«Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.
Деревня. Лето. Огород.
Дедуля. Бабка. Внучка. Репа.
Кот. Мышка. Жучка. Наш народ.»
(По Александру Блоку)
(Эдгар По)
На старую, мрачную и ветхую деревню надвигалось серое дождливое небо. В разрушенной церкви звенели призрачные колокола, снятые ещё при Петре I. И в этот мрачный, промозглый вечер дед, живущий в мистическом ужасе, посадил репку. Земля была влажной, тягучей. Она вздыхала, стонала, но засасывала семена и этим напоминала о душах его огородных жертв, которые дед постоянно собирал. Это время он называл Жатва.
(Джек Лондон)
Репка происходила из древнего и могучего рода Капустных, она была достойной дочерью своей матери. Репа впитала в себя всю мощь земли русской, она смогла выжить там, где остальные умирали от долгих дождей, палящего солнца и пронизывающего ветра. Она корнями вгрызалась в землю, борясь с непогодой, смеясь смерти в лицо, минуту за минутой, час за часом наслаждаясь её бессилием. Так она выросла большая, пребольшая, не осрамив своего рода.
(Габриэль Гарсия Маркес)
Пройдет много лет и дед (бывший ефрейтор), смотря на свои старые мозолистые руки, на вздувшиеся вены, будет вспоминать тот злополучный день, когда он подошёл к репке. Через неделю, лежа на операционном столе в военно-полевом госпитале, за минуту до удаления грыжи, видя, как рука хирурга со скальпелем опускается к его телу, он будет печально улыбаться от мысли, что тянул-тянул, а вытащить не смог.
(Эрих Мария Ремарк)
Позвал дед на помощь бабку.
– Иди ко мне, – сказал дед.
Бабка налила два стакана самогона. Медленно подошла к нему и молча протянула первач. Они стояли и смотрели вдаль, вдыхая аромат сивушных масел. В этом самогоне отразилась вся жизнь.
– За репку. Молча. Не чокаясь, – усталым голосом предложил дед.
Они выдохнули. Выпили. Крякнули и прослезились.
– Конечно, – не выдержав молчания, сказала она, – наша жизнь прошла, и у нас, и у репки нет будущего.
Дед молчал. Он был согласен с бабкой.
(Ярослав Гашек)
Бабка за дедку, дедка за репку.
– Эх, почему так? Тянем-потянем, вытянуть не можем, – вздыхал дед, – Как всегда, одним словом, обделались.
(Борис Акунин)
Позвала бабка внучку. Эрасту Петровну Фандорину, чиновницу особых поручений при московском генерал-губернаторе, особу шестого класса, кавалера российских иностранных орденов, выворачивало на изнанку. От репки смердело. Подле её начищенных штиблет располагалась тело репки из рода Капустных, трёх месяцев отроду. Эти сведения, равно как и будущее репки, были почерпнуты из показаний деда и бабки. Более ничего вразумительного добиться от них не представлялось возможным, поэтому ей пришлось принять участие в судьбе несчастной: внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку: тянут-потянут, вытянуть не могут.
(Ильф и Петров)
Кликнула внучка Жучку. В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в огород вбежала беспризорная собака. Опытным взглядом, определив главного, она направилась к деду.
– Деда! – весело пролаяла она. – Дай мяса!
Дед вынул из кармана огромную фигу и показал её беспризорной, но та не останавливалась и продолжала канючить. Тогда он, иронично посмотрел на Жучку и воскликнул:
– Может быть, тебе дать еще ключ от сарая, где кости лежат?
Зарвавшаяся собака поняла всю беспочвенность своих притязаний и в надежде на благодарность взялась за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку: тянут-потянут, вытянуть не могут.
(Юлиан Семенов)
Кошка только что получила сообщение из центра о событиях в огороде. «История повторяется, так же было и в Берне», - подумала она. Она вспомнила личное дело этой странной семейки. «Истинные крестьяне. Члены колхоза с 1935 года. Характер пьющий. Беспощадны к врагу – Репке. Безукоризненно выполняют огородный долг.»
– Эти смогут, – подумала кошка, – со мной точно смогут.
– Где перчатки? – спросила она деда.
– Ерунда, – отмахнулся дед.
– Нет, это не ерунда, это совсем даже не ерунда, дружище. Особенно в таком деле!
Кошка за Жучку, Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку: тянут-потянут, вытянуть не могут. А всё потому, что дед отдыхал и размышлял, что огород находится где-то посередине между Берлином и Владивостоком, но ровно через 5 минут он снова начнет тянуть репку, эта привычка выработалась с годами, а сейчас он мирно сачкует.
(Сергей Есенин)
Кликнула кошка мышку.
Дай, мышь, на счастье хвостик мне,
Такого хвостика не видела я с роду.
Давай с тобой мурлыкать при Луне
На тихую, бесшумную погоду.
(Федор Михайлович Достоевский)
Мышь вышла хмурым летним днём, из своей угловой, стылой норки. Настроение её было мрачно. Постоянный голод, вызванный репкой, забирающей все соки земли себе и губящей зерно, довел её до полного отвращения к жизни. Единственным средством спасти свое положение виделось ей смерть репки. И она решилась. Топор не взяла. «И так справлюсь», – подумала мышь. Мышка за кошку, кошка за Жучку, Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку тянут-потянут — вытянули репку.
Двумя месяцами спустя, «Огородные ведомости» писали в разделе «Происшествия», что репка была съедена, а семена сожжены и развеяны по ветру.