Говорю вам точно: с мужчинами построже надо. Иначе они загордятся.
Если вам нравится мужчина – не вздумайте даже намекнуть ему на это. Иначе его так гордыня разопрёт, что придётся вам его отравить. И в медицинском допуске вместо «годен» поставить «бессрочно негоден».
По профессии я медсестра. Сижу в клинике, а подрабатываю в автобусном парке. Прихожу утром и после обеда, провожу предрейсовый осмотр, выпускаю водителей на линию. Платят, конечно, копейки, но и работа плёвая. Наши мужики ничем не болеют, кроме похмелья и безденежья.
Водителей в парке много, а мне тайно нравится один – Володя Ладушкин. Но он об этом не узнает, иначе возгордится до безобразия. Поэтому я неприступна и холодна, как северная скала.
Кое-кто из шоферов носит мне шоколадки и мандарины – невинный дружеский презент. У меня такая пропасть этого шоколада, что я кормлю им всю поликлинику. Вовка тоже мне приносил сладости. Три раза. Его шоколадки я складываю отдельно и не ем. Я на них просто смотрю.
Я ничем не выделяю Ладушкина среди сотни других автобусников. Трачу на него ровно столько же времени, сколько на остальных. Померяю давление, спрошу о самочувствии, глубокомысленно поморщу лоб – и пишу «годен». Следующий!
У Вовки самый классный дезодорант. Он пахнет… облаками. Не знаю, почему, но мне вспоминаются именно облака. У него и в автобусе так же пахнет. А когда он входит в мой кабинет и кладёт на стол правую руку… вы только не смейтесь… мне хочется потереться об неё щекой, чтоб он меня погладил. Дурочка я, да?
Но телячьи нежности исключены, иначе Ладушкин обязательно загордится. Я напускаю на себя деловой вид и пшикаю грушей старого тонометра – в парке до сих пор нет электронного аппарата. Избегая смотреть на бицепс Ладушкина, сверлю глазами циферблат.
- Артериальное давление в норме, - говорю я. – Годен в рейс, счастливого пути.
- Уникальный у вас аппарат, Алёна, - говорит Володя. – Вы даже манжету мне на руку не надели, а он давление показывает?
Тут я вижу, что действительно пшикала грушей вхолостую. Ссылаюсь на усталость и замотанность, меряю Вовке давление как следует и выгоняю в рейс, чтоб ненароком не загордился.
Иногда мне хочется, чтобы с ним на пороге кабинета внезапно случилось что-нибудь… такое безобидное и не опасное для здоровья, что я умею лечить. Например, пусть его накроет лёгкий обморок от моей неземной красоты. Или частичный тепловой удар от перегрева моей любовью.
Да, хочу, чтобы Ладушкин закатил свои чудные серые глаза и обмяк в кресле. И все закричали бы: «Врача! Врача! Алёна Борисовна, на вас вся надежда! Там водитель с категорией D умирает в цвете лет!»
А я бы подошла майской походкой, осмотрела бездыханное тело и сказала: «Без паники! Типичный приступ чубикус-малябикус, он же бонус-вырубонус. При соблюдении некоторых рекомендаций, Ладушкин, до ста лет проживёте. Правда, при условии постоянного врачебного наблюдения. Поэтому жить вам придётся со мной, не взыщите».
Подумала бы и добавила:
«Ничего личного, Вова. Вздумаете возомнить о себе невесть что – тут вам и крышка. Лично придушу вас подушкой, ибо гордыня – великий грех».
Жалко, ничего этого не случится. Ничего мой замечательный Ладушкин не узнает. Даже того, что я ревную его ко всем подряд, в том числе к неодушевлённым предметам. Ревную к девкам-кондукторам, к пассажирам, к автобусу… и к своей сменщице Ритке тоже ревную.
С Риткой мы меняемся два через два, она видит Вовку ничуть не реже меня. Трогает ему бицепс, меряет давление, вдыхает его бесподобный облачный дезодорант. Вот бацилла климактерическая. А где и с кем Вовка проводит отпуск – мне и предполагать не хочется. Автобусный парк на этот период становится для меня пустым и ненужным.
Эх, что делать-то? И разлюбить Ладушкина не могу, и любить его нельзя, а то загордится. Жуткая неразрешимая дилемма скромной медсестры с наклонностями скрытой психопатки.
Иногда кто-нибудь из водителей попутно увозит меня из парка на автобусе, когда я всех померяю и осмотрю. Везут меня без билета – какая-никакая экономия в хозяйстве. С некоторыми шоферами я болтаю, но в машине у Ладушкина прячусь на заднюю площадку и так пристально смотрю в окно, будто мне из него сейчас зарплату выдавать начнут.
Это специальная вынужденная мера, чтобы Ладушкин не загордился. Постепенно автобус наполняется людьми, я выхожу на своей остановке и немного иду впереди автобуса, чтобы Вовка видел меня со спины. Пусть видит, какая непостижимо элегантная женщина меряет ему в парке давление и пишет «годен». Так и быть, разрешаю парню чуть-чуть погордиться.
Не знаю, надолго ли меня хватит. Одно из двух – либо Вовка куда-нибудь шоферить уйдёт, либо меня сократят.
***
Ну вот и дождалась! По парку ходит слух, что Вовка Ладушкин женится. Его самого сегодня нет, на выходном. Я сижу в кабинетике, как раздавленный таракан, и думаю всякий бред.
Кто она? Где он её подобрал? Зачем ей Вовка? Зачем они друг другу? А как же я? Это я хотела быть Алёной Борисовной Ладушкиной… только так, чтоб Вовка не загордился.
А теперь ей станет другая тётка. Наверное, она заставит Вовку сменить облачный дезодорант. Жёнам не нравится, когда их мужья пахнут облаками. И они не дают им гордиться тем, что их любят парковые медсёстры.
Управившись с делами, кладу в сумку три заветных Вовкиных шоколадки и запираю дверь. Нужда в этом прощальном сувенире отпала. Сколько можно их хранить? Съедим в поликлинике, заочно отпразднуем Вовкину свадьбу.
Иду через площадку, сажусь в нужный мне автобус, за рулём кто-то из знакомых ребят. Выплываем из ворот, урча дизелем – под фаянсовую синеву неба и косматые тени деревьев. Я маячу на заднем сиденье. Ехать мне четыре остановки.
На первой от парка остановке входят несколько пассажиров. Один из них – Вовка Ладушкин с букетом белых роз. Его запах я за километр различу.
- Привет, Алёна, - он протягивает мне розы. – Я тебя ждал. Пойдёшь за меня замуж?
Приехали! Я понимаю, что надо что-то сказать, но не помню ни одного слова.
- Хо, - говорю я. – Хо-хо. В честь чего столь внезапное предложение руки и сердца – да ещё в общественном транспорте? А если контроль?
Вовка с хитрецой вынимает и показывает журнал предрейсовых осмотров. В графе напротив Ладушкина моей собственной рукой вчера вместо «годен» написано «люблю!» И позавчера – тоже. Вот это конфузище!
- Ох, я балда! – говорю. – На самом интересном месте засыпалась. И что теперь будет? Ты загордишься?
- Ещё как! – говорит Вовка. – Я горжусь тобой, Алёнка. Как женщиной, которую люблю.
И дальше мы едем вместе… не знаю куда, да это и не важно. С букетом роз, облачным Вовкиным запахом и тремя шоколадками в сумке. По-моему, в автобусе ещё никто замуж не выходил. Наверное, у меня есть повод гордиться…
(использованы иллюстрации из открытого доступа)
Мира и добра всем, кто зашёл на канал «Чо сразу я-то?» Если вам понравилось – подпишитесь, буду рад. Здесь для вас – только авторские работы из первых рук. Без баянов и плагиата.