Посвящается доблестному 44-му Нижегородскому драгунскому полку, русским воинам, павшим за Отечество и их родственникам
…Еще не успел «утихнуть гром персидской войны, а в Закавказский край уже скакал курьер с секретными депешами о разрыве отношений с Турцией».
Был апрель 1828 года. Нижегородский драгунский полк, ттолько что вернувшийся из Персии, стоял в палатках своего летнего лагеря под Караагачем около Царских Колодцев (современный Дедоплис-Цкаро, конечная железнодорожная станция Грузинской железной дороги на ветке от Тбилиси). Поход на турецкую границу уже был объявлен, и полк готовился к выступлению.
В его рядах не хватало четырехсот человек – пополнить эту убыль можно было не скоро, поэтому в турецкий поход были назначены только два первых дивизиона, а третий вместе с запасным эскадроном должен был остаться в Кахетии – в полковой штаб-квартире в Караагаче.
Кахетия – историческая область на востоке Грузии, в верхо-
вьях рек Иори и Алазани, где «сила растительности настолько
изумительна, что и фруктовые и виноградные деревья дают
здесь свои прекрасные плоды иногда без всякого ухода». Некогда
самостоятельное царство; сейчас же – это «царство бесконеч-
ных виноградников, живописных гор, старинных традиций, сох-
ранивших средневековое очарование деревень, древних монас-
тырей и загадочных мертвых городов. Царство самых вкусных
грузинских вин и самый посещаемый регион Грузии».
Главный город – Телави (тот самый «Тель-Авив», как в х/ф
«Мимино», перепутав, назвали его телефонистки.
И в корпусе генерала Паскевича войск было намного меньше, чем перед началом недавно закончившейся персидской кампании. Вместо прежних тридцати эскадронов к границам Турции направлялись только восемь. Из кавалерии вся 2-я уланская дивизия ушла обратно в Россию, оставив на Кавказе только один сводный четырехэскадронный полк. Вместе с Нижего-родским он образовал сводную кавалерийскую бригаду.
В конце мая 1828 года полки тронулись со своих квартир, разными дорога-ми направляясь к селению Гюмри, где был назначен сборный пункт дейст-вующего корпуса.
Гюмри (1924 по 1990 гг. – Ленинакан) – второй по величине город
Армении. С 1855 г. здесь находится «Холм чести» – мемориаль-
ный комплекс, захоронение офицеров и солдат Российской Импе-
раторской армии, погибших в русско-турецких войнах XIX века. В
1856 году рядом с кладбищем была построена православная ча-
совня Святого Архистратига Михаила, где отпевали воинов
перед погребением.
Шли туда и Нижегородцы. Вопрос о походе на Карс был решен окончательно, и Паскевич дожидался только прибытия последних запоздавших частей, чтобы «открыть» военные действия. И вот 14 июня с восходом солнца весь немногочисленный русский корпус был построен, в 8 часов утра приехал Паскевич, и войска после напутственного молебна перешли Арпачай (река, левый приток Аракса, в нижнем течении протекает по границе современной Армении с Турцией).
Война началась. Нижегородский полк вступил на турецкую землю в числе 460 драгун под командой подполковника князя Андроникова, так как ком-полка Раевский на время похода назначен был командиром сводной бри-гады.
Пройдя Тихнис и знаменитое впоследствии Кюрюк-Даринское поле, 18 июня русский корпус двинулся влево, обходной дорогой, чтобы встать на «сообщениях» Карса с Арзрумом. К вечеру войска подошли к селению Азаткеву. В трех верстах от него лежало крепостное предместье, а далее уже виднелись очертания укреплений Карсской цитадели.
Карс – административный центр турецкой провинции Карс, быв-
ший в свое время столицей независимого армянского Карсского
царства. Во время русско-турецких войн XIX века эта крепость
была одним из главных объектов борьбы на Кавказском театре
военных действий.
Интересный факт: по результатам всеобщей переписи населения
Российской империи 1897 года (в период, когда с 1878 г. по 1917 г.
Карс входил в Российскую империю) из 20 800 человек населения
города армяне составляли 10 300 человек, русские – 3 500, украин-
цы – 1 900, а турки –всего 790.
На следующий день во время нашей рекогносцировки турки сделали силь-ную вылазку, и Паскевичу пришлось ввести в дело почти всю кавалерию. Два казачьих полка, Сергеева и Леонова, вместе с Нижегородским, развер-нулись на правом фланге, а три (бригада Победнова и казачий полк Карпо-ва) – на левом фланге боевого порядка. Сводный уланский полк остался в резерве.
Масса нашей кавалерии не сильно тревожила турок – большая их часть помчалась к нашему левому флангу, а меньшая – стремительно понеслась прямо на Сергеева, стараясь обойти его с тыла. Паскевич приказал податься назад, чтобы заставить турок как можно дальше отойти от Карса, а барону Остен-Сакену – взять из резерва сводный уланский полк и отрезать неприятелю все пути отступления.
Уланы только что размундштучили своих лошадей, готовясь навесить им торбы, как прискакал ординарец и передал это приказание. Мундштучить снова было некогда – и полк поскакал на трензельках (на удилах).
Турки надвигающуюся опасность заметили, но было уже поздно. Развернув свои эскадроны, уланский полк несся, наклонив свои пики, и, несмотря на огонь крепостных орудий, ударил во фланг неприятелю. Казаки Сергеева рубили их с тыла, а линейцы и грузины, прискакавшие сюда с левого флан-га, отрезали его от Карса. Вся неприятельская линия, сбитая со своего нап-равления, поскакала вдоль фронта, преследуемая нашей конницей и пора-жаемая градом пуль и картечи. Преследование продолжалось почти до са-мых стен городского предместья.
«Размундштученные лошади улан, – писал в отчете Сакен – не слушали трензелей, и полк рассыпался. Я приказал трубить сбор, но уланы не скоро справились со своими лошадьми, и блистательный удар мог бы обрати-ться во вред нам, если бы турки не потеряли голову».
Сражаясь «на глазах целого корпуса, наша конница опять покрыла себя славой; она ни в чем не уступала турецкой, а в решимости – превосходила ее. Сводный уланский полк, первый раз бывший в деле, дрался с замеча-тельной храбростью. Успех поднял дух полка, и во все время войны полк этот сражался всегда с блестящим успехом».
Не участвовали в этом бою одни Нижегородские драгуны – Паскевич берег их для решительной минуты, и они до самого вечера простояли в резерве. Тем не менее в полку несколько лошадей было убито и ранено турецкими ядрами.
Рекогносцировка показала и сильные, и слабые стороны обороны Карса, к которому с трех сторон примыкали форштадты. На западе, против Ширах-ских высот, по левому берегу Карс-чая, лежало Армянское предместье; на юге, к стороне нашего лагеря, расположенного по правую сторону речки, предместье называлось Орта-Кепи, а на западе – Бейрам-паша. Последнее предместье тянулось почти до самой горы Карадаг и оканчивалось силь-ным редутом, который обстреливал подступы в крепости. На северной сто-роне никакого форштадта не было, но зато на утесистых горах устроены были каменные шанцы. Все эти укрепления в целом представляли для на-падающих огромные трудности, к которым добавлялось множество высту-пающих башен, обстреливающих дальним огнем всю лежавшую перед ними местность.
Даже А.С. Пушкин в своем «Путешествии в Арзрум», написанном им после боевого похода с Нижегородским драгунским полком, отметил это: осмат-ривая город, укрепления и цитадель, выстроенную на неприступной скале, он «не понимал, каким образом мы могли овладеть Карсом».
Осаду можно было вести только с юго-западной стороны, с Ширахских вы-сот, господствующих над городом. Неприятель, сознавая это, и поставил здесь, перед Армянским предместьем, свой укрепленный лагерь. Паскевич решил заложить первую параллель (траншея для обеспечения осады кре-пости) именно против этого лагеря. А чтобы отвлечь внимание турок от этих работ, приказал Раевскому с кавалерийской бригадой произвести фальшивую атаку на Карадагские высоты.
Оба полка с конной батареей, как только стемнело, тихо вышли из лагеря и пошли в обход южных укреплений Карса. Пушечный выстрел с Карадага говорил о том, что неприятель заметил Раевского. В это же время турецкий разъезд, вернувшийся в крепость, поднял тревогу известием, что и в тылу цитадели показалась пехота. Это был Ширванский батальон, начавший демонстрацию атаки с севера. Забили русские барабаны, заиграли трубы, отовсюду зазвучало «Ура», поддержанное пушечными и ружейными залпа-ми. В ответ загремел Карадаг, и пушечная пальба, направлявшаяся на звук кавалерийских труб, не прекращалась до самого утра.
От Карадагского редута шла стена, сложенная из деревянных срубов, засы-панных землей – против этой стенки Раевский, спешив весь Нижегородский полк, упорно и поддерживал перестрелку. А «с рассветом турки увидели четыре русские батареи, выросшие за ночь в противоположной стороне от Карадага: три из них стояли на левом берегу Карс-чая напротив турецкого лагеря, а четвертая – на правом, напротив укрепления Орта-кепи».
Наступило 23 июня 1828 года, когда «перед малочисленной армией пала первоклассная крепость».
*
Штурм начался для всех «неожиданно». Небольшая перестрелка, начавша-яся напротив 1-й батареи, вызвала стремительную атаку егерской роты по-ручика Лабинского, которая и овладела старым кладбищем, лежавшим на полугоре. Турки тройными силами напали на Лабинцева. Его поддержали три роты егерей 42-го полка с подполковником Миклашевским и, отбросив турок, «на их плечах» ворвались в укрепленный лагерь.
Миклашевские – старинный украинский дворянский (шляхетский)
род, берущий начало от Великого Киевского князя Мстислава, сы-
на Владимира Мономаха, и от литовского князя Гедимина. В ис-
тории Украины род под фамилией Миклашевские фиксируется с
XVI века.
Александр Михайлович Миклашевский за участие в заговоре де-
кабристов в декабре 1825 г. был переведен в 42-ой Егерский полк
на Кавказ. Убит в 1831 г. в одном из сражений в Дагестане.
То, чего рассчитывали добиться в течение нескольких дней, неожиданно решилось за три часа.
Но это была только половина успеха.
Один русский батальон дрался чуть ли не с целой турецкой армией, и чтобы его выручить, в бой были двинуты ближайшие части пехоты. Сражение таким образом разгорелось и пере-шло в общий штурм.
В это время на главную батарею прискакал Паскевич, встревоженный силь-ной канонадой и боем, начавшимся без предварительных распоряжений. Остановившись на левом фланге батареи, на самом открытом месте, он ясно видел все, что делалось за рекой: и массы нападающих турок, и опро-кинутый отряд Миклашевского, и отчаянный бой не на жизнь, а на смерть, шедший на скалах у егерей 42-го полка.
Неприятельские снаряды падали и разрывались прямо вблизи главноко-мандующего, из его свиты несколько человек были убиты и ранены. Паске-вич не обращал на это внимания: он сошел с коня и некоторое время, наб-людая за картиной боя, как говорит в своих Записках генерал Муравьев, находился в изумленном состоянии. Наконец он подозвал командира Гру-зинского полка графа Симонича и приказал ему вести на помощь сражав-шимся три своих роты.
Бой шел в каких-то трехстах саженях от батареи, за которой стояли Грузин-цы, но место боя было отделено непроходимой в этом месте рекой, и Си-монич, не найдя переправы, вынужден был добираться до моста, что он и сделал форсированным маршем.
Между тем обстоятельства на месте боя изменились буквально на глазах самого Паскевича.
Князь Вадбольский (княжеский род Рюриковичей, внесён в Бархатную книгу. Вадбольский, Александр Петрович, декабрист, сослан на Кавказ из лейб-гвардии Измайловского полка) «ввел в бой последние резервы, и тогда на высотах, занятых укрепленным лагерем, пошла отчаянная схватка. Все смешалось в одну общую массу; камни, ружейный и пистолетный огонь, штыки, кинжалы, камни – все было пущено в ход. Кровавая резня длилась четверть часа. Наконец, мужество русских восторжествовало и турки бросились бежать по направлению к форштадту. Кучи набросанных на дороге камней, новый ряд шанцев, новое кладбище, начавшиеся строе-ния – нигде бегущим туркам не удавалось зацепиться, и им не давали опомниться. На их плечах Вадбольский ворвался в Армянское предместье».
Полковник Бурцев (декабрист; погиб в 1829 г. атакуя турок у селения Харт, лично став во главе мусульманского полка; в пылу битвы, увлекшись пре-следованием неприятельского знаменщика, был им смертельно ранен в грудь из пистолета) с ротой 39-го полка кинулся к башне Темир-паша, ко-торой принадлежала важнейшая роль в обороне заречного форштадта, и взял ее штурмом. Первым в башню, как свидетельствуют наградные спи-ски, ворвался прапорщик Нижегородского полка Дорохов, исполнявший при князе Вадбольском обязанности саперного офицера.
А в Армянском предместье продолжалась кровавая битва. Егеря, поддер-живаемые с высокой башни огнем батареи, выжимали неприятеля из дома в дом, из улицы в улицу, и турки заняли, наконец, последний отдаленный квартал предместья, примыкавший к самой реке. Егеря, истощенные боем, опасаясь встретить здесь последний отчаянный и, быть может, гибельный для себя отпор, остановились. Вадбольский понял, что сделать больше, чем уже было сделано его солдатами, невозможно – им нужен был хотя бы кратковременный отдых. Но с другой стороны этим отдыхом могли вос-пользоваться турки, чтобы подвести резервы – и тогда военная удача могла перейти на их сторону.
К счастью, в эту минуту к нему подоспели свежие силы.
Почти одновременно с взятием Темир-паши Ширванский батальон, стояв-ший против цитадели, атаковал каменные шанцы, выбил из них турок, и, спустившись прямо с крутого утеса, вошел в Армянское предместье с севера. В то же время с юга вступили в него три грузинские роты с графом Симоничем. И эти два свежих батальона, сменив егерей и давая им передохнуть, пошли на штурм и своим натиском очистили последнюю часть заречного форштадта. Теперь только глубокое ущелье, на дне которого шумел Карс-чай, отделял войска от города. На счастье, турки не успели уничтожить за собой прочный каменный мост, и Ширванцы первыми перебежали по нему через речку. Вслед за ними переправились и остальные полки – и вся западная часть крепостной стены была плотно обложена русскими войсками.
Такой внезапный поворот сражения на левом фланге, блистательный успех Вадбольского и гром наших батарей, обстреливающих город, вселяли смятение в неприятеля и воодушевляли наших – и батальон Эриванского полка с двумя грузинскими ротами под началом барона Остен-Сакена двинулся атаковать южное предместье Орта-Кепи. Под картечным огнем его колонна дошла до форштадта и «разлилась» по улицам предместья. Подоспевшему сюда на помощь другому батальону Эриванского полка делать уже было нечего, и генерал Муравьев устремился с ним к Карадагу.
Последнее юго-восточное предместье – Байрам-Паша – уже было покину-то турками, и войска, спокойно миновав его, стали подниматься прямо на высокую, скалистую гору. Они шли с барабанным боем и грозным «Ура!» – а град неприятельских снарядов и пуль летел на них и с Карадагского ред-ута, и с ближних шанцев, и с крепостных бастионов – это были уже послед-ние отголоски замиравшего штурма. Смелое наступление Муравьева заста-вило турок оставить грозную позицию на Карадаге без боя.
Таким образом, все передовые укрепления Карса теперь были взяты, и наши батареи сосредоточили свой огонь на городе.
Наступала решительная минута.
Одновременно, как будто по единой команде, войска, не видевшие друг друга из-за большого расстояния, разом пошли на крепость. И скоро все ближайшие бастионы и башни, как со стороны Орта-Кепи, так и со стороны Армянского предместья, были взяты, и город перешел в наши руки. Гарни-зон заперся в цитадели, но, обложенный со всех сторон, он не мог уже продолжать бороться, и на заре 24 июня сложил оружие.
«Взгляните, храбрые товарищи, – говорил Паскевич в приказе по корпусу – на тот утес, где ныне развивается знамя Империи, на то место, от которого сильное воинство Шах-Надира… отступило; вспомните о числе своем, и вознесите теплую молитву к Господу Сил за дарованную вам знаменитую победу».
Нижегородскому полку не довелось принять участия в этом достопамятном деле. Штурм застал его стоящим напротив Карадага. Там он и оставался до конца боя в полной готовности кинуться на турок, если бы они вышли из крепости. Но из крепости уходили только одиночные всадники или мелкие партии, гоняться за которыми необходимости не было.
Но торжество победы было омрачено страшным бедствием: в нашем стане появилась чума. Для борьбы с ней потребовался целый месяц, в течение которого военные действия были приостановлены. Был необходим каран-тин. Лагерь передвинули в другое, более удобное место, каждую часть поставили отдельно и окружили цепью часовых. Все сообщения полков между собой и с крепостью были прекращены. Строгость карантинных мер не дала распространиться болезни, и через подвижной карантин за это время прошло всего около 300 человек. В середине июля чума прекрати-лась, и войскам было приказано готовиться к дальнейшему походу.
На очереди был Ахалцых.
Источник: Потто В.А. История 44-го Драгунского Нижегородского полка / сост. В. Потто. - СПб.: типо-лит. Р. Голике, 1892-1908.