В 1096 году всю Европу потрясла великая новость: Папа Римский Урбан II на Клермонском соборе объявил о начале Крестового похода, чтобы вернуть утраченные христианские земли и восстановить власть Церкви на Святой земле. Священным долгом каждого верующего было либо присоединиться к походу, либо оказать посильную помощь. Имена благородных рыцарей, которые отправились в далекий путь навстречу неизведанному, навсегда остались в истории. Среди них Готфрид, герцог Нижней Лотарингии, Роберт, герцог Нормандии, Раймунд, граф Прованса и Тулузы, Боэмунд, князь Таранто, и Гуго де Вермандуа, брат короля Франции. Они добились того, что казалось немыслимым. Успешное завершение Первого крестового похода и основание католических княжеств в самом центре мусульманского мира, казалось, были божьим провидением. Но у Крестового похода была и своя темная сторона, наполненная не победами, а кровавыми поражениями.
Крестьяне присоединяются к походу
В 1096 году, вскоре после Клермонского собора, опережая европейских рыцарей, на Святую землю выдвинулось огромное стотысячное войско, состоявшее преимущественно из крестьян. Вся эта беднота и чернь была собрана усилиями одного человека, известного как Петр Пустынник. Это был странствующий монах, наделенный даром красноречия. Он проповедовал не среди графов и королей, а среди простого народа. Он обещал Царство Небесное тем, кто грезил о бессмертии; обещал золото и драгоценности тем, кто жаждал богатства. И люди, никогда не державшие в своих руках ничего опаснее вил или лопаты, отправились за Петром Пустынником на Святую Землю. Они свято верили в то, что Бог защитит их и прогонит неверных, как только те встанут на пути христиан. Во главе этого Крестьянского крестового похода встал бедный рыцарь Вальтер Голяк, не имевший ничего, кроме видавшего виды меча и старой клячи, на которой он и отправился в путь. Вместе с ним было еще с десяток таких же бедных рыцарей. И больше ни одного воина.
И вот вся эта орава, собранная преимущественно в немецких землях, двинула нестройным маршем в сторону Иерусалима, не имея ни денег, ни даже припасов для столь долгого похода. Голод и нужда заставляли этих «крестоносцев» грабить невинных людей. Причем, религиозный фанатизм, обуявший толпу, нашел выход на евреях. Крестьяне устраивали настоящую охоту на «богоизбранный народ» в каждом городе, в котором они останавливались. Евреев убивали, насиловали и всячески над ними издевались, считая их неверными, а потому бесправными. Не щадили ни женщин, ни даже детей. Это привело к тому, что во многих городах еврейские женщины собственными руками убивали своих детей, а потом совершали самоубийство.
Естественно, подобный произвол не мог остаться незамеченным. Уже на венгерских и чешских землях местные феодалы потребовали от бедноты соблюдения порядка, пригрозив жестоким ответом. Взамен венгерский король, Кальман Первый, пообещал поддержать горе-крестоносцев едой и транспортом. Вальтер Голяк и его десяток рыцарей пытались поддерживать дисциплину в своем воинстве, но безрезультатно. Беднота вновь почувствовала вкус наживы, начала грабить и насильничать. В результате часть крестьянской армии была разгромлена венгерским войском и навсегда попрощалась с мечтой о покорении Иерусалима. Оставшиеся в живых бедняки стали держаться благоразумно и дошли до Константинополя без каких-либо происшествий.
На вражеских землях
Всего до столицы Византии, которая служила мостом между Европой и Азией, добралось около 180 тысяч человек. Это были изголодавшиеся и озлобленные люди, которые были тяжелой обузой для византийского императора Алексея Комнина. Более того, византийцы были сильно разочарованы. Они ждали от Европы прославленных рыцарей, профессиональное и хорошо обученное войско, способное сразить сельджуков. Но вместо этого к вратам Константинополя пришли бедняки, вооруженные вилами и дубинами. Алексей Комнин поспешил поскорее избавиться от этого недоразумения, сплавив Петра Пустынника и все его воинство в Малую Азию, к самым границам мусульманских владений.
Здесь, перед лицом противника, горе-крестоносцы несколько растерялись. У них не было никакого плана и вооружений, а реальность оказалась далека от мечтательных ожиданий. Беднота стала разбредаться в стороны, вновь вернулась к грабежам и насилию. Доставалось, как и всегда, мирному населению, которое по иронии судьбы было преимущественно христианским. Впрочем, одному отряду крестоносцев даже удалось захватить сельджукскую крепость, которую оборонял немногочисленный гарнизон мусульман. Подобные успехи вдохновили бедняков, и они решили двинуться в сторону Никеи, крупного византийского города, который ныне удерживался сельджуками.
Вальтер Голяк и его немногочисленные бедные рыцари возглавили стотысячное войско, которое простиралось до самого горизонта. Против них из города выдвинулись всего несколько тысяч сельджуков, но то были настоящие воины, закованные в доспехи, верхом на боевых конях и вооруженные острыми мечами. Решающая битва оказалась настоящим побоищем. Сельджуки безнаказанно обстреливали крестьянское войско из своих луков, вызвав настоящую панику и давку, от которой погибло куда больше крестоносцев, чем от самого обстрела. Крестьяне, даже не дойдя до врага, обратились в паническое бегство. Вслед за ними ринулись всадники сельджуков, добивая убегающих людей. Это было сокрушительное поражение.
Из стотысячной армии лишь несколько тысяч сумели вернуться обратно в Константинополь. Среди них был и Пётр Пустынник, сбежавший перед самым началом битвы. В столице Византии он присоединился к европейским рыцарям, которые уже начали прибывать в город. Он вошел в ближайшее окружение Готфрида Бульонского, которому в недалеком будущем предстоит завоевать Иерусалим и принять титул Защитника Гроба Господня, отказавшись принимать золотую корону в том городе, в котором сам Царь Царей носил терновый венок. Впрочем, Пётр Пустынник попытался сбежать еще раз, бросив рыцарей во время затяжной и крайне тяжелой осады Антиохии. Но был пойман Танкредом, племянником сицилийского князя Боэмунда. Неизвестно, что именно сказал Танкред Петру Пустыннику, но с тех пор монах больше не проповедал и не участвовал в Крестовых походах. Он вернулся в Европу и остаток жизни провел в уединенном монастыре.