25 июля Мариинский театр в рамках «месяца Вагнера», проходящего в Петербурге в честь 210-й годовщины со дня рождения великого немецкого композитора, представит его оперу «Парсифаль».
Интуиции Вагнера
«Парсифаль» — последняя опера Рихарда Вагнера. Поэтому её можно воспринимать как его завещание. «“Парсифаль” — есть самое верное, самое искреннее, самое полное и во всяком случае самое прекрасное выражение его (Вагнера) философских и религиозных идей», — считает исследователь творчества Рихарда Вагнера Анри Лихтенберже («Рихард Вагнер, поэт и мыслитель»).
https://rodinananeve.ru/v-peterburge-idyot-mesyacz-vagnera/
А каковы философские и религиозные идеи Вагнера? Однозначно ответить на этот вопрос нельзя.
«Многие любители схем подводили “Тристана и Изольду” Вагнера под буддизм, “Кольцо Нибелунга” — под религию древнего германства, а “Парсифаль” — под католичество», — отмечал русский философ Алексей Фёдорович Лосев в статье «Исторический смысл эстетического мировоззрения Рихарда Вагнера». «На самом же деле, если учесть всю глубину и многообразие художественного творчества Вагнера, то, несмотря на отдельные третьестепенные совпадения, подлинная религия самого Вагнера имеет мало общего с какой бы то ни было исторически известной религией. У него была собственная религия, непонятная буржуазному миру, да и эту религию при известной точке зрения можно даже и не именовать религией», — считал Лосев.
«Теории Вагнера всегда являются плодом усилия перевести более или менее свои “интуиции” на отвлечённый язык разума, но никогда они не были прямым следствием других теорий; они являются отражением личных, оригинальных впечатлений, а не воспоминаний более или менее широкой начитанности», — предупреждает Анри Лихтенберже.
Прошёл Вагнер и через увлечение атеизмом. «Христианство, — поучает он в статье «Искусство и революция», написанной им летом 1849 года, то есть во время, когда все европейские страны тормошили мощные революции, — делает законным земное существование без достоинства, без пользы, без радости и оправдывает его удивительной любовью к Богу. Этот Бог не поставил на земле человека для того, чтобы он вёл счастливое существование, сознавая свою силу, как напрасно учат влюблённые в красоту греки, но запер его здесь на земле в ужасной темнице; и если в ней человек почувствовал отвращение к самому себе, Бог приготовит ему за это после смерти славное жилище, где он вечно будет наслаждаться ленивым блаженством». В те годы Вагнер общался с французским теоретиком анархизма Пьером-Жозефом Прудоном, русским бунтарём Михаилом Бакуниным, вместе с которым участвовал в дрезденском восстании, читал их произведения. Это их влияние.
Религиозный инстинкт
Однако, как выразился Анри Лихтенберже, Вагнер обладал «религиозным инстинктом», который «обнаруживается у него во все эпохи его жизни в виде постоянного стремления к далёкому идеалу чистоты, света, любви, к тому “за”, понимаемое как осуществимое на земле, чаще всего как сверхземное существование»: «Это “за” представляется в “Моряке-скитальце” (“Летучем голландце” и “Тангейзере” как “царство Божие”, в “Кольце Нибелунга” и в революционных сочинениях между 1848 и 1851 гг. — как “царство любви” и “общество будущего”, в “Тристане” и литературных произведениях до 1854 г. — как “царство ночи”, как нирвана, в “Лоэнгрине” и “Парсифале” — как “царство Грааля”».
Нельзя не заметить, что «царство Грааля» привлекало мысли Вагнера довольно долгое время. 40 лет! Историей рыцарей Грааля Рихард Вагнер заинтересовался ещё в 1842-м. Живя в Париже, он погрузился в изучение средневековой литературы о рыцарях Грааля, а это куртуазный роман Кретьена де Труа «Парсеваль, или повесть о Граале», «Роман о Граале» Робера де Борона, эпос Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль», «История Рыцаря Лебедя» Жана Ренара. Парцифаль (в опере — Парсифаль) после многих приключений становится хранителем чаши Грааля.
Чаша Грааля — одно из орудий Страстей, чаша, из которой Иисус Христос вкушал на Тайной вечере и куда Иосиф Аримафейский (иудейский старейшина, в гробнице которого был погребён Сын Божий) собрал кровь из ран распятого на кресте Спасителя. По легенде, тем, кто изопьёт из Чаши Грааля, отпускаются грехи и даруется вечная жизнь. Правда, в романе Эшенбаха Грааль — это камень, который на святой горе Мунсальвеш стерегут катары («чистые»), члены еретического гностического движения. Фон Эшенбах жил в 1170—1220 годы, как раз, когда катарская ересь распространилась от Пиренеев до Балкан.
В поиске чистого
«Нет одного бога, есть два, которые оспаривают господство над миром. Это бог добра и бог зла. Бессмертный дух человечества устремлен к богу добра, но бренная его оболочка тянется к тёмному богу», — учили катары. Земной мир они считали царством зла, а мир небесный, где обитают души людей, — пространством, в котором торжествует Добро.
«Основой мировоззрения всех разветвлений этого движения (катарского — Д.Ж.) было признание непримиримой противоположности материального мира, как источника зла, — и мира духовного, как сосредоточения блага, — пишет Игорь Шафаревич в работе «Социализм как явление мировой истории» (гностические и хилиастические движения он считает духовными предшественниками социализма).
Римский папа Иннокентий III насчитал до 40 толков катарской ереси, но всех их объединяла идея о враждебности двух начал — материи и духа. И все катары были бескомпромиссными врагами католической церкви, считая её не церковью Иисуса, а церковью грешников, вавилонской блудницей. Они отрицали обряды и символы христианской религии, особенно ненавистен был им крест, который они считали символом «злого бога». Поэтому они совершали надругательство над крестом, уничтожали иконы.
«Эти еретики даже утверждают во время своих секретных встреч, что Христос, который родился в земном и видимом Вифлееме и был распят в Иерусалиме, был злым (т. е. дьяволом), а Мария Магдалина была его наложницей и той самой женщиной, о связи с которой мы читаем в Евангелии. Ибо благой Христос, говорят они, никогда ни ел, ни пил, ни испускал видимого света и не был ничем из этого мира, за исключением пребывания в теле Павла, да и то в духовном смысле», —. описывает в «Альбигойской хронике» (альбигойцы — так называли катаров во Франции) катарские представления Пётр Сернейский, доминиканский монах, фанатичный инквизитор, соратник Симона де Монфора, выдающегося вождя крестовых походов на юг Франции.
Катарская ересь имела немало последователей, в том числе тайных. Тайные катары были и среди аристократов, и даже среди монашества. Её подавили в XIII веке, но затем в том или ином виде она воскресала вновь и вновь. Вспомним чешское движение таборитов или итальянское движение во главе с Дольчино, который оправдывал любые действия его последователей, в том числе насилие и свальный грех, словами апостола Павла: «Для чистых всё чисто; а для осквернённых и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть» (Тит 1. 15).
События музыкальной драмы Вагнера «Парсифаль» разворачиваются в окрестностях замка Монсавальт, где, по преданию, находится Чаша Грааля. Монсаваль — это другое произношение Мунсальвеш — катарского филиала рая, «чистые» обитатели которого спасены (нем. Munsalväsche, фр. Monsalvage — «моё спасение»). Позднее произошла латинизация названия горы. У Вагнера она — твердыня Монсальват («Гора спасения»), где, читаем мы в либретто оперы «Лоэнгрин», «храм сияет в украшеньях чудных, что ярче звёзд, как солнце дня, горят, а в храме том сосуд есть силы дивной, как высший неба дар он там храним».
Где находился Монсальват, и находился ли он где-нибудь вообще, мы точно не знаем. Нацистские мистики и оккультисты из Аненербе полагали, что Монсальват на самом деле это — замок Монсегюр, оплот катаров в Пиринеях. Нацистские мистики искали тайные знания в надежде победить с помощью некой магической формулы. Искали они эти знания и в наследии катаров. Недаром Монсегюр гитлеровцы обороняли с особым остервенением. В 1944-м союзники его осаждали четыре месяца.
Впервые к теме Чаши Грааля Вагнер обратился в опере о сыне Парсифаля — «Лоэнгрин». Премьера прошла 28 августа 1850 года в Веймарском оперном театре, а работал над этой оперой Вагнер в 1845-1848 годы.
Как интерес к Чаше Грааля соотносится с показным атеизмом его статьи «Искусство и революция»? Кстати, Вагнер неправильно понимает классические христианские представления о земном. В христианстве земля — не «ужасная темница», в которой заперт человек, а творение Божье, данное людям в распоряжение. Земля как ад — это катарское представление. Вагнер находился в поиске. Не собственной религии, как пишет философ Лосев, а христианства, очищенного от того, что прилипло к нему за столетия сотрудничества с мирскими властями. Отсюда и его интерес к катарской, по сути, истории Чаши Грааля.
Абсолютно точно Вагнер не понимал Грааль «как спиритуализированный клад Нибелунгов», как утверждает Анри Лихтенберже. Кстати, этот французский исследователь творчества Вагнера сообщает, что Вагнер вынашивал мысль «показать Марию Магдалену, воспламенённой преступной любовью к Иисусу, как Кундри к Парсифалю». То есть Вагнер намеревался непосредственно обратиться к катарской мифологеме и в этом сюжете. Но ограничился лишь тем, что вывел в «Парсифале» образ-аллюзию на Марию Магдалену.
Торжественная мистерия
Над «Парсифалем» Вагнер принялся работать через несколько лет после премьеры «Лоэнгрина». Либретто оперы он начал писать в 1857-м. Но всё время отвлекался на другие произведения. И неизвестно, появилась бы опера «Парсифаль», если бы об этом настойчиво не попросил Вагнера король Баварии Людовик II. В итоге опера была закончена 1882-м, её премьера прошла в театре Байройта 26 июля в рамках вагнеровского фестиваля.
По завещанию Вагнера «Парсифаль» мог исполняться исключительно в Байройте. Композитор опасался, что на других площадках опера потеряет мистические смыслы. Это — очередное подтверждение того, как они были для Вагнера важны. Так или иначе, в «Парсифале» великий немец подытоживает свои катарские изыскания... и приходит — в общем и целом — к традиционным христианским представлениям. Всё, чего коснулась плоть и кровь Сына Божьего (Чаша, копьё) — для него свято. Недаром язычник и оккультист Гитлер, который выдавал себя за почитателя Вагнера и даже дружил с его снохой Винифред Вагнер (женой сына Вагнера Зигфрида), придавая большое пропагандистское значение фестивалю Вагнера в Байройте, настоял на исключении из его программы «Парсифаля», «Тангейзера», «Тристана и Изольды» и «Лоэнгрина». В итоге в 1943-1944 годах фестиваль представлял лишь «Нюрнбергских мейстерзингеров».
«Вагнер называл это произведение не оперой, а “Торжественной сценической мистерией”. Предание гласит, что он считал его не больше не меньше как своего рода религиозной церемонией, а отнюдь не традиционным развлечением для слушателей, — сообщает в книге «Сто великих опер» Генри У. Саймон. — Он даже настаивал на том, чтобы не было никаких аплодисментов и чтобы это торжественное представление не давалось ни в одном оперном театре, кроме как в его собственном Festspielhaus (“Доме торжественных представлений”) в Байройте, где, по замыслу композитора, должны были исполняться только его творения».
Вагнера принято обвинять в антисемитизме. Однако первыми 15 представлениями «Парсифаля» дирижировал еврей Герман Леви. И лишь на 16-м представлении композитор в финальной сцене заменил Леви за дирижёрским пультом.
«В “Парсифале”, последнем труде гения, перед которым мы должны преклоняться, Вагнер попытался быть менее суровым и самовластным по отношению к музыке, позволив ей дышать свободнее. Мы не найдём здесь ни изнурительного, пристального изображения пагубной страсти Тристана, ни безумных животных воплей Изольды, ни велеречивого комментария бесчеловечной жестокости Вотана. Ни одна страница Вагнера не достигает красоты вступления к третьему действию и всего эпизода “Страстной Пятницы”. Вообще во всей опере оркестровое звучание всякий раз неповторимо и неожиданно, благородно и мощно: перед нами один из прекраснейших памятников во умножение непреходящей славы музыки», — писал французский композитор Клод Дебюсси, экспериментатор, который пытался найти новый язык оперы.
Кто опошлил «Парсифаля», так это американцы, для которых это — всего лишь музкальная сказка о борьбе рыцарей со злыми силами. «Первая внебайрёйтская постановка состоялась в “Метрополитен-опера” в канун Рождества двадцать один год спустя после премьеры, несмотря на безуспешные протесты вдовы Вагнера, — рассказывает Генри У. Саймон. — Эта постановка вылилась в вульгарное гала-представление. Из Чикаго в Нью-Йорк был пущен специальный “Парсифаль-экспресс”, газета “Evening Telegram” выпустила специальный “Парсифальский” номер, а на места в зале разыгрывались денежные призы».
В России опера впервые была представлена на русском языке 21 декабря 1913 года в Народном доме Николая II (ныне Мюзик-холл). После первого концертного показа опера исполнялась концертно в Театре музыкальной драмы (Консерватория).
Сейчас в России «Парсифаля» можно увидеть и услышать только в Мариинском театре. «Его поставили здесь впервые в 1997 году при участии английского кинорежиссёра Тони Палмера и в 2018-м — в обновленном виде — вернули на сцену, пополнив мариинскую вагнериану одним из ключевых творений великого композитора-мифотворца», — информирует музыкальный критик Христина Батюшина.
25 июля спектакль начнётся в 18 часов на старой сцене Мариинского театра.
Но на этом месяц Вагнера не заканчивается!
Дмитрий Жвания