Я проснулась от ощущения, что еду в поезде. Вагончик слегка покачивался, только стука колес не было.
"Стоп, какой поезд? - промелькнула мысль. - Я же на судне!"
Выйдя на палубу, поняла, что снаружи - безоблачное, солнечное утро, вокруг - море с небольшими волнами.
До этого я опасалась, что теплоход выйдет в открытое море, но он шел в видимости берегов, так как маршрут его пролегал не сразу к Соловецким островам, а вдоль берега к отдаленным деревням. Их должно было быть три или четыре на пути. Только после последней "Беломорье" уходило в открытое море. И то там до Соловецких островов было чуть больше трёх часов хода.
Захватив панель солнечных батарей, отправилась заряжать сотовый. Сидеть было скучно, да и прохладно, поэтому я начала ходить взад и вперёд по узкой палубе и придумывать исторический детектив, действие которого происходит на колёсном пароходе. Главным героем, ведущим расследование, решила сделать боцмана, который почему-то был в моем представлении очень похож внешне на капитана "Беломорья".
Проснулся Иван Митрофанович, принес мне кружку молока и кусок домашнего хлеба. Он почему-то решил, что меня надо угощать, и всю дорогу подкармливал. Я в целом в пути от угощения редко отказываюсь, потому что люди видят, что я путешественница с рюкзаком, и почему-то думают, что я голодаю.
Вообще я уже позавтракала к тому времени, но отказываться не стала. Зачем отталкивать, когда человеку хочется сделать доброе дело?
- Погоди. Скоро будет первая деревня. Теплоход бросит якорь неподалеку, а к нему на лодках подплывут деревенские, чтобы забрать людей и все посылки, что этой деревне предназначены. Я люблю это снимать. Это простые, житейские снимки. Люди грузят ящики с помидорами, чемоданы, баулы, мешки. Ничего особенного, но интересно.
Мне тоже стало любопытно. Не смотря на то, что я продрогла и телефон уже зарядился, дождалась подхода к первой из деревень.
Пассажиры, которые должны были уехать, уже сгрудились на палубе и стаскивали свои вещи и коробки для деревни в одну кучу. Это было семья с ребенком и американским питбулем.
Собака выглядела массивной и свирепой, но на поверку оказывалась добродушнейшим существом, обожавшим, когда его по холке погладят.
От деревеньки на берегу отделилось три моторных лодки, направившись в сторону судна. Причалили они с разных бортов, с обоих на них стали сгружать посылки. Во время погрузки палубе было весело и шумно.
Я смотрела на это всё и думала, как же далеко людей заносит жизнь. Билет на теплоход не дешёвый для простого сельского жителя, а в поселках нужны и продукты, и посуда, и вещи, и техника. Вот так и возят. Каждый килограмм муки им в разы дороже обходится.
Конечно, наверняка и автомобильные дороги есть, но всё равно районные центры - далеко.
Иван Митрофанович был тут же, и беспрерывно щёлкал весь процесс.
Когда якорь подняли, отправилась досыпать. Еле уснула, так как мой сосед-фотограф, разговаривая громко, ругал наших военных, радовался за их некоторые неудачи в СВО. Зато он превозносил армию и технику НАТО, нахваливал их "Леопарды", поливал грязью наши танки, автоматы и прочее вооружение. За одним он восхищался Байденом и его хитрой политикой против России. Спорить с ним было бессмысленно, слушал Иван Митрофанович только себя. Не люблю таких людей, для которых только заграница хороша, а всё, что русское - д*мо по определению.
Собеседник Ивану Митрофанович у попался слабый, далёкий от понимания ситуации, поэтому он только кивал.
Фотограф пытался и со мной говорить о политике и войне, но я его быстро пресекла. После этого он потерял ко мне интерес. Увы, во всех остальных темах, кроме ругани всего отечественного, собеседник был довольно косноязычен. Даже если дело касалось его любимого фотодела. Кроме того, что "техника должна быть очень качественной, иностранной и дорогой, толком ничего рассказать не мог.
Закутавшись в спальник с головой я, наконец, уснула.
Проснулась как раз перед второй деревней, которая называлась Большая Золотица.
Было от чего появиться такому названию. Слишком много по берегам было золотисто-белого песка.
Мне почему-то вспомнилась песня Жанны Фриске "А на море белый песок".
Наверное, это была песня про Белое Море. У него всё берега такие песчаные. Камней почти нет.
Я стояла и думала, что Белое море, возможно, возникло в геологический период на месте пустыни или саванны, когда суша в этом месте резко опустилась. Не знаю, так ли это на самом деле, никогда не интересовалась Белым морем, но песчаные почвы Архангельской области меня поразили. Тут все леса либо на глине, либо на песке.
Вскоре судно снова бросило якорь. В этот раз подошли две лодки. Снова забрали груз и людей. Из тринадцати пассажиров теплохода нас осталось семеро.
- Я хотел на Соловки с первым теплоходом плыть, - Иван Митрофанович снова оказался над ухом. - Только когда открыли навигацию, третьего июня, тут мест не было. Все битком забито было. Я почему и дождался второго рейса. Видишь, народу почти нет. Это хорошо. А я с квадрокоптера хочу кремль снять. Чтобы качественные снимки получить. У меня только одна камера шестьдесят тысяч стоит. И коптер сам - триста. Только мне важно, чтобы GPS-сигнал на острове был.
Я это слышала, потому попыталась перенаправить разговор в другое русло:
- Сколько раз были на Соловках?
- Раз пять. Я там все облазил.
Это уже было интересно. Я попыталась выспросить самое интересное:
- Белух снимали?
- Нет. Это же далеко очень. Остров большой. Я кремль снимал, Святое озеро, аэродром, и так, по близости.
И он снова, в сто двадцать пятый раз затянул историю, что едет снять кремль с квадрокоптера. Я снова вежливо кивала.
Зато об его увлечении фотографией, как к этому пришел, как учился фотографировать не мог сказать и нескольких связных фраз.
Тем временем теплоход продолжал рассекать воды Белого моря. Шел он неторопливо, удивительно ровно. После обеда волны совсем не стало, поверхность воды была гладкая, как в штиль. Ветерок чувствовался лишь от движения судна. Белёсо-голубые небеса отражались в воде, и море казалось по-настоящему белым.
Наконец, показалась последняя деревня. С нее пришла сначала одна лодка, на которую сгрузили часть груза, после подошла другая, сдвоенная.
Сердитый мужик заорал на нас с Иваном Митрофановичем:
- Вам что, кино тут показывают?
Пришлось фотоаппараты убрать.
Все уже сгрузили, капитан скомандовал:
- Якорь вира!
Это обозначало, что якорь поднимают.
Тут сердитый мужик сообразил, что забыл отвязать верёвку от судна. Между тем лодки уже относило прочь.
- Режь её, якорь - вира! - закричал ему капитан.
Не тут-то было. Видать, мужику жаль стало веревки, и он попытался обе свои лодки подтянуть к судну, чтобы отвязаться.
- Режь! - орал капитан. - Якорь, говорю, вира!
Мужик, ступая по носу моторки, все же подобрался к узлу, но тут он понял, что тот затянулся намертво.
- Нож давай! - заорал мужик пассажирке, только что спустившейся в лодку. - Там, под седловухой!
Пассажирка протянула ему насквозь проржавевший нож, которым тот стал пилить верёвку.
Наконец он перепил натянутую, как струна, верёвку, и лодку сразу же отнесло от судна.
После этой деревни на борту осталось трое пассажиров и ещё пара рабочих, которые ехали на Соловецкий вместе с экипажем.
В нашей каюте остались я и Иван Митрофанович.
- Я тут говорил с мужиками из деревни. Они оба из Северодвинска сюда переехали, как на пенсию вышли.
- Чего же хорошего тут? Глушь такая, работы нет.
- Как нет? Они рыбу ловят. Тут же браконьеры - сплошь. Опять же, водоросли собирают. В Архангельске есть целый завод по переработке водорослей.
- Зачем? Что с ними делают?
- Много чего. Знаменитый Архангельский мармелад из водорослей, например. Я его не люблю, но кто-то же покупает. Как пищевые добавки, опять же, их используют, на лекарства они идут. Я видел на Соловках, как собирают эти водоросли. Когда идёт отлив, рабочие по заготовке их вилами собирают. В другое время нельзя, только так. Тяжёлая это работа. У нас же ничего не механизировано. Вот у иностранцев, в той же Норвегии или Швеции, всё для людей, для их удобства, а у нас...
Не желая слушать мало интересный и бессодержательный трёп про "в, России, куда ни глянь, всё плохо", я отправилась спать.
Иван Митрофанович, скучая без собеседника, разбудил меня уже через час.
- К Соловецким островам подходим! Скоро приедем!
На палубе кроме меня был ещё один пассажир, тоже мужчина, скорее всего - путешественник. Я это решила по его ядовито-лимонному анараку. Почему-то Иван Митрофанович его разговорами не донимал. Он его презирал, так как у парня в руках была не самая мощная фотокамера.
- Разве же это камера? Д*мо, а не камера! - говорил он.
Я вышла на палубу. Там было ветрено и холодно, поднялась небольшая волна, а острова едва виднелись на горизонте.
"Могла бы спать до прибытия ещё часа два, - досадой подумала я. - Ему что, скучно, поговорить не с кем?"
Я засняла палубу между контейнерами-отсеками с трепещущим российским флагом.
"Не лучший я для вас собеседник, Иван Митрофанович. Я-то - патриот, - подумала я, прячась на задней палубе от собеседника. Но он меня нашел.
- Пойдем в каюту, я тебе покажу, чего снимал, - махнул мне рукой Иван Митрофанович.
Я была совсем замёрзшей, смотреть на пустую воду было не интересно , поэтому пошла за ним.
Я присела сбоку на его сиденье, глядя на маленький экран.
Камера у него делает фантастические кадры. Все подходы моторок до деталей рассмотреть можно. Хоть сейчас в журнал такие снимки отправляй.
- Видишь, какое качество? А потому, что япошки делают. У нас же ничего такого нет, - завел он ту же пластинку про "в России всё плохо".
Он листал кадры, а когда они закончились , я встала, чтобы уйти.
- Я тут подумал, что с квадракоптера можно поснимать и на твою флешку, - он тоже встал. - Знаешь, как красиво будет. Мы на мою флешку понимаем, а после на твою. Память останется. Хочешь?
- Не отказалась бы, - кивнула я.
- Хорошо, что мы встретились, - Тут он приобнял меня за плечи.
Не сильно, по-дружески приобнял, но я тут же почти инстинктивно сжалась. Не терплю фамильярности.
- Вот ведь как вышло. Ты- фотограф, и я - фотограф. Можно вместе поснимать. Обратно так же поедешь, в Архангельск? Со мной?
Я знала, что теплоход уходит обратно утром, и Иван Митрофанович на нем и уедет.
- Нет. Я обратно через Кемь- Рабочеостровск выбираться буду. На Кемь паромы каждый день по два раза ходят. У меня запланирован большой круг через Белое море. Зашла в Архангельске, выйду с другого берега.
- Ты отчаянная. Я бы как ты не рискнул!
Тут руки мужика попытались заключить меня в настоящие объятия.
Вот этого только не хватало!
Я сцепила руки на груди, создавая дистанцию между собой и этим типом.
- Замужем? - внезапно спросил меня он.
- Да!
- Счастлива? - он настойчиво прижимал меня к себе.
- Да. Ещё и двое детей, - жёстко сказала я, отворачивая от него лицо и пытаясь высвободиться.
Тут его рука скользнула мне на живот и чуть ниже пупка .
- Нет! - резко, с нажимом произнесла я, оттолкнув его. - Я сразу, в первый и последний раз говорю: "Нет". Я в дороге не ради интимных приключений. Это - понятно?!
Он отстал тут же.
Я была не просто сердито, я была по-настоящему в холодной ярости. Какого хрена мужчина лезет к женщине, которая всю дорогу даже не кокетничала? Более того, я даже отвечала ему всегда односложно, при любой удобной попытке пытаясь улизнуть. То, что я его не послала сразу, так только поняла, что мне с ним не интересно, то лишь потому, что вежлива, и умею поддерживать беседу, когда говорят со мной. Но это ничего не значит. Зачем грубо, с нахрапом лезть к женщине, которая не проявляет ни малейшего сексуального интереса к мужчине? И вообще не слишком проявляет интерес.
К тому же фотограф был не умным и не внимательным. Зря он думал, что мы одни. Я так сразу, ещё при посадке заметила глазок видеокамеры над входом. Он что, решил, что пустой пассажирский отсек располагает к близкому интимному знакомству и его никто не видит?
Я покинула пассажирскую каюту и вышла на палубу. Оставаться один на один в одном помещении - это давать возможность повторной провокации.
Сколько путешествую, никогда не знаю, когда у мужчины без видимого предлога с моей стороны сорвёт крышу. Я никогда не расслабляюсь, никогда не кокетничаю, и никогда не провоцирую сама. Это - залог безопасности одиночного путешествия.
В этой поездке мне невероятно везло. Машин было мало, мужчины попадались семейные, и никто даже вопроса не задал, почему я еду одна, и "как тебя муж одну отпустил?"
К тому же я честно предупреждала в пути, что я - писатель и блоггер. Может, это тоже имело своё действие на мужскую психологию. Все, что сказано и сделано при блоггере в пути, может быть использовано против сделавшего.
В случае с Иваном Митрофановичем я имела дело с увядающим нарциссом, который слушал только себя. Мнение собеседницы его не интересовало. Поэтому уж лучше было находиться на продуваемой палубе, чем в пассажирском отсеке.
Иван Митрофанович догнал меня, и, как ни в чем не бывало, заговорил на другие темы. Видимо, понял, что перегнул палку.
- С погодой повезло. Прибудем на закате, ещё белой ночью. Закат будет очень долгий. Тут же солнце заходит в одном месте, и в том же месте встаёт спустя несколько часов. В Мурманске так вообще не опускается за горизонт. Опустилось к нему, повисело, и снова на подъем.
Мимо проплывали острова архипелага, и с палубы уже хорошо были видны белые церкви Соловецкого.
Мы, трое пассажиров с фотоаппаратами, прильнул к борту, глядя на приближающееся рукотворное чудо.
