Если и была золотая эра монархии двадцать первого века, то это был восьмилетний период после свадьбы Уильяма и Кейт c 2011 до 2019 года.
Тина Браун. Дворцовые бумаги. Глава 16. Глориана Победная серия Виндзоров. Часть 1. Начало здесь
Фирма купалась в ванне с пеной национальной доброй воли. Герцогиня Кембриджская обеспечила преемственность, произведя на свет двух неотразимо фотогеничных детей - принца Джорджа и принцессу Шарлотту. Гарри стал национальным героем в качестве пилота вертолета Apache во время своей второй командировки в Афганистан. Чарльз стал новым жизнерадостным человеком после своей женитьбы на Камилле («Он выглядит радостным, поднимаясь по лестнице в свои покои в Кларенс-хаусе, где Камилла собирается оказать ему теплый прием», — заметил мне один из его друзей), а королева наслаждалась собственным безмятежным расцветом, сохраняя спокойствие и продолжая в том же духе.
Машина монархии и представители королевской семьи наконец-то синхронизировались. Когда неумолимо приближался еще один юбилей — Бриллиантовый юбилей в июне 2012 года, посвященный шестидесятилетию королевы на британском престоле — во дворце не было тех опасений, которые сопровождали предыдущий.
Опрос Guardian/ICM в канун юбилея показал, что личная популярность монарха находится на такой высоте, за которую «наши презираемые политики готовы умереть». Месяц спустя Ее Величество оказалась в неизведанном царстве — в качестве героини поп-культуры, — когда она снялась в эпизодической роли самой себя в пародии на Джеймса Бонда режиссера Дэнни Бойла, открывавшей Олимпийские игры 2012 года.
Благодаря твердой руке одного из самых компетентных личных секретарей королевы, сэра Кристофера Гейдта, Букингемский дворец стал надежным кораблем, плавно плывущим по обычно коварным водам конкурирующих королевских дворов. Гейдт был еще одним бывшим офицером армейской разведки. «Учтивый и обаятельный, очень корректный, подстриженный по-британски, но в то же время в нем есть что-то от привидения», — так охарактеризовал его один из коллег по Дворцу.
Королева любит сильных, молчаливых людей. Привыкшая быть единственной женщиной на собраниях силы и спортивного мастерства, она никогда не имела личного секретаря-женщины. «Ей нравится компания альфа-мужчин, — сказал мне один из ее бывших помощников. Ей особенно понравилась хирургическая способность Гейдта переходить к сути дела. Он был полон решимости восстановить доверие между домохозяйствами после ожесточенного соперничества во времена Болланда и еженедельно проводил трехсторонние встречи с личными секретарями Букингемского дворца, Кларенс-хауса и Кенсингтонского дворца, ранее погрязшими в междоусобных склоках. Гейдт позаботился о том, чтобы принца Чарльза держали в курсе событий, чтобы успокоить его все более неуемные амбиции. Вместе со своим заместителем Эдвардом Янгом он руководил удивительным и безупречным государственным визитом королевы в Ирландскую Республику в мае 2011 года.
Трудно переоценить историческое и дипломатическое значение государственного визита в место, где так глубоко и так долго ощущалась неприязнь к Короне. Королева была одновременно встревожена и взволнована этой перспективой и более чем осознавала всю политическую основу, которая предшествовала мощному символизму ее присутствия на ирландской земле. В последний раз, когда британский монарх Георг V посещал Ирландию в 1911 году, он все еще правил ею, и ни Елизавета II, ни ее отец Георг VI никогда не ступали на территорию отколовшейся республики. Так называемые беспорядки унесли более 3500 жизней, в том числе тринадцать ирландских демонстрантов, которые были зверски расстреляны британскими войсками в 1972 году, во время так называемого Кровавого воскресенья. Ответом стал обстрел британского посольства в Дублине зажигательной смесью. На ступенях посольства были установлены и задрапированы в черное три макета гроба, и сожжены два британских флага и чучело британского солдата.
Неприятности были мучительны лично для королевы. В августе 1979 года ИРА убила человека, считавшегося одним из высших представителей британского истеблишмента, лорда Маунтбэттена, троюродного брата королевы и бывшего начальника штаба обороны. Пожилой государственный деятель был убит вместе со своим четырнадцатилетним внуком и двумя другими участниками вечеринки в доме отдыха. Они наслаждались прогулкой на рыбацкой лодке Маунтбэттена в заливе Донегол, недалеко от ирландского летнего дома семьи в замке Классибон, когда террористы взорвали пятидесятифунтовую бомбу, которую они заложили накануне вечером. «Одну минуту там была лодка, а в следующую минуту она была похожа на множество спичек, плавающих по воде», — вспоминал свидетель.
Даже после Соглашения Страстной пятницы 1998 года, созданного совместными дипломатическими усилиями Тони Блэра и Билла Клинтона, чувства королевы все еще были слишком обострены, чтобы она могла отправиться в Ирландию. Окно было открыто с выходом долгожданного доклада Сэвилла за 2010 год, в котором было установлено, что жертвы Кровавого воскресенья были безоружны, невиновны и расстреляны британскими солдатами без предупреждения. В день публикации доклада новый премьер-министр консерваторов Дэвид Кэмерон выступил в Палате общин и принес официальные извинения, назвав убийства «неоправданными и несправедливыми».
Теперь политический стол был накрыт для того, чтобы королева лично провела церемонию разрядки. Ветреным весенним утром 17 мая 2011 года королевский самолет приземлился на аэродроме Кейсмент под Дублином. Ее Величество вышла, блистательная местная жительница в изумрудном пальто и шляпе, отдающих дань уважения любимому оттенку принимающей страны.
Даже выбор аэропорта имел примирительный подтекст. Роджер Кейсмент, в честь которого назван аэропорт, был одним из лидеров восстания 1916 года, которое положило начало ирландской войне за независимость против британцев. Королева направилась прямо в резиденцию ирландского президента, где поставила свою подпись в реестре с государственной закорючкой, царственным росчерком «Елизавета Р.».
Британское правительство отправило Bentley цвета трилистника через Ирландское море, чтобы использовать его во время ее визита. Улицы Дублина были оцеплены примерно восемью тысячами полицейских. Когда в начале визита в большой сумке в автобусе была найдена самодельная бомба, возникло волнение по поводу того, что может произойти. Градус еще больше повысился из-за предстоящего визита в Ирландию президента и первой леди Барака и Мишель Обамы через неделю после королевы. У проектировщиков дворца были некоторые опасения, что американская огневая мощь может затмить исторический момент Британии, но Обаме пришлось прервать свою поездку, когда из исландского вулкана начало извергаться облако черного пепла, угрожая уничтожить борт номер один. (Мне рассказали, что застегнутая на все пуговицы передовая группа Дворца не могла удержаться от тихого злорадства, когда президентский Кадиллак, известный как «Зверь» за его непроницаемые черты, застрял на пандусе и не смог выехать из посольства США в Дублине).
В течение следующих трех знаменательных дней монарх совершила все традиционные жесты доброй воли, за исключением поцелуя Камня Бларни, наблюдая за разливом идеальной пинты Гиннесса в баре Guinness Storehouse Gravity, восхищаясь древней рукописью Келлской книги в Тринити-колледже, осматривая скалу Кэшел в графстве Типперери и улыбаясь во время оглушительного выступления ирландских степ-танцоров. Ее Величество присоединилась к актерскому составу на сцене и получила какофоническое пятиминутное стоячее «О» под одобрительные возгласы и свист двухтысячной публики. Жестом, пронизанным хрестоматийным символизмом, она склонила голову и возложила венок к Саду памяти, посвященному всем, кто погиб, сражаясь за свободу Ирландии. Во время церемонии оркестр ирландской армии играл «Боже, храни королеву», что было сюрреалистично невероятно всего несколько десятилетий назад, когда спасение королевы было бы самой последней вещью, о которой думали бы ирландцы.
«Мы предполагали, что для многих людей это будет сложное, настороженное, вызывающее взаимные подозрения мероприятие», — вспоминал мне телеведущий и писатель Эндрю Марр, но к последнему дню ее визита ирландский энтузиазм был настолько высок, что безопасность была ослаблена, чтобы позволить тысячам радостных людей выйти на улицы города Корк. Королева настояла на том, чтобы нарушить собственный протокол и приветствовать их пешком. «Они набросились на нее, как на Бейонсе, — сказал мне один из ее помощников. На Английском рынке она поболтала с ирландским торговцем рыбой и шутником Пэтом О'Коннеллом, который так развеселил ее, что она позже пригласила его в Букингемский дворец.
Коллега по лейбористской партии лорд Донохью сказал мне, что его ирландские друзья были больше всего поражены визитом королевы в Крок-Парк, гэльский футбольный стадион в Дублине, где в 1920 году британская армия открыла огонь, убив четырнадцать зрителей и одного игрока, капитана Tipperary Майкла Хогана, который был застрелен в спину. Крок был настолько печально известным символом английских репрессий, что для королевы отправиться туда, по словам Донохью, «было смело и политически остро. В этом проявилось острое историческое чутье».
Президент Ирландии Мэри Макалис сопровождала королеву, когда они вышли на поле вместе с президентом Гэльской спортивной ассоциации Кристи Куни. Когда они взглянули на стенд, Куни сказал: «Он назван в честь Майкла Хогана, мэм, убитого недалеко от того места, где вы стоите».
«Я на одну секунду мне показалось, — сказала мне Макалис, — что она может расплакаться. И она мягко сказала: «Я знаю, я знаю».
Макалис настояла на том, чтобы пригласить представителей лояльных военизированных формирований Ольстера и республиканцев. Английские органы безопасности оцепенели, но королева мужественно прошла мимо них, пожимая им руки.
Тур был не только обязанностью. Королева совершила короткую поездку на Ирландский национальный конный завод в графстве Килдэр, коневодческую ферму, на которой выращены многие из ее лучших скаковых лошадей и где ей всегда хотелось побывать лично. Премьер-министр Ирландии (или таоисич) Энда Кенни привел ее в восторг, подарив книгу с полным отчетом обо всех ирландских кровных поголовьях, которые участвовали в скачках в королевских цветах. Королева сказала ему, что не спала и читала ее до рассвета, и мы можем быть уверены, что это правда. Филиппу, который с тоской поглядывал на пинты пива, которые у него не было времени выпить в магазине Guinness, теперь приходилось ходить за ней по пятам, пока она занималась его нелюбимым делом - весело беседовала о лошадях с заводчиками, жокеями и тренерами. Когда жеребец устрашающего вида встал на дыбы, единственным сановником, который не вздрогнул, была королева. Пресса надеялась на то, что Филипп допустит какую-нибудь оплошность, но он не поддался.
Свой самый волнующий жест королева приберегла для государственного обеда в Дублинском замке, где, одетая в платье, украшенное двумя тысячами трилистников, вышитых вручную, и брошью в виде арфы, она начала свою речь на гэльском языке под искренние аплодисменты и громкое «вау!» от президента Макалис. Именно Макалис предложила Эдварду Янгу, чтобы королева начала речь на гэльском языке в знак деликатного признания болезненного подавления родного языка британцами. Изящно сформулированное обращение Её Величества имело мощный резонанс. Она выразила национальное сожаление по поводу долгих лет насилия, но не стала извиняться: «Этот визит во многом напоминает нам о сложности нашей истории, ее многослойности и традициях, а также о важности терпения и примирения. О способности склониться перед прошлым, но не быть связанным им».
Эмоции были накалены, когда 172 высокопоставленных лица, политики и культурные деятели поднялись для тоста. Премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон сидел за столом королевы. «Было невероятно трогательно наблюдать, как наш монарх говорит о прощении, — написал он в своих мемуарах. — Каждое тщательно подобранное слово залечивало очередную рану истории. Это был урок примирения от лучших».
Слева от Кэмерона сидел лауреат Нобелевской премии ирландский поэт Шеймус Хини, с другой стороны которого сидел Филипп, к большому беспокойству Хини. Поэт однажды написал слова: «Обратите внимание, что мой паспорт зеленый. Ни один из наших бокалов никогда не поднимался в честь королевы». Филипп, Филип, всегда отличавшийся сдержанностью, провел весь ужин, рассказывая ему «неуместные» истории. «Боже мой, этот человек - козырь», — сказал Хини Кэмерону и произнес тост за королеву так же воодушевляюще, как и все остальные.
«Это был самый большой политический успех ее правления», — заметил Эндрю Марр о монархе, которая всегда оставалась аполитичной. Президент Макалис сказала Марру, что королева и герцог Эдинбургский были «готовы пойти дальше» и пожать руку лидеру Sinn Féin Джерри Адамсу, но Sinn Féin не хотела этого делать. До последнего момента была надежда привести их в чувство, но их места на государственном обеде в Дублине остались пустыми.
Королева сыграла роль даже более скромную, чем предполагалось. Менее известная история нормализации англо-ирландских отношений — это постоянный вклад трех женщин-лидеров: двух ирландских президентов Мэри Робинсон и Мэри Макалис и королевы. После длительной координации между правительствами их стран первое общение приняло форму приглашения королевы на чай в 1993 году от Робинсон, первой женщины, возглавившей Ирландию. Это было за целых пять лет до соглашений Страстной пятницы.
Энда Кенни убежден, что «влияние [этих] женщин-лидеров [в мирном процессе] оказало воздействие, которого не было при их коллегах-мужчинах». Он дорожит воспоминаниями о том, как провожал королеву в аэропорту Корка. Когда они вышли на красную дорожку к ее самолету, она повернулась к нему и сказала: «Из всех королевских визитов, которые я совершила за шестьдесят лет, это тот, который я действительно хотела совершить».
Когда Дэвид Кэмерон поздравил ее, она с улыбкой преуменьшила достижение своей исторической поездки. «Все, что я сделала, это решила, что пришло время для визита», — сказала она.