Август — не самый популярный у нас месяц для путешествий, но самое наше первое и главное странствие случилось именно в августе — в 1996 году, 27 лет назад! А в прошлом году мы сделали об этой истории выставку в Поленовском Центре семейной истории, и оказалась, что она интересна не только нам. Думается, потому, что история эта о счастье и молодости, а значит не может не вызывать приятных эмоций и тёплых воспоминаний.
Для выставки мы отсканировали заново старые фотоплёнки, но показали лишь часть фотографий — в интернет-версии их будет чуть больше. И начнём мы с самого начала...
Первый Крым
Первый Крым стал для нас незабываемым, словно первая любовь. Не удивительно, что, несмотря на пролетевшие годы, те события по-прежнему ярки в нашей памяти. Наше знакомство с полуостровом в то жаркое лето произошло в небольшом посёлке близ Феодосии, носившим в ту пору советское название «Планерское».
Случилось это в бесконечно далёком уже 1996 году. Мы впервые ехали в Крым. Походив по турфирмам и послушав друзей, мы в основном по финансовым соображениям из всех крымских курортов выбрали Судак. Впрочем, случилось так, что мы его увидели лишь пять лет спустя, а пока...
Поезд вёз нас в Феодосию. Соседка по плацкарту так живописала нам красоты Коктебеля — Страны голубых вершин — что мы с благодарностью и в предвкушении решились сменить место нашего отдыха. И, записав адрес бабушки попутчитцы, отправились отдыхать в «лучший приморский посёлок на свете»!
Утренний Крым приветствовал нас ливнем с грозой, и едва мы вылезли из поезда на Айвазовской, как тут же промокли до нитки. Мы купили билеты на первый автобус и отправились в Планерское. До сих пор сохранилось это ощущение восторга, когда за поворотом с горки у где-то у памятника планеристам распахивается вид на Кара-Даг и Коктебельскую долину!
Было слишком рано, автостанция была пустынна. Прошла четверть века, но до сих пор стоит перед глазами мозаикой на её стене, изображавшая парня и девушку на фоне столицы планеризма. Лена осталась прятаться от дождя и стеречь чемоданы, а Андрей отправился разыскивать нужный адрес.
Дождь закончился, но небо по-прежнему оставалось низким и свинцовым. Андрей вернулся, чтобы продолжить поиски вместе. Посёлок спал. И только мы вдвоём бродили по его пустынным улицам. Попутчица перепутала улицу — записанный её рукой адрес мы нашли, но комнат там не сдавали. Потом мы нашли-таки бабушку на улице Десантников, но вот свободных комнат в домике бабушки уже не было. Правда было много кошек, хоть они нас немного порадовали.
Увы! Мы прибыли в Крым в самый пик сезона. Да ещё на один самых популярных курортов! Отыскать съёмноё жильё в тогда ещё совсем небольшом посёлке оказалось большой проблемой. И тогда служащая агентства, занимавшегося размещением отдыхающих, предложила нам уголок в своём доме, минутах в двадцати ходу от набережной. Ну, не в доме, конечно, а в домике. В одной из крохотных мазанок с парой железных кроватей, стулом и холодильником. Душ, состоявший из бака наверху, деревянной стены и трёх холщовых занавесок, находился в углу участка, рядом с деревянным домиком туалета, между грядок с цветами был ещё кран для умывания и стирки над бетонным жёлобом. И всё. А! Ещё кухонька.
По ночам к нам во двор вовсю светила луна, в чёрных небесах сияли нереально-яркие звёзды, а за забором из шифера диким львиным рыком ревели соседские свиньи. Свиньи были чёрные, лохматые, гигантские, они тёрлись о шифер боками и бились рылами, и забор ходил ходуном. Думаете, нам всё это не нравилось? Как бы ни так! Мы были счастливы! Счастливы абсолютно, потому что с первого дня поняли, что напутавшая с адресом бабушки попутчица во всём остальном нас не обманула.
Коктебель — да никто тут его Планерским не называл! — оказался чудным местом. Он был пылен, не вполне опрятен, щеголял выгоревшей травой, улицы его были полны августовским зноем… И тем не менее, он был прекрасен! Что-то в этом месте зачаровывало. И зачаровало нас, как выяснилось позже, уже навсегда. А если что и мешало абсолютности нашего счастья — так это то, что элитный Коктебель ценами своими не шёл ни в какое сравнение с Судаком. Так что наслаждаться счастьем нам предстояло в режиме строгой экономии…
Ах, Коктебель! Проснувшись, он незамедлительно просиял жгучим солнцем. Куда только подевались суровые утренние тучи? Мы азартно принялись разведывать его выбеленные зноем улицы. Отыскали почту, телеграфировали домой: добрались нормально! О, это время без мобильной связи! Нынче и вспомнить странно, что для звонка домой приходилось бежать на почту и заказывать межгород. А то и вовсе слали телеграммы!..
И вот наконец — пляж! Море! До сей поры хранит память замирающий в груди восторг от белых парапетов у спуска к пляжу в конце улицы Десантников. Вниз, к синей-пресиней воде! И запах солнцезащитного масла, навсегда сделавшийся праздничным. И ласковые волны августовского моря! И — носом в песок, среди отшлифованной волнами гальки. А там — целые россыпи крошечных камешков, разноцветных, прозрачных… Оказывается, песок тут — это тоже камни! Обкатанные осколки некогда самоцветных коктебельских пляжей…
К сожалению, песка уже тогда осталось мало, но даже галечные — пляжи Коктебеля нас пленили. Длинные-предлинные, до самых холмов. Полоса бетонной набережной, ступенями спускающейся на гальку. И можно было идти и идти вдоль моря. Перепрыгнуть полоску речки Янтык, разрезающей пляж — а там и холм со склепом Юнге… Там — нудистская вольница, расписанные красками и глиной девушки, палатки, костры, тамтамы в ночи…
А по набережной в сумерках разливалась ярмарка! Колоритные парни и девушки со внешностью Детей Цветов — прямо на бетоне, и тут и там, и у каждого — свой фонарик-огонёчек. Набережная из мерцающих светлячков, и в светлом кружке у каждого — свои неповторимые сокровища. Чего здесь только не было! Причудливые творения из кожи, фенечки, фигурки зверей, посуда, картины, расписные камешки… Всё было таким замечательным и неповторимым, в каждую вещичку, даже самую маленькую, была так ощутимо вложена душа… И как же здорово было гулять среди этих огонёчков-светлячков в синем сумраке, под шелест морских волн, вдыхать солёный морской запах… А потом выходить на шуршащую гальку, и сидеть, глядя в темнеющий горизонт, где тонула в синеве граница моря и неба…
Жаль, но уже, спустя пять лет, когда мы приехали туда в свой медовый месяц, колоритных хиппи с их потрясающими поделками на набережной почти не осталось. Может быть виной тому был несезон, но нам было безумно жаль былой романтичной вольницы, так славно соответствующую незримо витающей над побережьем аурой Макса Волошина. Мы не знали тогда его, не читали его стихов, не видели его Киммерию, не бывали в Доме Поэта, мимо которого прогуливались столько раз… Нам всё это ещё только предстояло: знакомство, встреча, потрясение. Медленное, завораживающее узнавание и погружение. Любовь…
А пока — нас баюкали это побережье, эти невозможные изгибы заливов и мысов, запах соли и полыни… И профиль Кара-Дага, суровой тёмной массой печатавшийся в небесах над пляжем.
Конечно же, мы сразу захотели туда. Мы ничего не знали про заповедник. Навалявшись вдоволь на горячей гальке, накупавшись, пропитавшись солью и солнцем, мы покинули пляж и отправились по тропинкам вверх. Пятки и души нам щекотала жажда странствий и открытий.
Путешествие было приятным, интересным, но не долгим. Мы быстро обнаружили колючую проволоку, шлагбаум поперёк дороги и запретительные таблички. С идеей о немедленном восхождении на манящую гору пришлось расстаться. Но мы не слишком опечалились. Тот день уже успел подарить нам массу приятностей — и для тел, и для глаз, и для душ. У Лены был уже с собой небольшой груз коктебельских камешков, которые преподнёс ей пляж.
Расписные камешки хиппи навели Лену на интересную идею. В чемодане томились привезённые с собой масляные краски — и устроившись вечерами на крылечке, Лена принялась рисовать на камешках померещившихся ей в их очертаниях рыб, зверей и птиц. Некоторые из этих камешков до сих пор живут на полочках наших шкафов. Они хранят ауру тех вечеров, синих, коктебельских, шелест ив и могучего камыша, властвующего вдоль здешних улочек, огоньков в окнах мазанок-избушек…
А коктебельские холмы были тогда рыжими. Выгоревшая трава делала их похожими на шкуру огромного мягкого зверя. Впрочем, мягкой она была только на вид, а на деле колола ноги. Местами же зверь и вовсе из рыжего делался чёрным. Тогда под ногами хрустели угли и разлеталась зола. Травы Коктебеля к августу выгорают. Позже мы видели эти места в разные времена года. И весной, в буйстве зелени и цветов, и в красном осеннем полыхании скумпий, и в чарующе-белой вуали снегов. Но тогда, в тот жаркий август, это всхолмлённое сгоревшее побережье взяло нас могучей лапой — и влюбило в себя навсегда. Непонятным образом и вопреки всему.
Спустя годы мы возвращались в Коктебель с замиранием сердца: не почудилось ли нам тогда? Вдруг приедем — а очарование растаяло? Вдруг окажется, что мы уже не любим этих мест?
И оказалось — любим… По-прежнему.
Мы питались БэПэшками и алычой, которую собирали вдоль заборов. И ещё — персиками. Тогда ещё целы были плантации крымских персиков, позже безжалостно вырубленные. Персики были совсем дешёвыми — и медово-сладкими! Раз в два дня мы позволяли себе кефир и бублик. И всё равно были счастливы! И азартно собирали алычу, валявшуюся под деревьями, которая тут никого кроме нас не интересовала…
А какие восхитительные открытия мы делали в самых ближайших окрестностях! В полосе прибоя по дороге к Кара-Дагу обнаружился огромный, роскошный камень. Мы решили, что он прилетел сюда в те дремучие времена, когда Кара-Даг был действующим вулканом и извергался, раскидывая вокруг себя огонь и вулканические бомбы.
Теперь камень половиной своего могучего тела лежал в прибое, половиной — на берегу, среди гальки и мелких камней. И мы полюбили залезать на этот камень, сидеть на его разогретой солнцем спине и любоваться певучими очертаниями бухты… Мы и теперь обязательно приходим его проведать.
Из окошка нашей мазанки виднелись окрестные велюровые холмы, и они, конечно же, манили нас своей близостью. Мы принялись осваивать их методично и поэтапно. Сперва взобрались на ближайший, вытянутой спиной возвышающийся посреди посёлка, и обнаружили открывшиеся виды на побережье, далёкие холмы со спрятанным в них таинственным посёлком Орджоникидзе — и на зубчатые силуэты Кара-Дага, Сюрю-Кая, на гору Святую… Впереди были ещё и Тепсень, и Татар-Хабурга. Мы не знали ещё тогда этих названий, и не подозревали, сколько чудесных открытий подарят нам эти места… А пока в планах наших были поездка в Курортное и дельфинарий…
Удивительный профиль вулкана с каменными зубцами, похожими на идущие по краю горы фигуры, надолго зачаровал нас. Мы гуляли в парке Биостанции, разглядывали сосны и цветы.
И наслаждались потом представлением, устроенным для нас дельфинами, весёлыми и поднимавшими тучу летевших в зрителей брызг. Дельфин по имени Малыш, выступавший для нас, был, оказывается, кинозвездой. Это было первое шоу с дельфинами, увиденное нами, и мы были от него под большим впечатлением.
С окраин Коктебеля начинаются тропы на Татар-Хабургу. Долгий подъём среди жёлтых сухих трав и роскошных белых камней, заросших рыжим лишайником. Прозрачные блёстки слюды сверкали самоцветами среди глины, и удивлённая Лена, никогда прежде не видевшая слюдяных кристаллов, почти весь подъём шла в согбенном положении — носом к тропе.
Низкое солнце светило на окрестности, делая всё медово-тёплым, даже небо казалось тёплым, и только море сияло среди этих голландских колоритов глубокой и мощной синью. Летали облака, раскрашивая пейзаж плотными пятнами и полосами теней. И такие же тени лежали в ложбинах, в загадочных впадинах под могучими камнями, странных и тревожащих. Камни силы, места силы…
Волновалось под ногами жёлтое море злаков, тёплой зеленью светились вершины гор. Мы называли это «поход на дальнюю сопку в сторону заката». И добрались-таки до вершины с триангуляционным пунктом, в царство ветра и волшебных закатов…
Татар-Хабурга тоже сделалась любовью с первого взгляда. Позже она не раз была нам приютом, дарила и тепло, и тенёк от дубков, и туманы, и закаты, и зайцев «уши по полметра»… И самих нас в год нашего свадебного путешествия навсегда окрестила зайцами… В тот вечер мы заплутали на подъёме, запутались в оврагах, в подъёмах-спусках, и едва успели к закату. А потом торжественно проводили солнце, и бежали в лилово-синих сумерках по могучей спине Татар-Хабурги — в полном восторге от того, что всё смогли и всё успели. А почему? «Потому что мы — зайцы!» — кричали мы, и наш дружный крик улетал в пахнущий травами простор между долиной, небом и горами.
А ещё была Тихая бухта! Волшебные истории с песчаным пляжем, и путешествием к нему вдоль побережья. Первооткрывательство, новые места! Глинистые склоны, полоса водорослей у воды, пахнущая йодом и полная всяческих ракушек и интересных камешков.
И виды на бухты с верхней тропы, серебристо-зелёные оливы, морская гладь с переливами самых разных цветов, словно самоцветный камень… Дорога к Тихой осталась в памяти чем-то удивительным, ни на что не похожим. Как завораживал рисунок на обрывах серой глины над головой, напоминавший фактурой слоновью кожу! Как манил Хамелеон взобраться на свой глиняный узкий хребет! А под ним — Тихая бухта, кромка воды, белый узор дорог, суровые рельефы эрозий…
Мы купались в Тихой, дурачились, валялись на песке, радовались выглянувшему солнышку.
И, конечно же, пошли исследовать берег. Пробрались по узкой каменной тропке над обрывом, отыскали две пещеры, скрытые в скалах. И попытались было рвануть напролом, вверх и вперёд.
Путешествие можно было продолжить цивилизованной тропой, проходящей слева, но тогда мы о ней не знали. А выбранным нами путём могли подняться наверх разве что альпинисты-экстремалы, подобно ящеркам лазающим без страховки по вертикальным скалам у Тихой. А мы, восторженные и полные энтузиазма, совсем не готовы были к подобному восхождению.
Ветер дул всё сильнее и в конце концов сдул у Лены с головы свежекупленную шляпу-сомбреро. И хорошо ещё, что дело шляпой и ограничилось! Лена, пугая Андрея, стремительно ссыпалась за шляпой по крутому скальнику. Сомбреро, унесённое ветром в море, было выловлено обитательницей одной из палаток на берегу, и уже из её рук с бурными благодарностями извлечено подоспевшей Леной. Тем наше восхождение и завершилось.
И были вечера — чудные Коктебельские вечера. Солнце бросало из-за туч на воду снопы лучей, и потом в синих сумерках, украшенных лиловой полосой у горизонта, мы опять сидели на камнях у моря. И любовались, слушали, нюхали…
А до Кара-Дага мы всё-таки дотянулись! Купили экскурсию по экологической тропе — и взошли на спящий вулкан от подножия со стороны Коктебеля. Той самой дорогой, которая в первый день преградила нам путь шлагбаумом.
Запомнился долгий путь по бетонке вверх — а потом почему-то узкий туннель из колючего кустарника (тёрна?)… Сколько ни ходили потом на экскурсии на Кара-Даг — больше подобной дорогой нас никто не вёл. А был узкий лаз в зарослях, словно прогрызенный каким-то чудо-кротом, сверху был колючий зелёный свод, по бокам — такие же стены, и вся наша экскурсия следом за экологом быстро пробиралась этим лазом, пригнувшись, чтобы не цеплять головой за колючки…
Мы выбрались на могучий простор. И впервые видели и Чёртов Палец, и Долину Сказок. Фотографировались у «Пряничного коня», заглядывали в Сад Неверных, в каменное жерло Чёртова Камина… Замирая, глядели в пропасти, обрывающиеся вниз, в синее-пресинее море. Там красовались на фоне вод знаменитые Золотые Ворота.
А горные пики причудливым зубчатым рисунком подпирали небеса, и расстилались широкие полянки, и внизу простирались зелёные панорамы в синей кайме моря… Мы были худы, бронзовы от загара и абсолютно довольны. Наше путешествие уже подходило к завершению…
Прощальным вечером соседка по двору пригласила нас на набережную и угостила шашлыком с вином. И опять мы гуляли внутри восхитительного синего вечера, и слушали шелест моря за мерцающей завесой огоньков хиппи. И привычно возвращались домой в темноте, по безлюдному в ночи посёлку, по ставшим такими знакомыми широким плитам тротуара. А вечер был последним. И мы тогда думать не думали о том, сколько раз ещё будем возвращаться сюда. Не думали, что отныне навсегда отравлены горьким полынным запахом и певучим изгибом бухт. Мы просто были бесконечно довольны проведённым отпуском. И считали, что заканчивается наша Крымская поездка. А это начиналась наша долгая Крымская жизнь.
Утром, отправляясь на автостанцию, мы ухитрились забыть на пружинной кровати единственную вещь — паспорта. Словно намёк на безвременную отпускную прописку. И Лена бежала сломя голову назад, через мостик с зелёными зарослями по бортам, через извилистые улочки частного сектора, мимо заборов, камыша и чёрных свиней, чтобы в последний момент схватить паспорта и за пару минут до отправления автобуса прилететь к его дверям… Но прописка уже отпечаталась в каких-то тайных скрижалях. Мы глядели, как плывут в окнах автобуса вершины Кара-Дага и, удаляясь, исчезают за поворотом дороги. Изгиб рельефа слизнул из зоны видимости волшебную Кара-Дагскую долину, оставив только выгоревшую равнину справа и слева по борту.
А мы ещё не слыхали слов про «лучшее из наваждений земли».
Но оно уже случилось с нами.
Мы уезжали из Крыма — чтобы вернуться…
Август 1996 г. — май 2022 г.