Признаться, никогда не понимал отечественных промышленников, которые подкармливали революционное движение во второй половине XIX столетия и вплоть до 1917 года. До меня, махрового консерватора, не доходит, как можно вестись на лозунг «Весь мир разрушим до основанья…» – пусть даже и с уточнением «насилья»… При крушении любого мира неизбежны жертвы, история это убедительно подтверждает, и куда, на кого персонально просыплются его обломки, непредсказуемо – только вот ведь: каждый поборник разрушения неизменно считал, что уж ему-то обеспечена гарантия безопасности.
А попадёт такой поборник социальных катаклизмов в жернова репрессий, недоумевает: «А меня-то за что?..».
Ладно, интеллигенция – профессура, журналисты, писатели; значительной части этой прослойки общества почему-то всегда присуще бунтарство, им всегда почему-то мало свобод… Но промышленники, богатеи, купцы, представители высшей знати… Вас-то куда тянуло, господа хорошие?..
Никогда не понимал.
Ну да ладно – не стану больше заниматься морализаторством. Расскажу об одном таком «меценате революции». Которому в этом отношении несказанно повезло, в отличие от абсолютного большинства коллег.
Звали его Николай Васильевич Мешков.
Друзья мои, а какие чувства и мысли возникают у нас, когда речь заходит о дореволюционном купечестве?.. Согласимся, что кто-то тут же вспомнит про «твёрдое слово купеческое», ну а кто-то вспомнит истину «не обманешь – не продашь»… Я со своей стороны придерживаюсь серёдки: в купеческой среде встречалось, как водится – всякой твари по паре. Да и «слово купеческое», думается, котировалось всё больше в своей среде – объегорить покупателя для торговца никогда не считалось особым грехом (если, конечно, не попадаться).
Так вот, человека, о котором идёт речь, можно отнести к лучшим представителям данного сословия. Он делал много добрых дел, и в нечестности не уличён ни разу; во всяком случае, свидетельств о том не сохранилось.
Николай Мешков родился в 1851 году. Его отец зарабатывал на хлебушек служащим торговой фирмы. Так что Николай Васильевич с детства постигал секреты купеческого предпринимательства. Однако мы-то хорошо знаем, что не всякая учёба, особенно в торговле, пойдёт человеку впрок – тут большое значение имеют личные качества молодого человека.
В нашем случае зёрна падали на добрую почву.
Николай Васильевич начал службу, как и отец, служащим; причём, служащим добросовестным и дальновидным. Поднабравшись опыта, перешёл в Волго-Камское пароходство – уловил, что будущее за логистикой. Поработав там, поднабравшись и здесь опыта, решился на самостоятельное «дело». Для начала он с напарником взяли в аренду пароход, и начали осваивать перевозку грузов по Каме. К этому времени он обосновался в Перми. Со временем, богатея, приобрёл целую пароходную компания.
…Лично я впервые услышал об этом человеке в телепередаче, посвящённой пермскому Дому Мешкова. Это красивое строение высится на склоне над набережной, над портом… Соответственно, когда мне в прошлом году довелось посетить этот предуральский город, не мог не обратить на него внимание. Дом и в самом деле красив, и расположен замечательно. Отсюда Николай Васильевич руководил своей торгово-промышленной империей, отсюда направлял покорные его воле финансовые потоки. (Сегодня в нём располагается краеведческий музей).
А руководить было чем.
Со временем Мешков стал одним из богатейших купцов края, а то и всей Российской империи. Проживал уже не только в Перми, но и в Петербурге, в Москве – в обеих столицах имел свои конторы.
Официальной справки я не нашёл, но в одном из воспоминаний приведены такие данные: «Товарищество» Мешкова насчитывало 27 почтово-пассажирских пароходов и 19 грузовых, сотни барж и более полусотни дебаркадеров, множество складов по всей Каме и на Волге.
Выше уже говорилось, что Николай Васильевич пользовался у современников, и в первую очередь у земляков, высоким авторитетом. Этому в немалой степени способствовал такой факт. В 1891 году в ряде регионов европейской России разразилась страшная засуха – наша страна от подобных бед страдала регулярно; «зона рискованного земледелия», и этим всё сказано. Беда коснулась и Пермского края. Требовалось срочно заготовить и доставить в регион огромное количество зерна: как для спасения людей от голодной смерти, так и семенного – для того, чтобы провести посевную и избежать голода на будущее.
Городская управа доверила решение вопроса именно Мешкову. Ему под честное слово (то самое, купеческое) выдали огромную сумму денег. И Николай Васильевич не только закупил в других регионах потребное количество хлеба, но и доставил его в край на судах своего пароходства, не заработав на миллионной сделке ни гроша. Сколько людей он спас тем самым от голода, не возьмётся сказать ни один конспиролог; но только население края, зная, кому персонально люди обязаны своим спасением, осталось ему благодарным.
А как вам такое благое дело!.. Именно Николай Васильевич, по сути, стал отцом-основателем Пермского университета. Он не только сумел преодолеть (при помощи «серебряного ключика», разумеется) все бюрократические проволочки проблемы, но и способствовал формированию здесь профессорско-преподавательского коллектива. Учредил несколько стипендий. Казалось бы: зачем ему это надо-ть?.. Для развития Пермского края, который он считал родным.
Он же построил Ночлежный дом с аптекой для малоимущих с символической платой на лекарства. И содержал их за свой счёт.
Мешков вообще играл очень активную роль в жизни края, в решении социальных программ для простого люда. В частности, сам не имевший систематического образования, купец активно содействовал повышению качества обучения детей из семей простолюдинов.
Право, о добрых делах, которые Николай Васильевич совершил для города и края, можно говорить ещё много. Главное: как купец, конечно, он наживал многомиллионные капиталы, однако щедро делился нажитым; и никогда и никто не смог уличить его в нечестности.
Вот этот-то человек, как доносили осведомители правоохранительных структур, активно поддерживал революционеров, в первую очередь народовольцев и левых эсеров. В частности, Николай Васильевич финансировал выпуск нелегальной литературы, в частности, радикальных газет и листовок. Он «крышевал» проведение встреч местных революционеров с приезжими лидерами революционного движения, в том числе, и с представителями террористического направления – организовывалось это под видом пикников.
Достаточно назвать лишь несколько имён известных боевиков, которые пользовались покровительством Николая Мешкова: Екатерина Брешко-Брешковская, Григорий Гершуни, Николай Михайловский, Анна Распутина, а также знаменитый разоблачитель агентов «охранки» Владимир Бурцев. А ещё он оказался близко знаком с Марией Фотиевой, которая со временем стала личным секретарём Ленина (запомним этот факт).
Ну и добавлю, что Николай Васильевич состоял в переписке с Максимом Горьким и Львом Толстым – но это дополнение сделано с единственной целью: показать, насколько он зарекомендовал себя человеком, с которым интересно общаться столь занятым людям.
…Так а что же дом, в котором Мешков проживал в Перми, и о котором уже упоминалось?
Городская легенда гласит, что на крыльце его регулярно утром находили подброшенных младенцев. Почему зазорнорождённых деток приносили именно сюда?.. О причинах данной закономерности доподлинно неведомо (как, впрочем, неведомо, настолько ли часто это происходило, как гласит молва). Но легенда ведь потому и жива, что народ придумал некое обоснование, которое будоражит воображение – иначе заглохнет…
Это сегодня рождение ребёнка вне брака – обыденное явление. А в старину-то каково?.. Куда его девать-то, нежеланного, если у самой мамаши жизнь не складывается?.. Кто-то, конечно, и поступал жестоко, да только не так часто – всё же хотели родное дитя куда-то пристроить. В монастырь, например, женский… В Москве имелось несколько «точек», где в старину традиционно оставляли подкидышей; и женщины, у которых по тем или иным причинам не могло быть своих деток, приходили сюда и брали неведомо чьих, записывая своими. Екатерина II повелела основать в стране сеть Воспитательных домов, в которые согрешившие матери приносили и оставляли чад – при этом делалось это так, чтобы у женщины не оставалось даже теоретической возможности со временем отыскать постылого ребёнка…
А вот в Перми таких младенцев несли на крыльцо Дома Мешкова. А уж Николай Васильевич определял их куда-то, отдавал ли бездетным, да ещё с каким-никаким «приданным», или в приют, также с некоторым «вступительным вкладом» для особого попечения.
Злые языки язвили, что это мамаши обольщённых купчиной детей пристраивали чад папаше. Мужчина видный и любвеобильный, Николай Васильевич, опять же, по слухам, отнюдь не чурался дамского общества; почему бы и не допустить, что в словах злопыхателей имеется некий процент истинности. Но только слишком уж много подкидышей приносили. Легко предположить, что любая мать, «родив под кустом», принесёт нежеланного новорождённого на крыльцо доброго барина, который его гарантированно не бросит.
А имелась и ещё одна версия, объясняющая данный феномен. Неподалёку от упомянутого Дома начинался Сибирский тракт, по которому гнали за Урал преступников, в том числе и женщин. Молва, что в этом доме проживает купец доброй души и левых взглядов, не могла не иметь распространения среди варнаков… Вот и подкидывали нагулков…
Да, с именем Мешкова народная молва связывала некоторое количество пикантных историй. Ну да не станем на них останавливаться – было и было, чего уж там!.. Главное, что он к детям – и к своим, и к нагулянным, и к детям своих пассий – ко всем относился с заботой.
Ну и в завершение…
Когда после Революции пароходство Мешкова конфисковали, он вроде как высказался с недоумением в том духе, что, мол, конфискация – это закономерное дело при социалистической революции, но почему у него отобрали всё без составления описи, без официального оформления акта?..
Как уже сказано, Мешкова революция пощадила. Его даже приняли на должность консультанта в Наркомат путей сообщения, что гарантировало ему паёк в ту тяжкую для всех пору. Нет сомнения, что за купца-миллионщика кто-то похлопотал – особенно если учесть, что он финансировал левых эсеров, заступник представляется достаточно влиятельным… Можно предположить, что это был Горький, можно, что Фотиева… А то и сам Ленин, который с благодарностью упоминал о деятельности Мешкова в переписке с Максимом Литвиновым… Не знаю. Но как-то чуть светлее на душе становится от осознания, что хотя бы в отношение данного человека карательный топор классовой борьбы и революционной необходимости просвистел мимо.
Хотя… Хотя, если заострить внимание на том, сколько крови истинных государственников пролили боевики-эсеры… Впрочем, это уже тема для другой публикации.