Истории о бывшем главном тренере «Химика» и сборной России Владимире Васильеве.
Август все решил в судьбе Владимира Васильева, бывшего главного тренера хоккейной сборной России. Создателя того «Химика» 80-х, который перед глазами до сих пор.
Не стань он однажды героем нашего «Разговора по пятницам» — пробел был бы ощутимым. Необъяснимым для самих себя: как упустили человека?
Но мы не упустили — хотя и не торопились особо. Подумаешь — Васильев! У него здоровья-то сколько. Руку пожимает — пальцы хрустят. Можно не спешить.
Но доехали однажды к нему на Пречистенку. Чудесно говорили часа три — расходиться не хотелось. Уходили уверенные, что большой хоккей в его жизни еще случится. Не старый ведь мужик. Глаз горит.
Филиппыч, приглаживая едва седеющие виски, рассказывал про деда. Который прожил 102 года.
По всему выходило — сам он намеревается к семейному рекорду приблизиться. Быть может, даже перебить.
— Вы на свои 70 не выглядите, — поощрили мы с Кружковым ход мыслей.
— Так я до сих пор играю! — даже привстал с кресла Васильев. — У меня на даче под Воскресенском все условия. Корт, а рядом пруд в сорок метров. Зимой он превращается в каток. Даже жена в хоккей играет. Вот, посмотрите, нога разбита — это мы в футбол погоняли...
Он вытянул ногу — и я убедился: действительно разбита.
Смерть
А потом вдруг Васильев умер. Года не прошло после наших бесед о крепости здоровья.
На внезапную его кончину отозвался только «СЭ» — крошечной заметкой в хронике. Остальные промолчали. Может, я проглядел.
Я недоумевал — что случилось? Звонил Юрию Морозову, легенде «Химика». Тот удивлен был еще сильнее:
— Мне сказали, что умер — я не поверил. На даче поднял тачку, какой-то сосуд в горле разорвался.
Годы спустя говорил я с большими хоккейными журналистами из поколения стариков. Мимоходом ронял — вот, мол, покойный Васильев...
Те отстранялись: «Как это — «покойный»? Филиппыч умер? Когда?!»
8 августа 2012 года. Не дотянув до дня рождения 18 дней.
«Скоро осень. За окнами август» — пел когда-то Ян Френкель самую грустную из своих прекрасных песен.
Ненавижу август.
Творчество
Мне интересно его вспоминать. Как всякого советского тренера, создавшего удивительное.
Его «Химик» едва не вышел в чемпионы. Я помню весь состав наизусть. Впрочем, как и состав «Динамо» конца 80-х, и ЦСКА. Возможно, я просто любил хоккей.
Начинаешь перечислять — и сразу выплывают из глубин памяти обрывки матчей. Вот огромный вратарь Червяков, вот защитник Селянин, способный размазать любого. Вот умничка Черных. Вот Слава Козлов, на которого глядеть — не наглядеться...
На кого был похож его «Химик»? Я и думать не стану, сразу понимаю: на «Торпедо» Валентина Иванова. Вроде рабоче-крестьянское. Вроде «бей вперед, игра придет». Команда, выгрызающая мячи с ногами вместе.
Но сколько там было творчества, сколько красоты! Сколько тончайших игроков оттуда вышло!
Быков
Хоккейные люди знали цену Филиппычу. Звали в свои команды консультантом. Но потом что-то случалось — и консультант сборной времен Быкова отчего-то не ехал с командой на чемпионат мира. Недоумевая, как и мы с вами сейчас.
Я спрашивал — Васильев разводил в стороны могучие руки.
— Я работал с Быковым, когда на чемпионатах мира выиграли бронзовые медали и дважды — золотые. Затем в СКА пришел Игорь Ларионов, пригласил консультантом. Быков тогда на меня обиделся. Но время спустя позвал снова. В Финляндии сборная проиграла этап Евротура. Мы случайно пересеклись с Быковым...
— На Пречистенке?
— В Новогорске. Слава говорит: давай, возвращайся. Надо помочь. Я включился, собрали команду и убедительно всех обыграли на московском этапе Евротура. Дальше приезжаю на матч «Салавата» в Сокольниках. Быков меня встречает словами: «Филиппыч, это не я. Ты — высочайший профессионал, твой телефон у меня есть. Но пока ты не в команде».
— Если Быков не виноват — то кто?
— Время пройдет — скажу.
— Что заставляет молчать?
— Чтоб не было, как в фильме: «Почему вы идете против течения?» — «Это оно идет против меня...»
Как-нибудь я расспрошу Быкова про все это. Одной полузабытой тайной в нашем хоккее станет меньше. Мне интересно.
Черных
Выдохнув, мы принимались расспрашивать про 80-е — и это было для Васильева радостью. Давно никто не интересовался. А пересказывать соседям по даче — приелось как-то.
— Я любил из молодых звезд делать! — воскликнул Филиппыч. — Каменский-то мальчишка покладистый, а Черных берег свое «я». Не мог он в армейской обстановке выжить. Начал упираться.
— Вроде кто-то из армейских начальников на него наорал.
— Было в ЦСКА комсомольское собрание — и Михайлов, второй тренер, Сашку спрашивает: «Ты будешь играть? Не хочешь хлеб с икрой есть?» Черных процедил: «Мне в «Химике» больше икры накладывают...» Его моментально перевели в СКА МВО. Там отыграл сезон, вернулся в Воскресенск — и в тот же год Тихонов вызвал в сборную. В Калгари Сашка стал олимпийским чемпионом.
— Вскоре разбился на машине.
— Да, мы потеряли хоккейную величину. Вот про эти дни я и рассказываю — возвращается наш олимпийский чемпион, конец сезона. «Химик» еще работал. Подходит ко мне — и начинает говорить в непонятном тоне. «Так, завтра я не приду на тренировку...» Я опешил — но отвечаю: «Саш, попробуй только». Бывали люди неадекватные, которым «профилактику» часто приходилось делать. А Черных — мальчишка смышленый, уже обратную включил: «Владимир Филиппович, вы понимаете, у меня сестра замуж выходит...»
— Разрешили?
— «Это совсем другое дело. А то что это ты мне ультиматумы ставишь? Неужели на свадьбу не отпущу?» На следующий день Черных разбился.
— Как?
— Ехали на «Жигуленке» по проселочной дороге, Черных за рулем, жена рядом, сзади товарищ с подругой. Кто-то их обогнал. Жена возьми да скажи: «Саш, ты что, не олимпийский чемпион? Чего это он тебя обгоняет?» Черных прибавил скорость. Попал в колею, все четверо вылетели — и отделались царапинами. А Сашка угодил головой в ствол сосны. И нарушение зрительного нерва...
— Страшно.
— Я прибежал в больницу, врач встречает: «Подождем недельку — если вытянет, будет жить». — «А играть?» — «О хоккее надо забыть». Черных так и ходит с чуть повернутой головой, в глазах двоится. Но я года два держал его в «Химике». Думал — может, восстановится через нагрузки.
— Ни одного матча не сыграл?
— Нет. На тренировки выходил в полной амуниции, работал. Ребята его, правда, берегли, объезжали. Во все загранпоездки с нами летал, деньги ему платили. Но сам понимал — вряд ли вернется.
— В такой ситуации многие запили бы.
— Но не Черных. Слишком цельный человек. До сих пор ходит в тренажерный зал, здоровенный стал. Спрашиваю: как дела? «Да получше». Хотя мне кажется, он просто приноровился жить так.
— Как вышло, что лучший игрок — и ездил на «Жигулях»?
— Это сейчас зашел в магазин, заплатил — и укатил на «Мерседесе». А в «Химике» давали несколько машин по разнарядке. На химкомбинат их присылали — для наиболее отличившихся. Директор отправлял в команду два «Жигуленка» и одну «Волгу».
— Дмитрий Квартальнов у вас втихаря просил автомобиль — а потом сыграл неудачно, и вы крикнули на весь дворец: «Да за такую игру я тебе даже велосипеда не дам!»
— Я такого эпизода не помню. Если человек заслужил — всегда получал, у меня машинами все были обеспечены. И массажист, и водитель автобуса. Это ж «бабки» были по тем временам. Здесь купил «Волгу» за 14 тысяч — отправил в Среднюю Азию за сорок. При этом я за десять лет работы в «Химике» взял одну машину.
— Это подвиг.
— Вот мне некоторые тренеры и говорили: «Дурак ты, Филиппыч». «Волгу» эту мне всучил директор химкомбината Николай Хрипунов, а то вообще без машины остался бы. Директор был величайший умница. Начитанный. Хобби у него было — собирал все, что пишут про НЛО. Верил в это дело искренне.
Попов
Я вспоминаю тот разговор и думаю: ч-черт! Как же рано уходят люди!
Сегодня я снова напросился бы к Васильеву, приехал на Пречистенку. Или в Воскресенск. Не уезжал бы десять часов. Наговорили бы с книгу.
Историями Филиппыч сыпал — только успевай батарейки в диктофоне менять. Про знакомство с Пугачевой, Зиновием Высоковским, еще кем-то... С клоуном Олегом Поповым и вовсе сдружились в Германии!
— Да вы что?! — поразились мы.
— Да, в гости ездили друг к другу. Он живет в сорока километрах от Нюрнберга. А свел нас немец, побывавший в советском плену. Когда я прилетел, встречали меня трое — президент клуба, вице-президент и этот Густав — в качестве переводчика. И заявляет мне у трапа: «Здорово, *****!» Я отшатнулся. Немцы улыбаются, ничего не понимают.
— В плену его так выдрессировали?
— Ну да. Четыре года там провел, старостой был среди немцев. Еще запомнил фразу: «работай, ****** фриц, а то триста грамм каши не получишь.»
— Откуда он Попова знал?
— Наши циркачи, чтоб валюту через границу не гонять, оставляли свои деньги у него. Ни разу никого не обманул. Попов тоже ему доверял, они дружили.
— Попов каким запомнился?
— Небольшого росточка, но невероятной физической силы. Лапищи огромные, грудь атлета... Вообще не разговаривает по-немецки — и даже учиться не желает. Хотя женился на немке. У нее земля была под Нюрнбергом, там дом выстроили. Человек он сложный. Одиночка, никто ему не нужен. Есть две лошади — и ему хорошо.
— Он же по сей день выступает?
— Ездит с шапито по городкам. Ко мне тепло относился. Говорю ему: «Приедешь в Россию — будешь королем». Не хочу, отвечает. Сначала твердил — пока жив Никулин, не поеду. Никулин умер — все равно не едет.
Перечитываю все это, вспоминаю — целая жизнь прошла. Черных, к которому доехали в Воскресенск, сильно подкорректировал версию Филиппыча об аварии. Нет уже ни Васильева, ни Попова. Великий клоун не только успел приехать в Россию, но и умер в затрапезной ростовской гостинице при цирке. Больше похожей на общагу. Предлагали номер в роскошном «Интуристе» — отказался: «Нет-нет, я лучше здесь. Как в юности...»
Каменский
Если с нами Васильев был душа-человек — то в «Химике» 80-х боялись его игроки как огня.
Мы спросили — Васильев радостно подтвердил: да, боялись. Еще как!
Задумался, усмехнулся каким-то воспоминаниям.
— Стоят за углом, курят. Кто-нибудь крикнет: «Филиппыч!» Парень р-раз — и непотушенную сигарету в карман куртки. Оттуда дым валит, все смеются — а меня-то и близко нет. Дисциплина в «Химике» была железная. Игроки меня уважали. Наверное, потому, что я не покупал звезд, а лепил их из молодых игроков. Брал в команду, когда они были никто и звать никак. При этом, в отличие от канадских тренеров, я никогда не швырял графины об стену. У меня другие методы.
— Какие? — обрадовались мы.
— Вот, допустим, Каменский...
Он произнес так просто — «допустим, Каменский». Будто речь идет не о звезде мирового хоккея. Про которого, казалось бы, знаем все.
— Так что Каменский?
— В молодежной команде «Химика» играл в четвертом звене. А я включил его в основной состав! Знаете, что зацепило? На льду Валера был как озерный тростник — гнулся во все стороны. Но один эпизод едва все не сломал: вместо того чтоб навязать борьбу нападающему, Каменский ему, как у нас говорят, «зубы почистил» палочкой и притормозил. Получили опасный момент у своих ворот. Когда Валера сел на лавочку, я повернулся к нему: «Молодой человек, отправляйтесь в раздевалку. Будете снова за молодежку играть».
— Что Каменский?
— Голову в плечи вжал, молчит. Никуда не уходит. В перерыве Брагин спрашивает: «За что вы так парня-то?» Я говорю громко: «Да, о нашем молодом человеке. Валера, ты почему хотя бы корпусом не попытался остановить нападающего?» Каменский поднял глаза: «Я все понял!» Вышел на лед и ка-а-ак начал во всех втыкаться — по поводу и без! Яростно!
— Вам же когда-то звонила мать Каменского — жаловалась, что сын возвращается выпивши, дома не ночует?
— Это в следующем сезоне. Вижу — с мальчишкой непонятное творится. Думаю, почему «тачку возит»? Мой помощник Гена Сырцов позвонил матери Каменского. Та и рассказала о похождениях сына. Пришлось его снова воспитывать.
— Как?
— Перед тренировкой говорю Каменскому специально грубо: «Забирай вещи и вали отсюда. Больше в «Химике» играть не будешь». Через два дня звонит его мать: «Валерка из дома никуда не выходит — сидит, плачет». — «Передайте, пусть приходит и просит прощения. Но не у меня, а у ребят». Сами игроки устроили собрание, высказали все Каменскому. Впредь проблем с ним не возникало. Потому и вырос в большого игрока. Уверен, и тренер из него получится что надо...
Березин
Мы вспоминали фамилии одну за другой — и Васильев той же секундой откликался историей. Не особо размышляя. А задумался бы, стоило нам настоять — вспомнил бы еще десять. Какие же мы олухи! Все торопились, торопились! Куда?!
— Березин... — не успевал договорить я.
— Сережку Березина я вообще на трибуне нашел! — восклицал Владимир Филиппович.
— Это как? — поражался я.
Как можно высмотреть девушку на трибуне — я знал. Рассказывали мне, как юный Сабонис прямо на разминке перед матчем высматривал самую красивую в баскетбольном зале — и подзывал специально обученного человека: такой-то ряд, такое место. Скажешь — вечером жду. Работало безотказно.
Но как можно высмотреть на трибуне хоккеиста?!
— Ха! — наслаждался воспоминаниями Васильев. — В апреле многие игроки «Химика» разъезжались в сборные, народу не хватало. Как-то перед тренировкой заметил на катке мальчишку с рюкзаком. Спрашиваю помощника: «Кто такой?» — «Играет в команде 1971 года рождения. Ничего особенного». Подзываю: «Тебе пяти минут достаточно, чтоб переодеться?» — «Конечно». Мы еще до скамейки дойти не успели, а пацан уже был на льду. В раздевалку не пошел, одежду бросил на трибуне. Это и был Березин.
Смотрю — мальчишка вроде ничего, катание приличное. Тренировался с нами месяца полтора. Дальше отпуск. Я раздавал игрокам индивидуальные задания. Про Березина ни словом не обмолвился. Так он сам подошел растерянный: «Владимир Филиппович, а мне-то что делать?» Я спросил первое, что пришло в голову: «Сколько весишь?» — «80». — «Если за месяц наберешь десять килограммов, возьму тебя в команду». И позабыл об этом разговоре. Отпуск кончился, жду ребят. Вижу — какой-то крепкий мужик идет. Пригляделся — Березин! Опустил голову, мнется: «Я девять килограмм набрал...» Я расхохотался. А Березин в первом же матче забил «Спартаку».
— Чем он сегодня занимается?
— Бизнесом, причем весьма успешно. Живет в Майами, постоянно в гости зазывает: «Прилетайте, все оплачу...» Когда Березин сезон играл в ЦСКА, мы встретились в Москве. Увидев мою старенькую BMW, поразился: «Ваша? Давайте куплю такую же — только новую». — «Спасибо, Сережа, — ответил я. — Меня и эта вполне устраивает».
Козлов
Ярчайшей звездочкой не воскресенского, а мирового хоккея стал Вячеслав Козлов. Человек, про которого можно книги писать. Можно-то можно, но вот напишешь — люди скажут: так не бывает. А бывает!
Наверное, Козлов пробился бы и без Васильева. Кто скажет?
Но факт — 16-летнего мальчика Владимир Филиппович выставил против ЦСКА. Что это?
— Что это? — спросили мы сначала самих себя, а потом и Васильева.
— Была беда с составом. А Славка в школе «Химика» выделялся — сам-то он 1972 года рождения, но там выходил за 1970-й. Отыграл с ЦСКА, наутро меня вызвали в федерацию, устроили разнос.
— За что?
— Начальник управления хоккея Анатолий Кострюков негодовал: «Как вы могли 16-летнего мальчика выпустить с мужиками? А если бы его убили — да вам бы сидеть пришлось!» Козлов, Рома Оксюта и Андрей Квартальнов начинали в четвертом звене. И при этом полчемпионата шли на третьем месте среди бомбардиров. Четвертое звено! Ребята идеально дополняли друг друга. У Козлова феноменальное катание, руки волшебные. Он привозил в зону шайбу. Квартальнов-старший в углах держал ее так, что невозможно подобраться. А Оксюта стоял на «пятаке» — и забивал. У него был уникальный бросок — с кистей, без замаха. Работал как часы. Тюк — и вынимай, десять из десяти. Позже я создал еще одно шикарное звено — Валера Зелепукин, Гера Титов и Дима Квартальнов. Жаль, быстро распалось.
— Почему?
— За день до старта чемпионата Зелепукин и Квартальнов уехали в Америку. Тогда это было в порядке вещей. Еще вчера игрок был у тебя в команде, сегодня приходишь — нету. Куда делся? В Штаты улетел. Но именно от этих ребят я такого не ожидал. Димка-то — хитрый, всегда был себе на уме. А Валерка — приятный парень, порядочный. Мы до сих пор поддерживаем отношения. Он на дачу ко мне приезжает — обязательно с тортом и бутылкой вина. В «Химике» вообще тяжелые люди не задерживались. Команда сама их отторгала.
— Это как?
— Да вот был у нас хоккеист Мариненко. По человеческим качествам совершенно не вписывался в коллектив. У нас ребята все были развитые — читали книжки, играли в шахматы, преферанс. А тот ни с кем не общался. В какой-то момент подошли ко мне игроки во главе с капитаном Валерой Брагиным: «Если вы его не уберете, парню несдобровать...»
Брагин был душой команды. Помогал мне и словом, и делом. Остальные тоже могли учить молодых уму-разуму. В раздевалке висели плакаты: «Защитнику, который проигрывает один в один в своей зоне, в «Химике» не место». «Не бросился под шайбу — будешь наказан». И вот ситуация: Андрей Ломакин в разгар сезона договорился о переходе в «Динамо». Мне ничего не сказал. Но я почувствовал перемены в его игре.
— Беречься начал?
— Да. Ему уже плевать было на «Химик». А в хоккее правило: если опоздал и защитник бросает по воротам — выкатывайся на него или ложись под шайбу. А Ломакин выкатывается — и ноги пошире раздвигает. Это означает, что игрок либо боится, либо делает специально. Когда Ломака снова ноги-то раздвинул, шайба вылетела из-под него — и попала в грудь Володьке Локотко. Он — громила, на лавочке снимает с Андрея шлем, помахивает им и говорит: «Еще раз до меня шайба долетит — я тебе этим шлемом по голове настучу». Подействовало.
Вязьмикин
Мы задыхались от счастья, слушая все это. Настоящий репортерский кайф.
Вспомнили с оттенком опаски и того единственного большого хоккеиста, к которому Васильев ключик не нашел. Хоть старался.
Игорь Вязьмикин!
— Что ж вы хотите? — Васильев чуть обескуражился. — Не только я — Тихонов в ЦСКА тоже с ним не справился. Вязьмикин был необыкновенно талантливым хоккеистом, но шальным. На таблетках каких-то сидел. Мне рассказывали, что проблемы с головой у Игоря начались после гибели брата. Ну и сам недавно умер.
Тренер
...конечно же, Васильева помнят. Кто-то из стариков ревнует к успехам. Предлагает не преувеличивать значение. Такое уж выросло в 80-е поколение хоккеистов — с ними кто угодно выигрывал бы. Хоть директор химкомбината, увлекающийся темой НЛО.
Эти деды возмущались, когда именем Васильева назвали в Воскресенске то ли дворец спорта, то ли хоккейный ангар. Предлагали как альтернативу другие имена. Включая собственные.
Кто-то припомнит и снова не простит внезапный отъезд Васильева из «Химика» в Германию. Когда клуб претендовал на многое. Разбавив еще одним воспоминанием: сборная России с Васильевым в матче за третье место на чемпионате мира-96 вела 3:0 против американцев. Но сдулась в овертайме. А прямо на пресс-конференцию явился президент хоккейной федерации Валентин Сыч и объявил об отставке главного тренера.
Все это было.
Но разве все это — главное? Да нет же! Как не главный штрих в биографии Виктора Тихонова Лейк-Плэсид с пролетом от американских студентов. Кто не проигрывал?
О поражениях интересно расспрашивать. Все это бодрит — как любая драма. Но не драмы главное.
«Химик» 80-х — вот это самое важное. Те воспоминания, которые со мной, подмосковным пацаном, навсегда. Желто-синяя форма в первом нашем цветном телевизоре. Но картинка блеклая — трансляции из Воскресенска были бедовые. Больше слушаешь, чем смотришь.
Вслушиваешься словно в музыку в фамилии, известные всему Союзу. Их так вкусно выговаривал Евгений Майоров, мягко и мужественно одновременно — что ты произносил за ним вслед: «Оксюта пасует Титову...»
Ловишь в борьбе теней и силуэтов чудо большого хоккея. По могучим плечам распознаешь Оксюту. Порой кажется, что он больше Червякова. Хоть нет-нет, такого не представить. Червяков все равно больше.
Шайбу почти не видно. Но ты знаешь — она есть. Вот сейчас что-то случится.
Такой хоккей мог поставить только очень крутой тренер. В моем маленьком мире Васильев — среди первых.
Все это — моя юность.
Юрий Голышак, «Спорт-Экспресс»