- Шон, а почему вы никогда не рассказываете, что Антарктиду открыли русские моряки? – Вопрос Тайоки прозвучал неожиданно для лидера экспедиции. Она выжидательно в упор смотрела на него, не отводя глаз, - Перед тем, как сопровождать сюда группу, я прочитала много информации об Антарктиде. А вы рассказываете только о Шеклтоне, как о герое, хотя, на мой взгляд, в его действиях героического очень немного. Не могли бы Вы рассказать о Лазареве и Беллинсгаузене?
Я мысленно аплодировал Тайоке. То, что уже давно хотел спросить у Шона, мне было запрещено делать капитаном для сохранения хороших отношений с персоналом турфирмы.
Сказать, что Шон смешался и выбит из седла – не сказать ничего. Я, стоя рядом с ним, наблюдал смену эмоций на его лице как в замедленной съемке на экране большого телевизора. Шон был потрясен вопросом и ответа у Шона не было. У него была программа, однажды заучив которую, он неуклонно следовал ее пунктам, нисколько не отклоняясь в сторону. И в этой программе ни слова не было о подвиге русских моряков. Зато детально было описано, как англичанин сэр Шеклтон организовал сбор денег по всей Великобритании для антарктической экспедиции, на собранное купил и оборудовал судно, которое успешно завел во льды, зазимовал на нем, а потом не менее успешно, утопил. Оставив большую часть своего экипажа на острове Элефант, он отправился на шлюпке с пятерыми моряками за помощью, достиг острова Южная Георгия и оттуда, с помощью радиостанции имеющейся в Гритвикине, сообщил в Англию о произошедшем. Всё кончилось хорошо, никто не погиб, всех спасли. Открытий он не совершил никаких. Тем не менее его превозносили, как непревзойденного исследователя.
- Ок, мэм, а давайте попросим рассказать об этом спарка, мне кажется, что он, как русский сможет рассказать об этом намного больше, чем я, - Шон искренне надеялся, что я откажусь от того, о чем мечтал с первых дней работы в Антарктиде.
- Шон, я не против, только нужно, чтобы о своем желании ты сказал капитану. Думаю, что возражений с его стороны не будет. У нас почти сутки до следующей высадки.
- Добился своего? – капитан пошел в атаку сходу, - тут Шон ко мне с требованием, чтобы ты прочитал лекцию пассажирам о русских в Антарктиде, заходил. Мы же договаривались, что отношения с фрахтователями не портим, забыл?
- Андрей, я тут ни при чем. Не веришь – спроси Шона. Запрос пришел с японской стороны, они не настолько наивны, как остальные туристы.
- Что рассказывать будешь? Даты, имена помнишь? А то неудобно будет, если тебя, русского, японцы начнут поправлять. Зайди ко мне, дам в сжатом виде историю открытия Антарктиды перечитать. Если что подзабыл – обнови в памяти. Я тоже приду послушать. Кстати, и вся обслуга турфирмы будет. Шон сказал, что им всем интересно послушать русскую версию. Жди подвохов.
Весь вечер, до поздней ночи я читал и перечитывал, делая пометки в общей тетради, выписывая даты и современные географические названия и переводя на английский названия, данные островам, морям и мысам великими русскими мореплавателями. Тайока, заглянувшая в радиорубку, сказала, чтобы сегодня не ждал ее и хорошо приготовился к завтрашней лекции – она успела сказать своим подопечным, что завтра они узнают правду об открытии самого загадочного континента планеты и будут очень удивлены. Наклонившись через стол, она чмокнула меня в щеку и стремительно исчезла, оставив легкий шлейф изысканных духов…
Ночь, проведенная в одиночестве, неожиданно придала сил и желания блеснуть знаниями, затмить профессионального лектора. Второй раз за рейс пришлось облачаться в форму с погонами – этикет обязывал.
И этот миг настал. Тайока вновь представила меня, напомнив своим соотечественникам мою должность и ободряюще улыбнувшись, дала старт лекции. До этого мне приходилось выступать перед большим количеством людей. Но это были люди, говорящие на одном со мною языке, привыкшие думать на русском и выражать свои мысли на русском. На английском я это делал впервые. Глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду со стартовой тумбы плавательного бассейна, я произнес:
- Доброе утро, уважаемые пассажиры! Леди и джентльмены, я сейчас постараюсь рассказать вам о той части истории исследования и открытия Антарктиды, о которой вам никогда не рассказывали лекторы, присутствующие на борту…
Впоследствии, пытаясь воспроизвести в памяти всё, о чем я рассказывал внимательно меня слушающей аудитории, я этого сделать не смог. Откуда-то возникали обороты, выражения и слова, не используемые мною в обычной жизни, но, когда-то очень давно прочитанные в книгах на английском языке, однажды переведенные с помощью словаря и, казалось бы, навсегда забытые. Они сами высыпались из памяти, ложились на язык и складывались в предложения, связанные друг с другом. Делая паузу и давая Тайоке возможность перевести сказанное мною на японский, я успевал выстроить в уме следующие предложения и без промедления произносил их. Успевал краем глаза отметить удивленные глаза капитана и Шона, заинтересованные и увлеченные моим рассказом лица остальной части персонала. Японская часть аудитории внимательно слушала Тайоку.
Сорок минут пролетели стремительно. Небольшая пауза после заключительных слов взорвалась шквалом аплодисментов. Аплодировали все. Даже Шон, с неохотой и под нажимом Тайоки согласившийся на эту лекцию, подошел пожать мне руку. Еще минут двадцать пришлось осторожно пожимать руки японцам и фотографироваться с ними. Вспомнился ответ на «домо аригато» - «до̍и та̍шимашите̍» - «пожалуйста» по-японски, - все благодарили меня, перевести было некому – Тайока разговаривала с Шоном и капитаном, посматривая в мою сторону. Адреналин, державший меня в возбуждении на протяжении всего выступления, быстро выветривался, уступая место усталости.
Вечером, после короткой стоянки у острова Элефант, того самого, на котором почти сто лет назад нашла пристанище на пять месяцев большая часть экипажа Шеклтона, ушли на Южную Георгию, к царству пингвинов и северных оленей, лежбищам морских слонов и тюленей-крабоедов. Два дня без высадок и отчетов в береговые офисы. Два дня размеренной, спокойной жизни. Как и предполагал, наплыв желающих воспользоваться спутниковой связью иссяк, ночь была полностью моя. И Тайоки…
- Ты мне ничего не рассказываешь о своей дочери. Сколько ей? С кем оставила, пока ты здесь? Скучаешь?
- Алекс, она – всё, что есть у меня в этой жизни. Конечно, скучаю. У нее наступает интересный возраст – из девочки она превращается в девушку, надо быть ей лучшей подружкой и быть рядом. Только мать может правильно понять и подсказать, правильно? – Тайока приподнялась выше, удобнее устраиваясь на моем плече, - ей уже скоро двенадцать, все говорят, что на меня очень похожа. Отвезла ее в Сасебо, к бабушке, моей маме. Знаешь, я даже немного ревную, мне кажется, что мама любит ее больше, чем меня…
— Это нормально, когда ты станешь бабушкой, а ты будешь очень красивой, самой красивой в мире бабушкой, ты тоже будешь любить внуков больше, чем детей. Все очень просто – у нас сейчас просто нет времени, чтобы дать детям все, что мы можем им дать, своё внимание, свою любовь, свои знания и навыки. И этот долг остается с нами до тех пор, пока не появятся внуки. Всё, что мы не смогли дать детям – мы отдадим внукам, времени у нас будет уже достаточно, - я поцеловал ее в черный шелк волос, слегка прижав к себе рукой, - самое приятное, что есть в мире – наблюдать как растут внуки, находить сходство с собой и подсказывать не делать тех ошибок, которые делал сам в детстве. Ты можешь себе представить какой ты будешь бабушкой? Как будешь играть с детьми твоей дочери? – Ответа я не дождался, Тайока уже спала. До пяти часов утра оставалось совсем немного. За иллюминатором было совсем светло – в декабре в Антарктиде белые ночи.
В Саулсбарри ненадолго удалось выбраться на берег. Тайока ждала меня, и я повел ее в центр «детского сада» - сотни взрослых, наполовину вылинявших королевских пингвинят, стояли, ожидая возвращения своих родителей с зобом, полным криля. Идти туда приходилось гусиным шагом. Птенцы воспринимали любой объект выше себя как родителя и колонной, один за другим, следовали за нами. Белые птицы, размером чуть больше голубя, бесцеремонно садились на птенцов и клочьями выдирали пух для обустройства своих гнезд и помогая им быстрее вылинять. Можно было подсмотреть, как ковыляющие от берега родители безошибочно находят среди сотен, абсолютно одинаковых, своего и кормят его, отрыгивая непереваренного криля им в широко раскрытый клюв. Земля толстым розовым слоем была покрыта непойманной птенцами пищей.
Подошедший Шон по своей инициативе повел Тайоку показывать ребро, которое он пилил, попавшись на мою шутку и долго смеялся вместе с ней, грозя мне пальцем. Проходя мимо лежбища меховых котиков, я показал Тайоке как надо отпугивать агрессивных самцов, защищающих свой небольшой гарем. У следующего гарема она сама постукивала камнем о камень, останавливая несущегося вперед самца и заразительно смеялась.
Когда мы стояли у среза воды, ожидая Зодиак для возвращения на борт, на кроссовку Тайоки спланировала белая птица и тщетно пыталась развязать шнурок. И в завершение совсем близко подошло большое стадо северных оленей. Генетическая память подсказывала им опасность человека и, хотя уже почти сто лет на них никто здесь не охотился, они были пугливы и осторожны.
Через четыре часа после нашего возвращения на борт пароход подошел на рейд бывшей китобойной базы Гритвикен. Это была та самая база, до которой добрался сэр Шеклтон и в окрестностях которой он был впоследствии похоронен.
Однажды побывав на берегу еще в первый свой визит на Южную Георгию, я больше попасть в Гритвикен не стремился. Заброшенные здания обветшали и в целях безопасности проход в них был категорически запрещен. Затонувшие у причала китобойные пароходы вызывали уныние и философское упадническое настроение. Небольшая церковь и микроскопический музей восторга не вызвали, а в расположенную неподалеку казарму английского гарнизона я попросту идти отказался. Смотреть насовместное проживание в общем помещении женщин и мужчин мне было не интересно. Когда же пятерых солдат пригласили на борт для прочтения лекции о зимней погоде на острове и трое из них оказались женского пола, я в своем решении укрепился еще больше. Встретив их на улице, я бы ни за что не заподозрил в них женщин.
На экране ноутбука в ползвука разворачивалось давно знакомое и каждый раз воспринимаемое по-новому действо Пинк Флойдовской «Стены». На часах было полчаса до полуночи, когда за спиной неслышно открылась дверь каюты и узкие прохладные ладошки Тайоки закрыли мне глаза.
- Алекс, а ты знаешь, какой сегодня день? - я взял в свою руку ее ладонь и, поцеловав внутреннюю сторону, помотал головой, - а ты знаешь, что там, снаружи? Одевайся, пойдем.
Тайока уже была в куртке с накинутым капюшоном. Глаза ее горели восторгом, и она нетерпеливо притоптывала ножкой: - Ну, скорее же, пойдем!
Снаружи было чудо. Огромные пушистые комья снега появлялись на границе освещенности из ниоткуда и беззвучно, медленно и мягко разбивались о палубу на мириады отдельных снежинок, застилая ее толстым белым одеялом. Мы замерли, очарованные сказочной, никогда не виданной картиной. Близкие берега скрылись за плотной завесой снежных мохнатых шаров и даже яркие прожектора казармы на берегу едва пробивались сквозь нее еле заметными светлыми пятнышками. За несколько минут высота снежного покрывала достигла щиколотки и продолжала быстро расти.
- Алекс, с рождеством! Это же настоящее чудо – белое рождество! – Мы стояли на пеленгаторной палубе, очарованные увиденным. Вселенная сжалась до ее размеров и была девственно бела, тиха и чиста. И вся вселенная утонула в восторженных глазах Тайоки, бездонно глубоких, манящих и затягивающих. Время, казалось, остановилось и только беспрерывно падающие огромные хлопья снега напоминали о его течении.
Тайока, повернувшись ко мне, бережно смахнула высокую шапку снега с моего капюшона:
- Пойдем? Я немного замерзла.
Её ладошка, одетая в смешную разноцветную перчатку, замерла на моей груди. Притянув ее к себе за плечи, наклонился к ее губам, раскрывшимся навстречу моим в ожидании поцелуя…
- Пойдем, - пар от нашего дыхания поднимался вертикально вверх и растворялся в неподвижном морозном воздухе. Держась за мою ладонь, Тайока медленно шла по скользкой под снегом поверхности. Осторожно ступая по скрывшимся под толстым пушистым покрывалом балясинам трапа, мы спустились на палубу мостика. Высота снега уже достигала середины голени, и он продолжал падать и падать с неба бесконечным потоком. Никем не замеченные, нырнули в уютный теплый полумрак каюты.
Из маленьких колонок, стоящих на столе, Клаус Майне чувственно выводил “Maybe I, maybe you - are just soldiers of love…”.
- Алекс, знаешь, мне кажется, он о нас поет. Я всегда верила, что мы встретимся, я знала это. А ты? Ты верил, что мы еще увидимся? Ведь это тоже чудо. Все, что происходит с нами – настоящее чудо. Ты знаешь, что, если по-настоящему верить в чудо – оно обязательно сбудется? – Тайока повернулась на левый бок и приподнялась, заглядывая мне в лицо. – Скажи, ты верил?
- Я знал. Я знал, что мы обязательно встретимся. Когда нас снимали с вертолета для новостей, я был уверен, что ты увидишь меня и рукой тогда я махал тебе. Каждый раз, когда я слышал японскую речь – я невольно оглядывался, надеясь увидеть тебя. И здесь, когда ты начала переводить Шона на представлении офицеров пассажирам, когда я еще не увидел твое лицо, а лишь только услышал твой голос – я сразу узнал тебя. Когда мне предлагали работу на этом пароходе, у меня был выбор. На других судах была зарплата намного выше, контракт короче, но они не ходили в Антарктиду. Наверное, любой другой предпочел бы лучшие условия. Теперь я знаю, я уверен почему я выбрал эту компанию – это судьба. Судьба вела меня навстречу тебе потому, что я в эту встречу верил…
Звонок телефона выдернул из состояния сонной полудремы. Годы, проведенные на флоте, натренировали организм мгновенно реагировать на любой внешний раздражитель независимо от состояния. В любом состоянии моряк обязан быстро правильно оценивать обстановку и адекватно отвечать своими действиями на ее изменения, особенно, когда на кону может стоять не только своя жизнь, но и жизнь экипажа и пассажиров. Ответил тут же:
- Слушаю, начальник рации.
- Аврал. Поднимаем весь экипаж. Очистка всех поверхностей от снега. Сбор на пеленгаторной через пять минут. Одежда по сезону. – Второй помощник помолчал и добавил, - выход наружу только через кормовые двери, остальное завалено. Проход наверх по кормовым трапам, уже очищены, вахта всю ночь работала. А, забыл! Доброе утро!
- Куда уж добрее, умеешь ты настроение поднять!
Взглянул на стрелки часов, висящих на переборке – они беспристрастно показывали очень раннее утро, еще бы спать и спать, всего без пяти четыре.
- Алекс, что случилось? Что-то серьезное?
- Нет, просто нас завалило снегом и его надо чистить. Помнишь, как он ночью шел? Ты спи, думаю, что к пяти я уже буду здесь. Спи, - я поцеловал Тайоку в теплую, со следами смятой подушки щеку и плотно прикрыл за собою дверь. Аврал просто так не объявляют.
Такое количество снега я видел только на Сахалине. А на море не видал никогда. И если на Сахалине нужно было несколько дней сильного снежного циклона, чтобы замести дома по вторые этажи, то здесь столько выпало за четыре ночных часа. Судно было погребено под огромной холодной белой шапкой.
Работали все – матросы и бортпроводницы, мотористы и официантки, штурманы и механики. Весь экипаж носил, грузил и выбрасывал за борт тонны снега. В дополнение к пяти снегоуборочным лопатам в ход пошли картонные ящики, полиэтиленовые мешки и старые брезентовые чехлы от спасательных шлюпок. С трудом пробили узкий проход к трапу, по которому ночью мы с Тайокой спускались по колено снегу. Пройти вчерашним путем было невозможно - сугроб на палубе мостика возвышался выше пеленгаторной палубы. За ночь снег слежался и уже не был пушист и невесом. Он стал опасен. Десятки тонн, поднятые на большую высоту, нарушали остойчивость судна и выходить в море, даже на небольшую волну, с таким грузом на надстройке было нельзя. Помощь пришла откуда не ждали – по расчищенным проходам к нам пробрались водители Зодиаков, отель-менеджер и даже лидер экспедиции – Шон. Работали наравне со всеми, не жалея спин и рук. От разгоряченных работой людей поднимался пар, с лиц отирался пот, у мачты были свалены грудой куртки и шапки, мелькали лопаты, снег нагребался в ящики, мешки, чехлы и непрерывным потоком летел за борт. Увлеченные борьбой за живучесть за временем не следили. Капитан, подменивший на время аврала вахтенного помощника, по внешней трансляции объявил: «Экипажу перерыв. Полчаса на завтрак и перекур.»
В кают-компании ели молча и быстро, времени на диалоги и дискуссии не было. Короткий перекур на корме прервали пассажиры. Возглавляемые Тайокой в пухлой ярко-оранжевой куртке, они решительной вереницей проследовали мимо нас, кланяясь и улыбаясь на ходу. И целью их была совсем не прогулка на свежем воздухе. В руках они несли картонные ящики и большие черные мешки для мусора – они шли на помощь нам. Тайока как заправский генерал расставила их палубой ниже, поделив поровну по обоим бортам и старички ринулись в бой – черпали снег коробками, насыпали в мешки, передавали по цепочке и высыпали за борт. Грамотно размещенные по местам они оказались эффективны не менее нас, а по численности значительно превосходили. Их прекрасная переводчица стояла в конце одной из цепочек и ловко подхватывая мешок за мешком, опустошала их за борт, в самую прозрачную в мире антарктическую воду. Отставать от маленьких и хрупких японских старичков мы не имели права. Глядя на нас, умножили свои усилия и представители турфирмы.
Через два с половиной часа битва была выиграна. Снег был повержен и выброшен за борт без права возвращения. Шон выделил пятнадцать бутылок шампанского, которые были открыты и выпиты дружной компанией пассажиров, моряков и водителей Зодиаков в ознаменование великой победы при Гритвикене. Салюта из пушек не было по причине их отсутствия. Через десять минут на брашпиле застучали звенья цепи медленно поднимаемого якоря, мы снимались на Порт Стенли – столицу Фолклендских островов.
- Алекс, ты представляешь, я чуть не проспала! Я слышала, как наверху чистили снег, как будто большие часы громко тикали, я уснула и даже не слышала будильника! - Тайока сидела в кресле напротив меня в радиорубке и рассказывала, как она сначала заглянула наверх, на пеленгаторную палубу, а потом, после завтрака, предложила своим подопечным принять участие в аврале, - и ты представляешь, они так радостно согласились! Я даже не ожидала от них! Я сказала, что это добровольно и никто, представляешь, никто не отказался!
- Мне кажется, что для них это – как бонус к тем впечатлениям, которые они получили и еще получат. А то, что они участвовали в настоящем морском аврале и принимали участие в спасении судна – вообще будет отдельной историей. Представляешь, как они об этом будут рассказывать своим уже взрослым детям, внукам и правнукам? В их глазах они будут настоящими героями!
- Конечно! Я поговорю с капитаном, чтобы он специально об этом сказал на прощальном ужине, им будет очень приятно! – Тайока опустила глаза и, немного помолчав, грустно произнесла, - уже скоро прощальный ужин… Осталось всего четыре дня. Через четыре дня всё закончится… - Встряхнула головой, вскинула на меня глаза, - Мне нужно позвонить. Вот номер, – она положила на стол листок с записанными цифрами.
Холодный резкий ветер уносил в океан дым и пронизывал меня насквозь. Я стоял на крыле мостика с тлеющей сигаретой в руке, забыв о ней. Как стремительно промчались дни, переполненные волшебством обладания самой красивой женщиной этой планеты, магией её бездонных карих глаз, неизбывной нежностью и искренней любовью. Хотелось кричать от безысходности, от невозможности изменить, замедлить ход времени, чтобы хоть немного продлить это состояние запредельного счастья. И в то же время я абсолютно четко понимал, что изменить что-либо только в силах Всевышнего, но никак не моих.
Тайока уже давно закончила разговор и ожидала меня, рассматривая пачку фотографий, распечатанных на цветном фотопринтере, подаренных мне Шоном и приготовленных мною для нее.
- Алекс, это где? Мы там не были? Как красиво!
- Это – Парадайз бей, там закрытая чилийская станция и всегда много китов и косаток, я там один раз кита гладил. Мы стояли на Зодиаке, ждали своей очереди встать к трапу для погрузки пассажиров, а он всплыл прямо за кормой. Шон чуть инфаркт не получил. Представляешь, он всплывает и смотрит на нас, а я руку к нему тяну. И Шон шепчет мне: «Не трогай, не трогай!». А кит мокрый и холодный. Посмотрел на меня, выдохнул и погрузился. Я потом полдня ощущал его выдох – воняет ужасно! А это – пролив Лемер, мы прошли стороной, он сейчас закрыт айсбергом. Когда ветер поменяется, возможно, снова туда будем ходить, если айсберг сдвинется. А вот это – Порт Локрой, там круглогодичная английская станция и небольшой остров с огромным скелетом кита на нем. И внутри этого скелета бегают и высиживают птенцов пингвины. А еще перед Порт Стенли у нас будут два захода на Фолклендские острова, самый интересный – остров Альбатрос. Я обязательно пойду с тобой на берег. Там есть место, куда туристов не водят, но можно подняться, если обойти гору с другой стороны. Это недалеко, мы успеем. Рассказывать не буду, лучше ты сама увидишь. – Я перебирал листы, подробно рассказывая Тайоке о местах, где она не смогла побывать и вместе с нею узнавая те, где уже побывала. Посередине фразы поднял глаза и понял, почему не было ее вопросов. Она смотрела не на фотографии, а на меня. Внимательно и безотрывно. Мягко положила свою ладонь на мою руку, держащую фотографии.
- Алекс, я все вижу. Я вижу, как ты переживаешь от того, что скоро нам придется расстаться. Давай мы поговорим об этом позже. Мне тоже очень нелегко, поверь. Увидимся вечером. – Уже привычным движением Тайока перегнулась через стол и на долю секунды прижалась щекой к моей щеке, - до вечера!
День выдался перенасыщенным событиями. Сначала перестала работать антенна GPS. Простой замер сопротивления цепи показал его отсутствие и необходимость снимать грибок антенны, установленной, на клотике грот-мачты. Провисел на страховочном ремне почти час, с трудом открутив крепления и сбив кожу на фалангах пальцев. Отогревшись чаем в радиорубке, поплелся в лазарет к Николаичу обрабатывать полученные повреждения. На обратном пути, с обильно заклеенными пластырем и измазанными йодом пальцами, встретил Шона и озвучил предложение Тайоки отметить вклад пассажиров в спасение судна из снежного плена благодарственными письмами.
- Алекс, это будет здорово, представляешь, какая память останется пассажирам! Надо сделать это красиво. Ты сможешь договориться с переводчицей? Пусть письмо будет на трех языках и адресованное каждому, надо еще написать за что эта благодарность. Договорились? – Я согласно кивнул. Более важным для меня сейчас был ремонт.
Восстановление окисленной печатной платы тоненькими проволочками – дублерами, герметизация и водружение антенны на штатное место много времени не заняло, болты крепления заменил на новые, выпрошенные у электромеханика. Ремонт антенны был успешно завершен.
Novosea Company. Редактировал Bond Voyage.
Продолжение следует.
Все главы повести и другие рассказы автора читайте здесь.
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк, написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
==========================
Желающим приобрести авантюрный роман "Одиссея капитан-лейтенанта Трёшникова" обращаться kornetmorskoj@gmail.com
В центре повествования — офицер подводник Дмитрий Трешников, который волею судеб попал служить военным советником в Анголу, а далее окунулся в гущу невероятных событий на Африканском континенте.
==================================================