По крутой узкой лестнице мы взбираемся с Пашей на древнюю колокольню – дни пасхальные, звонить можно всем! И плывет над Переславлем-Залесским праздничный перезвон, и смешивается где-то в вышине с птичьими трелями, и плывут в перезвоне этом – над шатровой, в традициях старого русского зодчества колокольней Данилова монастыря – яркие воздушные шары… Фантастика!
Текст: Наталья Разувакина, фото: Александр Бурый
Но еще больше удивляет меня Пашино мастерство: звонит он не просто вдохновенно, но профессионально, безупречные музыкальные фразы рождаются легко и весело, мне остается лишь редкими одиночными ударами изображать колокольную ритм-секцию да любоваться Пашиной улыбкой. На тот момент, три года назад, я еще не слышала, как импровизирует Павел на рояле…
Но вообще-то Морозов – художник. Настолько самобытный, яркий и радостный, что перед ним все двери, кажется, открываются сами. Однажды, накануне 55-летнего своего юбилея, пришел к главе муниципального выставочного зала, развесить картины в стенах которого хотели бы многие, спросил, сколько будет стоить удовольствие… В валенках пришел и в тулупе, бородатый трудник монастыря. Его окинули взглядом: «Для вас – бесплатно!» И висели 55 Пашиных картин с видами Переславля в самом центре города, и город был покорен.
СВОБОДА ПО-МОНАСТЫРСКИ
Про Переславль-Залесский мы знаем, что это город древних храмов и монастырей да могучих ив по берегам реки Трубеж, город кинематографически красивых закатов над загадочным и величественным Плещеевым озером, где сам Петр основал свою потешную флотилию – прообраз русского флота – и откуда доставляли знаменитую ряпушку – «царскую селедку» – к великокняжескому столу с XIV века. Экскурсоводы, стоя вместе с притихшими слушателями на заросшем дикой травой городском валу, одинаково бойко рассказывают и о ряпушке, что стала геральдическим символом Переславля, и об Александре Невском, рожденном и крещенном именно здесь, и о таинственном Синем камне – огромном булыжнике предположительно космического происхождения – предмете поклонения неоязычников…
Все эти сведения можно почерпнуть и в интернете, но лишь прожив здесь несколько лет, начинаешь понимать, что Переславль – город рыбаков и художников. Все мужское население в любое время года проводит свой досуг у воды – на берегу с удочкой, или в лодке чуть ли не на середине озера, с удочкой же, ну, или над просверленной во льду лункой зимой. Это местные. Приезжие же – тоже у воды, но все больше с мольбертами.
Вот и московский живописец Павел Морозов приехал сюда однажды, как он думал, на пару недель – порисовать. Друг пригласил в гости, а возможность остановиться была в братском корпусе Данилова монастыря. Две недели обернулись целыми семью годами, и пролетели они как один день.
Подъем ранний, в полшестого утра, и начинается круговерть: служба в храме (Павел поет на клиросе), да завтрак-обед для братии приготовить, да в магазин сбегать за продуктами, да еще и в колокола звонить – к службе… И когда только картины рождаться успевали? Выставки Морозова открывались одна за другой – и постоянно свежие полотна!
«Тут самое главное – себя не жалеть, – улыбается художник. – Как начнешь думать, что вот я бедненький такой, и то сегодня уже сделал, и се, и не выспался, вот в сон-то и заклонит… А днем поспишь – потом ночью не уснешь, а вставать-то рано. И день впереди, и настроение уже так себе – ведь не порисовал! Так что творчество – лучшее снотворное!» «То есть когда свободен – всегда рисуешь?» – спрашиваю. «Э нет. Свобода – это состояние души. И свободен-то я всегда».
ЖИТЬ – НЕ ТУЖИТЬ
Переславль в морозовском изображении завораживает даже местных жителей. Люди видят на картинах знакомые с детства места, домики и проулочки и удивляются: как красиво! Они привыкли сетовать, что дороги здесь плохие, что снежные завалы зимой, пыль да колдобины летом и что слишком уж отличается этим родной городок от не столь далекой – всего-то 142 километра! – Москвы. Но восхищенный взгляд художника, оказывается, способен оживотворить любую помойку. Он и рисует по-детски: что вижу – то и на бумагу. И потому много деталей и вроде бы даже лишних порою предметов – все как в жизни, но во всем – красота!..
Мы идем с Пашей под чистым, без единого облачка, небом. «Гляди, какая синь!» – говорю. «Угу, – соглашается он без эмоций, – Монголия». В Монголии он служил, и армейские годы были, видимо, не самыми сладкими. Родился же в Загорске (Сергиевом Посаде). Детство провел в ГДР, по месту службы отца, там и в художественной студии учился, в Лейпциге. Художник от Бога? Улыбается: «От мамы! Мне мама еще маленькому совсем сказала: «Ты будешь художником!» Паша поверил. И в архитектурный институт в Москве уже после армии поступать тоже мама сказала. А сын послушный – поступил, отучился.
С тех пор выставок у него было – без счету и по разным городам, но в основном в Москве, конечно. И работы его – по всему миру, в музеях да по частным коллекциям России, Германии, Франции, Бельгии… И ведь не карьерист ни капельки, напротив – как всякий большой талант, умеет искренне восхищаться талантами других людей, дружится легко и с лету: в рамках своей персональной выставки, например, что проходила в позапрошлом году в московской галерее «Афрог», Павел провел несколько творческих вечеров своих приятелей-литераторов, да и на стенах потеснился сам, освободив место для картин друзей.
В людей он влюбляется так же, как в пейзажи – в вечные наши церквушки да улочки, любуется и лучистым взглядом греет. Более того: я не помню, чтобы Павел сказал о ком-то дурное слово. За три года знакомства – не помню, ни разу и ни о ком. Хотя люди разные и поступали с ним по-разному… Но он не помнит – и мне вспоминать ни к чему. «Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать и всем мое почтение!» – умение следовать этому простому правилу преподобного Амвросия Оптинского не каждому дано, а уж если есть оно, счастливое, то, наверное, и всякое творение из-под руки выходит – благодатное, глаз не оторвать.
ГОРОД ЭТОТ ВЫДУМАЛ ОДИН ХУДОЖНИК…
Но Павел еще и фантазер. Играет – развлекается. Писал как-то здание старой больницы, где хирург Войно-Ясенецкий, будущий святитель Лука, служил. К слову, он ведь именно в Переславле-Залесском свои знаменитые «Очерки по гнойной хирургии» написал. Так вот, на картине Морозова больница среди деревьев, а в деревьях-то, если присмотреться, буквы читаются. Вот две веточки – «Л», вот еще две – «У»... Так бы и не заметила, но Павел подсказывает, и правда – вижу: «ЛУКА».
А иногда буквы видны открыто, без шифрования. В тяжкий период пандемии изобразил художник, не мудрствуя лукаво, свое рабочее место: вот иконка Матери Божией, вот самовар. Вот игрушки елочные почему-то… И рядом тетрадь раскрытая – дневник. Как было, так на холст и перенес: «13 октября 2021. Данилов монастырь на карантине, несколько человек из братии ковидят, помоги, Господи, и исцели. А меня грешнаго помилуй и спаси. Утром пел литургию, приготовил обед и начал рисунок к картине «На Покров». Благослови, Мати Божия, написать. Вечером немного покапало, а так день был молочный, нежный».
И картину он до Покрова закончил, и страницу дневниковую как раз на нее и перенес. Опять поиграл! И читали люди в галерее «ЛЕС» – с холста. Шевелили губами: «Благослови, Мати Божия…» Галерея эта, кстати, именно с Пашиной легкой руки второй год уже в самом центре Переславля работает. Познакомившись с хозяином французского кафе La Foret (что по-французски – «лес»), Морозов предложил организовать в сводчатом подвале здания не просто бар, но арт-пространство, и первая выставка там была, конечно, его. А сколько с тех пор концертов интереснейших там прошло, сколько встреч!..
КОТЯТА, ФЛОМАСТЕРЫ, КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ
Однажды появилась на территории монастыря беременная кошка. Один из священников ее за забор вынес, а та – рожать. Мороз за двадцать. Узнал об этом Паша. Кошку ему в келью взять не позволили. А котят он тайком пронес. Ночами на груди грел. Днем молоко им оставлял, прибегал урывками, кормил из пипетки. Кошку искал – а той и след простыл. Решили мы объявление дать, котят к кормящей кошке пристроить. «Ты приходи, Наташ, сфотографируй! Я ж не кошка. Помрут они у меня…». Фотосессия слепым зверенышам случилась в интерьере невероятного художественного беспорядка в келье братского корпуса, но снимки в интернет не пошли. Нашелся человек, сказавший: «Да ты с ума сошла: Пашу же из монастыря попросят – женщину в братский корпус водил!..»
Я могу лишь предполагать, почему Павел Морозов не числится больше в трудниках Данилова. Не из-за котят точно. Семь лет в монастыре прожил, да не монах явно. Слишком художник… Но висят его холсты в гостевом доме напротив другого монастыря, Никольского. И в Данилов недавно заходила – Пашины картинки в свечной лавке, яркие и радостные, с табличкой: «Работы насельника монастыря». И, кажется, еще вчера народ дивился, разглядывая маленькие шедевры минувшей зимы на выставке у Владимирского собора на Красной площади Переславля: надо же, и это – фломастер?!
Завтра выйду из дома, пойду по родным уже улочкам с горки на горку – и точно не увижу его худосочную фигуру, увенчанную широкополой шляпой (шляп у Паши – коллекция!). Так странно. Звонил вчера с другой Красной площади – из Москвы. Звонарем устроился в соборе, и даже видео прислал.
НА ЗОЛОТОЙ УЗДЕЧКЕ
Как-то обсуждали мы в интернете группой единомышленников возможности освоения нового музейного пространства в Переславле-Залесском, и один из нас пошутил: «ХЖМ – хочу жить в музее!» «ХЖМ – хочу жить в монастыре!» – отозвалась я. «А я жил и там, и там. Хочу просто жить!» – тут же парировал Паша. И я вспомнила, как посреди жаркого спора не в сети, а в реальной жизни оторвались мы с Пашей от компании и вышли на балкон, и включил он на телефоне песню: «Я сам себе и небо, и луна…» Так-то оно так, Пашенька, но ты ведь совсем из другой песни персонаж. Ты – Ванюша, что водит солнышко на золотой уздечке, и душа твоя – крылата, но не заточен ты на трагизм – не колокольчиком, а радостным пасхальным колоколом звенишь над землею русской, да с Красной площади – с московской ли, с переславской…
А Переславль наш Залесский изначально замышлялся Юрием Долгоруким в качестве града стольного – не потому ли жив здесь особый дух вечности, что простым перечислением артефактов не передается? Чтобы постичь его, не обязательно быть художником, но вот передать его – тут дар особый нужен! И не здесь ли – сердце России? Потому и дышится по-особому, свободно и легко. Как в детстве, как рядом с картинами Павла Морозова: замутненные взрослыми заботами взоры зрителей будто промываются – и мир предстает чистым и ярким. И настоящим.
Паша, возвращайся. В прошлом время колокольчиков, а кисть твоя – что язык колокола. Что-нибудь придумаем!