения разделились. Снисходительность, которую в то время проявляли при рассмотрении подобных дел, если она подкреплялась доказательствами измены со стороны жены, было обычной практикой. Мужа считали потерпевшим (!) и наказание могло быть необычайно мягким. В данном случае убийца сам подтвердил, что ревновал необоснованно, не было измены, все в его воображении. Присяжные нашли зацепку в том, что ревность случилась от большой любви, от нее и помутнение разума, что по их мнению, обстоятельство больше смягчающее, чем утяжеляющее вину.
- Он себя сам наказал больше, чем мы можем ему назначить, - таков был окончательный вердикт по этому делу.
P.S. Следователь позже сделал приписку в своих заметках, что после оглашения приговора, подсудимый даже просветлел и сказал в последнем слове, что одно хорошо – ему теперь некого ревновать, а больше он никогда не женится. Вернувшись после каторги, Петр прожил несколько лет бобылем. Потом его нашли на могиле убиенной жены – заснул и замерз. В описании, когда тело обнаружили, было отмечено, что на лице трупа отчетливо видны застывшие капли воды, вероятно, слезы.
***
Еще один рассказ на основе криминальных уездных хроник: