- НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПОВЕСТИ И ЕЁ СОЗДАНИИ
В этой работе представлена подлинная повесть о жизни Теодоры Просвещённой, основательницы Ордена Справедливости, первой школы для обоих полов, а также косвенная создательница первого университета, позволяющего каждому человеку, стремящемуся к знаниям, обучаться в нём. Теодора создала около ста научных работ и статей, от её руки были написаны несколько книг, посвящённых не только гендерному вопросу, но и философским и психологическим изысканиям.
На страницах нашей книги вы сможете наблюдать знаменитую историю поступления в Орден Мира, участие при расколе консерваторов и демократов и, конечно, яркую историю откровения юной Теодоры. Также в ней мы представим и по-настоящему эксклюзивные моменты: детство и юность этой, вне всякого сомнения, великой женщины долгое время были неизвестны широкой публике. И вот, спустя две сотни лет с момента рождения Теодоры (в младенчестве Софии) мы можем с уверенности предоставить общественности полную историю жизни этого удивительного человека.
Часть первая
Детство
ГЛАВА ПЕРВАЯ
История жизни Софии начинается в особняке семьи Щеголевых, старинного знатного рода, уходящего своими корнями в глубокую древность. Родители Софии, Агата Ивановна Щеголева и Василий Николаевич Щеголев, считались по праву почтеннейшими членами общества и, несмотря на свой закрытый образ жизни в пригороде, всегда были активными членами высших сословий.
Василий Николаевич, глава семьи, известен в первую очередь своими связями с научными организациями и славой мецената лучших университетов страны. Человек науки, он верил, что прогресс и исследование мира – главнейшая задача человеческого рода.
О супруге его, Агаты Ивановны, до недавнего времени было известно очень мало. Несколько источников утверждают, что с детства она была очень болезненна, и, как говорят сегодняшние исследователи, имела душевный недуг, страдала навязчивыми идеями и манией преследования. Тем не менее, по имеющимся нам данным, женщина была необыкновенной красоты, её длинные чёрные волосы вьющимися локонами спускались до пояса, а удивительно бледная кожа придавала ей облик фарфоровой куклы. Она очень рано вышла замуж, и, попав в семью Щеголевых, практически никогда не выходила в свет.
Детей в чете Щеголевых было двое. Из-за слабого здоровья Агата Ивановна долгое время не могла забеременеть. Её первенцем стал Пантелеймон Васильевич, известный учёный, сделавший несколько открытий в области физики и математики. Вторая же дочь родилась спустя 9 лет после сына и была названа Софией, в честь своей бабушки по линии матери.
О жизни Софии, её печальном детстве и невероятных переменах, мы расскажем в этой части истории. С позволения читателя мы избавим его от публицистического тона и добавим в текст некоторые диалоги, взятые из мемуаров Теодоры Просвещённой и письменных свидетельств её приближённых и друзей.
***
Первым воспоминанием юной Софии была картинка, маленький затемнённые кадр, в котором, среди старинной мебели, обтянутой ночной тьмой сияла тусклая свеча, с которой медленно спускались горячие капли воска. За письменным столом, слегка сгорбившись, сидел юноша и что-то старательно читал, проводя пальцем по книжным строкам. Лица его совсем нельзя было рассмотреть. Волосы, руки, одежда – всё было замутнённым пятном, скрытым под тканевой завесой.
София почти не помнила, как выглядел Пантелеймон. Всё детство ей казалось, что она просто придумала его видимый образ, чтобы как-то собрать воедино остаточные воспоминания. Воспоминания о играх, проведённых вместе, о взъерошивании её непослушных русых волос, прятках в садах и конюшне особняка.
Даже в тот самый день, день расставания с самым близким человеком в её пока что совсем короткой жизни, она не запомнила лицо брата. Вместо этого София отчетливо видела себя со стороны. Себя, трясущуюся от волнения, кричащую в пустоту маленькую девочку, зажатую в цепких руках служанок. Себя, рядом со строгими родителями, печально и с гордостью смотревшие вперёд, не замечая под собой убивающуюся в отчаянье дочь.
Такими были первые воспоминания Софии: одиночество, плач за закрытыми дверями, молчаливое блуждание среди бесконечных стен особняка в поисках укрытия от всего мира.
Так, София росла одинокой, заброшенной девочкой в доме учёного и больной матери, с несколькими служанками, дворецким и приходящей в рабочие дни гувернантки. До неё никому не было дела, поэтому с детства она привыкла сама придумывать себе занятия.
Часто, пряча под платьем очередную отцовскую книгу, привезённую из командировки, София убегала в самый дальний уголок сада, пряталась среди ветвей старинного тисового дерева и раскрывала украденный экземпляр. Сама идея того, что в её руках новая книга, возможно очень редкая и, вероятно, привезённая из далеких земель будоражила её воображение. Девочка представляла себя исследователем, только что обнаружившим очередное сокровище, готовым к его изучению. Книги София проглатывала быстро, стремясь впитать в себя любые знания.
Всё это, конечно, происходило с молчаливой поддержкой отца, спокойного тем, что дочь нашла себе дело и не сидит в одиночестве взаперти своей комнаты. Василий Николаевич не считал себя лучшим отцом, но и его стали беспокоить некоторые тенденции в поведении дочери; а именно закрытость и отстранённость от окружающих людей. Иногда он с опасением смотрел на бледное лицо девочки и думал о том, как бы душевные терзания жены не передались Софии. Несколько раз он даже посылал за городскими врачами, но те лишь качали головой и уверяли, что с девочкой всё в порядке. Всё, что ей нужно было, так это любовь и забота близких людей.
Однажды вечером, когда Василий Николаевич вернулся с очередной заграничной поездки, София аккуратно заглянула в его рабочую комнату и тихо положила изученную книгу на стол. Отец сидел в кресле и меланхолично курил трубку, разглядывая карту мира.
София осторожно посмотрела на отца и решилась задать вопрос, волновавший её уже не один месяц.
– Папа, можно у вас узнать?..
– Спрашивай, дочка.
– Куда был отправлен Пантелеймон?
– Ты разве не знаешь, дорогая?
Василий Николаевич медленно отложил сигару и повернулся к девочке. Она покачала головой:
– Я знаю, что он учится в пансионе, что это очень хорошее место, очень знаменитое, но это всё, что я слышала. Большее вы не рассказывали, папа, – последнее слово она произнесла сдавленно, с излишней учтивостью. Василий Николаевич хмыкнул и сбросил пепел в хрустальную миску.
– Это не просто пансион, дорогая. Это Орден Мира, очень древний Орден, где учатся самые перспективные умы нашей страны. Ты должна гордиться своим братом. Не многие могут поступить туда, а тем более окончить хотя бы первую стадию обучения. Совсем недавно Пантелеймон получил звание ученика, теперь он учится со старшими ребятами. Повторю ещё раз – это большая честь для нашей семьи.
София попыталась снова вспомнить лицо брата, но все её попытки так и остались тщетными. Что-то в сердце болезненно защемило и она, не ожидая от себя, задала следующий вопрос, прекрасно зная на него ответ:
– А я? Я могу попасть в Орден? Я могу встретиться с Пантелеймоном?
Отец вздохнул и мягко обхватил плечи дочери:
– Ты же знаешь, девочкам нельзя попадать в такие места, там учатся и работают одни мужчины, это закрытый город. Я не смогу провести тебя туда. Тебе нужно быть терпеливой. Пройдёт много лет, наш парень выпустится из Ордена, и ты вновь увидишь его. Он будет уже совсем взрослый, ты даже его не узнаешь. Придётся ждать, моя милая, но он вернётся.
– Но я так… Скучаю, – с трудом произнесла София, подавляя приступ рыданий.
– Моя милая, иди, побегай в саду, возьми книгу. И больше не думай об этом. Позволь отцу посидеть в тишине.
Девочка торопливо сделала книксен и поспешила удалиться из комнаты, чтобы отец не видел холодных слёз в глазах дочери.
***
София много времени проводила в конюшни особняка. Лошади стали самыми близкими друзьями девочки в особняке. За городом, где располагался их дом, более не было особняков высшего света. С крестьянскими же детьми Софии играть не разрешалось. Так, девочка большую часть времени ни с кем не общалась, и лишь в праздничные дни, отправляясь в город, она встречала нескольких старых приятельниц, с которыми можно было поиграть.
Но именно лошади, преданные и сильные друзья человека, покорили сердце одинокой Софии. Особенно конь Жак, подаренный ей отцом два года назад на восьмилетие. Жак был самым красивым и быстрым конём. Очень скоро София научилась седлать его. Послушный характер и добрые глаза Жака были для девочки самой надёжной опорой.
Иногда, ранним утром, пока весь дом ещё спит, София прибегала в конюшню, кормила лошадей и, удобно устроившись на сене, читала вслух научные книги, надеясь, что её друзья точно понимают сказанные слова.
Жак ворчливо фыркал и подставлял голову, желая получить ласку от хозяйки. В такие моменты София нежно обнимала друга и тогда чувствовала себя по-настоящему счастливой.
***
Больше всего София боялась проходить мимо комнаты своей матери. За годы, проведённые в одиночестве среди коридоров особняка, девочка проникла во все, даже самые отдалённые и пыльные углы дома, узнала о каждой вещичке, каждом тайном месте, спрятанном за коврами и под половицей, о старинных фигурках и пыльных залежах тканей на чердаке. Но лишь одну дверь она старательно обходила стороной.
По ночам София часто слышала измученные стоны и удары о стену. Девочка закрывала уши и крепко зажмуривала глаза. Больше этих звуков она боялась только тишины, боялась среди ночной тьмы увидеть белое пятно бледной матери, идущей по дому в полубреду. В такие ночи испуганная Агата Ивановна часто забегала в комнату дочери. Она, похожая на бледную тень, хватала Софию за плечи и тихо шептала, что в дом пробрались воры и нужно подниматься будить отца.
Никаких воров, конечно, не было, но девочка тщетно пыталась успокоить мать. Ей и самой было ужасно страшно, и она отводила взгляд, чтобы не видеть белого лица, обрамлённого чёрными локонами волос.
Так, София видела мать только во время обеда и ужина. Когда же Василий Николаевич уезжал в командировки, девочка могла не видеть обоих родителей месяцами, ибо Агата Ивановна отказывалась есть без мужа и уходила в себя, целыми днями не выходя из комнаты, оставленная на попечении служанок.
Однажды, во время очередной командировки отца, сидя за книгой в своей комнате, София услышала истошный вопль, доносящийся с первого этажа. Девочка вздрогнула и по привычке закрыла уши. Что-то внутри неё кричало, что нужно спрятаться куда-то далеко, туда, где её никто не найдёт.
Но София больше не могла жить в неведении. Она встала и, собрав внутри себя всю храбрость, поспешила вниз по ступенькам к кухне, откуда доносились крики:
– Отпусти! Где он? Куда вы его спрятали? Отпусти!
От истерики лицо Агаты Ивановны покрылось красными пятнами:
– Ненавижу вас! Куда? Куда вы спрятали ЕГО?
Служанки держали женщину за руки и не давали ей дотянуться до посуды. София с ужасом наблюдала картину через щель в дверях кухни. Её руки сильно дрожали, но она медленно приоткрыла дверь.
– Успокойтесь, госпожа, успокойтесь, тише! Вам принести воды?
– Ваш супруг отправился в командировку и совсем скоро вернётся.
Одна из служанок успокоительно гладила Агату Ивановну по голове, другая поспешно налила ей воду и протянула стакан.
София осторожно зашла в комнату и подняла глаза на мать:
– Вы плохо себя чувствуете, мама?
Стакан с водой упал на пол и сотни мелких стёклышек разнеслись в разные стороны.
Лицо Агаты Ивановны резко изменилось. Красные пятна исчезли, и кожа обрела молочно-белый цвет. Женщина медленно стала подходить к девочке, не спуская с неё огромных чёрных глаз:
– Ты…
Она взяла полотенце со стула и лицо её исказилось в улыбке:
– Из-за тебя…
Она резко подняла полотенце и ударила им Софию по лицу:
– Из-за тебя! Из-за тебя он ушёл!
Полотенце хлестало кричащую в ужасе Софию.
– Ну зачем? Зачем он ушёл?? Всё из-за тебя! Тебя! –кричала Агата Ивановна в слезах.
Служанки вскрикнули и поспешили оттащить женщину от дочери:
– Что же вы делаете?! Это же София, ваша дочь! Она совсем не виновата в отъезде господина. Тише, тише, я налью ещё один стакан.
Служанки суетились вокруг рыдающей Агаты Ивановна, пока София бежала вверх по лестнице, не замечая ничего перед собой. Девочка забилась в дальний угол на чердаке, среди старинных узорчатых тканей и одеял. Там она просидела больше часа, не в силах встать и выйти в сад.
С тех самых пор она ещё сильнее сторонилась матери и втайне безумно боялась её.