Известно, что диалог возможен только тогда, когда собеседники будут говорить на одном, понятном обеим сторонам языке. Более того, они должны не только знать используемый ими язык, но и одинаково трактовать термины используемой ими общепринятой понятийной системы. В противном случае они не смогут сделать даже самую простую работу. Не договорятся. И если, например, в технической сфере такой проблемы не существует, поскольку вся их терминологическая система уже давно изучена и согласована, то в сфере государственного строительства мы все сегодня говорим практически на разных языках. Причём, каждый, на своём (работает положение: у каждого своя правда).
С этой проблемой общественность столкнулась в 1983-м. Создание Программы по выводу СССР из политического и экономического кризиса, натолкнулось на несостоятельность существующей, и всеми используемой понятийной системы. Она, так же, как политика и экономика, претерпевала в то время такой же системный кризис.
Обсуждая какие-то политические и экономические проблемы, мы, в то время, использовали разные трактовки терминов. Например, мы широко использовали (и используем сегодня) позаимствованный у древних греков термин «демократия» (её, кстати, никто так и не сумел построить). Трактовка его нам хорошо известна – это власть народа. Нам также хорошо известен позаимствованный римлянами у греков этот же термин, введённый ими в обиход под именем «республика», который означает тот же строй: власть народа. Мы даже ввели в практику абсурдное по своему смыслу словосочетание – «Демократическая республика», полагая, что такое «дутьё щёк» поможет усыпить бдительность соседей, и будет способствовать уважительному к себе отношению. Не вышло, ибо трактовка этого словосочетания оказалась некорректной.
Сегодня во всём мире не существует однозначного определения не только термина «демократия», что значительно усложняет взаимоотношения народов, но и таких понятий, как «политическая система», «экономическая система», «судебная система». И если политическую и экономическую систему создавать жизненно необходимо (их у нас нет с 1990 г.), то так называемую судебную систему выстраивать недопустимо. Ибо правильно её выстроить невозможно.
Если демократия – это власть, которую необходимо отдать народу, то нам, чтобы реализовать эту идею на практике, необходимо создавать систему управления (вопрос: Чем управлять?), в которой это состояние было бы штатным. То есть, надо создавать систему управления под названием «Демократический общественно-политический строй» (существует ещё тиранический и аристократический строй), которая должна управлять работой присущего ей объекта – какой-то общественно-экономической формацией. Это обстоятельство однозначно определяет, что политика и экономика, это суть одного и того же строя, поэтому, разделять их и рассматривать отдельно друг от друга недопустимо. Как недопустимо, например, эксплуатировать раздельно автомобиль и его систему управления. Но мы такую практику сегодня считаем нормой.
Навести порядок в этом секторе общественной жизни попытался в своё время В. Ленин, выступивший не за власть народа, а за власть рабочих и крестьян (это был огромный шаг человечества по пути прогресса). Что также не решило всех проблем в сфере наделения властными полномочиями народов СССР (необходимо было давать власть производителю, а не рабочим и крестьянам, но делать тогда это было преждевременно, поскольку мы утратили бы саму возможность построить СССР и его экономику). Такие же проблемы и заморочки были с трактовкой понятий «государство» (не путать с «Государственной системой»), «экономика», «политика», «страна».
Поэтому, прежде чем приступать к созданию необходимой Программы, надо было навести порядок во всей основополагающей понятийной системе, используемой нами в сфере государственного строительства. А это значит, что необходимо было дать обоснованные определения практически всем терминам, которые мы употребляем в сферах политики, экономики, построения и эксплуатации государственных систем.
Термин «политика» является самым часто употребляемым не только в правительственных кругах, но и всем населением страны. Контроль за разработкой и реализацией политических устремлений бы установлен правителями чрезвычайно жёсткий. И только лишь для того, чтобы установить порядок: эта сфера является полем деятельности и компетенции главы государства и его окружения. «Простым» же гражданам было запрещено вторгаться на него со своими решениями и инициативами. Но при этом мы догадываемся, что политиком должен быть не только глава государства или депутат, но и слесарь, земледелец, директор предприятия или учёный. Ибо каждый специалист, занимаясь своей профессиональной деятельностью, должен постоянно следить за складывающейся ситуацией, и принимать необходимые (правильные!) политические решения, дабы достичь поставленной цели. И если работник не будет обладать правом разработки и реализации политических инициатив в своём деле, то есть, он не получит, по мнению населения, столь вожделенную и необходимую ему свободу осуществления своих прямых должностных обязанностей без вмешательства начальствующих иерархов, дело, которым он занимается, непременно окажется провальным.
К какому результату привела столь бездумная политика правителей всех стран мира?
Во-первых, правители оказались попросту преступниками, поскольку они, при таких порядках, постоянно должны были нарушать один из законов жизни – недопустимость практики вмешательства в чужие дела (их оправдание «Кто-то же должен осуществлять политическое руководство?», некорректно). А этот вид преступлений квалифицируется по статьям высшего преступления – преступления против жизни.
Во-вторых, отчуждение специалистов от практики принятия политических решений, всеми народами мира трактовалось (и трактуется сегодня) как лишение их свободы в осуществлении прямых своих должностных обязанностей. В результате, по всему миру постоянно возникали (и возникают) революционные события (за свободу, равенство и братство), как правило, сменяющие не практику подавления проявленных политических инициатив, а действующую власть. Вместо того, чтобы исправить ошибки своих предшественников, революционеры устанавливали те же методы правления, что и их предшественники. По этой причине практически ни одна революция в мире не принесла народам вожделенный результат, и сводилась она только к смене имён правителей, но не методов руководства. За исключением Великой Октябрьской социалистической революции, которая упразднила эти пороки, и установила власть рабочих и крестьян.
В-третьих, установленная Лениным и Сталиным практика трактовки термина «политика» (другой вариант трактовки использовать в то время было невозможно), проявила себя в 80-е годы ХХ века теми результатами, о которых руководители СССР даже не догадывались – к параличу «руководящей и направляющей» силы советского общества, коей, согласно Конституции, являлась КПСС. В результате этого банкротства, работники не только Обкомов и Горкомов партии в конце 70-х не получали необходимые распоряжения, но и руководители предприятий народно-хозяйственного комплекса не знали, что им надо делать. В результате, экономика СССР стала претерпевать кризисные явления, а сам СССР стал разваливаться под давлением этих обстоятельств.
В-четвёртых, централизация власти привела не только к банкротству управленческих органов и самой системы управления СССР, но и инициировала сепаратистские настроения регионов, выступивших против единоличной власти Москвы.
В этих предкатастрофических обстоятельствах руководству СССР необходимо было браться за построение коммунизма и внедрение безналоговой экономической системы. Именно эти действия тогда имели возможность спасти СССР от развала. Но сделать это Горбачёву не дали. Развал СССР – это и была цена немощи и безделья ЦК КПСС, а также следствием принятых ею трактовок терминов основополагающей понятийной системы.
Сегодня вывод очевиден: политика, это не искусство возможного, это ни что иное, как разработка и осуществление мероприятий, направленных на развитие чего-либо. При такой трактовке этого термина, каждый работник в своём деле получает право (и возможность) выстраивать свою политическую линию в достижении поставленной цели.
Точно такая же история сложилась и с определением термина «экономика». Если политика выстраивает маршрут достижения поставленной цели, оперируя не только взаимоотношениями граждан государства, но и хозяйствующих субъектов, то экономика должна выстраивать маршрут достижения поставленной цели, оперируя уставами, регулирующими взаимодействия граждан и хозяйствующих субъектов во всех сферах жизнедеятельности социума.
Кроме того, государство (в сути своей, государство, это свод законов, которые должны устанавливать т соблюдать «правила игры»), это регулятор взаимоотношений хозяйствующих субъектов, а экономика, это регулятор взаимодействий хозяйствующих субъектов. Статус же регулятора не допускает наличие у государства какой-либо собственности, а если же мы его наделим какой-то собственностью, то тут же сделаем регулятор бессмыслицей, чем и перекроим экономике все пути её развития. Следовательно, сам процесс, например, по национализации каких-либо объектов, легитимным быть не может в принципе, поэтому, национализация (как и денационализация) непременно будет либо воровской, либо бандитской акцией.
В то же время, любой объект может быть под юрисдикцией государства-регулятора, что можно трактовать (ошибочно) как наличие в стране государственной собственности. На самом деле, эти объекты должны быть в собственности производителя, но находиться при этом они будут под юрисдикцией государства. В этом случае только государство будет регулировать взаимоотношения этого объекта с любыми другими объектами, находящимися под юрисдикцией этого (и только этого!) государства. И если это предприятие по какой-то причине откажется от юрисдикции государства, то оно в тот же миг окажется вне закона со всеми вытекающими из этого статуса последствиями.
По всей видимости, нам, прежде чем браться за осуществление каких-то реформ, необходимо навести порядок в основополагающей понятийной системе.