Пришлось петь... Я вспомнил весь репертуар дворовых песен, старательно избегая матерных выражений. И про голубей над нашей зоной, и про снежную королеву спел. И даже зачем-то вспомнил ни к селу ни к городу песню про Чапаева...
— Спишь? — тихонько спросил я.
Катька не ответила, лишь сладко причмокнула... И тут мне в голову пришла идея.
Начало тут:
Я осторожно взял ее на руки и направился к дверям.
— Тссс, тихо! — шепотом рявкнул я, увидев как ко мне подступились мужички. — Жрица любит спать, когда дядя носит ее на руках. Вы что, не знали? Да вас казнить мало!
Они отшатнулись, переглянувшись. И потопали следом, когда я стал спускаться на улицу.
Мужичок с лентой выскочил вперед, и замахал руками. Толпа, начавшая было шуметь, тут же замолчала. Все друг другу шикали, показывая на нас пальцами.
— Вы куда? — шепотом спросил меня мужичок с лентой, поправив свою высокую шляпу.
— Откуда она спустилась к вам? — спросил я, покачивая Катьку на руках. Лишь бы не проснулась...
Мужичок показал рукой на дом, стоявший особнячком:
— Как обычно, в том Святом доме.
— Просто так взяла и свалилась ниоткуда? — заинтересовался я.
— Почему — ниоткуда? — шепотом обиделся мужичок. — С небес сошла. Там просто место, куда Она сходит!
— Да ну вас к черту, — вздохнул я. — Сумасшедший дом, право... Идем, покажи мне то место.
— Вы хотите ее отправить обратно? — заволновались вокруг.
— Нет, — серьезно сказал я. — Жрица любит спать на руках у любящего Дяди именно в том месте, куда она спускалась с небес. Очень плохо, уважаемые, что вы этого не знали! — сокрушенно покачал я головой.
Катька дрыгнула ногой и что-то пробормотала...
— Вот! Видели? Она недовольна! — сделал я страшные глаза.
Толпа тут же расступилась, открывая дорогу к дому. Я направился туда, бросая надменные взгляды на стоящих, похожих друг на друга как близнецы, мужичков... И откуда они вообще все взялись?
Кто-то предусмотрительно открыл дверь, и я шагнул внутрь. Поднялся по лестнице и остановился перед большой дверью, покрытую резьбой:
— Здесь?
Мужичок, сопровождавший меня, закивал, потом спросил:
— Вы ведь вернетесь?
— А то! — ответил я. — Как только Жрица выспится, так мы сразу вернемся, ага!
Я понимаю, что врать некрасиво. Но мне надоел этот спектакль. И это нереальное ощущение сна...
Дверь поддалась неохотно. Я улыбнулся мужичку и сделал шаг внутрь, в темноту. Протянул руку и закрыл дверь. Катька не шевелилась, продолжая мирно спать у меня на руках...
И что теперь?
Я пошарил рукой по стене, гладкой и холодной, в поисках выключателя. Не нашел. Сунул руку в карман, нащупал зажигалку. И желтый маленький огонек осветил дверь, а рядом с ней — тонкий шнурочек, свисавший с потолка. Это оно? Я дернул шнурок, но ничего не произошло. Дернул посильнее и чуть не вскрикнул, когда все вокруг залило ярким, ослепительным светом... Я повернулся.
Елки-палки...
Все вокруг состояло из зеркал. Из миллионов зеркал, отражавших свет двух ламп. Из-за этого стало светло, как днем.
Катька заворочалась и проснулась...
— Тс-с-с, ребенок, ты чего проснулась? Спи!
— Не хочу! — Она завертелась, и я опустил ее на пол, на такой же зеркальный, как и все вокруг. — Зелкала!
— Ага, зеркала! — кивнул я, озираясь. — Катька, ты здесь была?
— Нет, — ответило дитё, подпрыгивая на одной ножке. — Но когда я выласту, у меня будет такая же комната!
Я толкнул дверь, но она не поддалась. Попробовал подергать. Не открывается. Ясно...
— Хочу! — громко сказала Катька.
— Чего ты хочешь? — обернулся я. И обомлел...
Туфли. Платьица. Штанишки. Бантики. Какие-то шляпки и ленточки.
И все это двигалось в нашу сторону. Само по себе...
Я икнул и схватил Катьку:
— Стоять!
— Ну чего ты? — вырвалась она. — Это же одёжка! Смотли какая класивая!
— Она... это... двигается!
— Да, — радостно сказал ребенок. — Это я так захотела.
— Чего?!
Весь этот маскарад двигался в нашу сторону, без чьей-либо помощи. Катька рванулась туда, счастливо смеясь. Вцепилась в какое-то платье, с немыслимыми рюшечками, и оно облепило ее, как живое...
— Катя! Ну-ка иди сюда!
Но она проигнорировала мой возглас. Да что же творится-то? То какие-то чокнутые мужики, выполняющие любую прихоть девочки, то теперь платья-привидения! Разбудите меня! Ну, Ирка, ну удружила...
Одежда окружила Катьку, кружась вместе с ней в хороводе. Туфельки выплясывали чечетку, ленточки оплетали ее волосы...
— Плавда, я класивая?
— Какая еще, к черту, красота? Бежим отсюда! — Я хотел ее подхватить на руки, но не смог.
Ко мне метнулась какая-то ленточка, в мгновение ока заплелась вокруг моих ног. Платье, кружившееся возле Катьки, оказалось неожиданно сильным, когда толкнуло меня в грудь. Я смачно приложился головой о пол и выругался...
— Такой большой дядя, а лугаешься, как нехолоший, — присела на корточки Катька возле меня и погладила по щеке. — Ты удалился, да?
— Ударился... Еще как ударился! — Я хотел опять выругаться, но передумал. — Кать, скажи этой... змеюке, чтобы меня отпустила! — показал я на ленточку, которая продолжала держать мои ноги.
— Она доблая! Она только чуть-чуть с тобой поиглается, и слазу отпустит!
Она вскочила, и тут же ожила вся одежда. Какая-то красная курточка принялась стаскивать с Катьки джинсовый комбинезончик, в который она была одета. Штанишки, кружившиеся внизу, помогли стянуть с девочки ботиночки, которые тоже закружились рядом...
— Спокойно, Макс, спокойно! — забормотал я, стараясь не паниковать. — Говорила тебе мама — не пей много, так нет, еще чуток, еще бутылочку... Блин!
Лента на ногах стала еще жестче, как только я попытался ее распутать. Я взвыл от боли, и убрал руки. Осталось только лежать и наблюдать весь бал-маскарад с переодеванием...
Катька мерила уже третье платьице. Ткнула пальцем в туфельки и села на пол. Туфельки тут же сами налезли ей на ноги, и сами же застегнулись. На голову опустилась шляпка с ленточками. Катька задумчиво посмотрела на свое отражение напротив и отрицательно махнула кудряшками. Шляпка тут же смылась, уступив место другой, чуть поменьше...
— Черт... Кать, ты как это делаешь? — спросил я, соображая, где бы взять пистолет, чтобы застрелиться. — Ты что, им указания даешь?
— Ну да, — весело вскочила она. — Я их хотела. А они меня любят!
— Кто любит?
— Платья! Смотли, какие класивые! — Она повертелась перед зеркалом. — Тебе нлавится? — с каким-то кокетливым оттенком спросила она, приподняв кончиками пальцев краешки платья.
— Н-нет, — неожиданно для самого себя ответил я.
И тут же взвыл от боли, когда ленточка на ногах с хрустом скрутилась.
Девочка посмотрела на меня глазами, полными слез, и надула губки:
— Совсем-совсем?
— Не, ну... есть в этом что-то... — сообразил я. Ленточка тут же ослабла... — Но цвет платья я бы все-таки поменял.
И снова сумасшедший хоровод одежды. Платье, которое было на Катьке, быстро с нее сползло, уступив место другому. И быстро подлетело ко мне, пребольно пихнув меня в бок...
— Эй, полегче! — возмутился я, стараясь его схватить. — А то я из тебя сейчас ленточки сам наделаю!
Платье продолжало наскакивать. Я схватил его за подол, но оно вырвалось и улетело поближе к Катьке.
— Поймаю — порву! — снова пригрозил я. — Так, Катька! Может, хватит меня связанным держать? Мне неудобно на полу лежать.
Девочка не ответила, меняя уже черт знает какое по счету платье. А одежда все прибывала откуда-то... Даже появились туфли на высоченной шпильке. Катька задумчиво посмотрела на них и неуверенно покачала головой. Модница, елки-палки...
— Не хочу! — сказала она громко. — Я еще маленькая!
Туфли тут же ретировались куда-то...
Я от нечего делать стал простукивать пол. Зеркало, хоть ты тресни. Обычное зеркало. И все вокруг из зеркал. Куда ни глянь — везде Катька и одежда, нетерпеливо выплясывающая вокруг нее. Как она сказала? «Я их хотела. А они меня любят!» Как это? Что, вот так просто захотела — и оно все появилось? По желанию? Мне бы так...
Я закрыл глаза, и откинулся на спину, представляя, как во двор дома въезжает новенький «Бентли», который я вдруг захотел... Нет, «Роллс-ройс»! Ограниченная серия, люкс-класс! Салон — белая кожа, обмотка руля из крокодиловой кожи... Кондиционеры бесшумные, встроенный компьютер... А еще чтобы было...
И только сейчас я заметил, что стало тихо. Я поднял голову.
Ворох одежды лежал на полу. А Катька мирно дрыхла, удобно устроившись прямо на всей этой куче...
— Эй? Катюха? Ты чего, спишь, что ли? — удивился я.
— Устала... — сонно отозвался ребенок.
Ленточка мягко сползла с моих ног и улеглась на полу. Я встал, разминая затекшие ноги и отфутболил ленточку подальше. Присел над девочкой:
— Кать? Может, домой пойдем? Неудобно же на тряпках спать...
Из кучи угрожающе приподнялась шляпка с цветочками, и зависла над полом.
— Лежать! — пригрозил я шляпке. — Я не с тобой говорю! А то прямо в цветочек огребешься, обещаю! Я злой! — Шляпка медленно опустилась, уставившись на меня глазами-цветочками. — Лежи-лежи. Кобра, блин! Кать? Так идем домой?
Она не ответила. Я поднял ее на руки, с опаской покосившись на одежду. Но тряпки не шевелились... Катька уткнулась мне в плечо и засопела. Так, все это, конечно, замечательно, но куда идти?
Я оглянулся на дверь, потом подошел к ней и толкнул ногой. Она не поддалась. Ясно. Пришлось развернуться и топать в другую сторону. Авось куда-нибудь и выйду. По крайней мере, очень надеюсь на это.
Продолжение следует: подпишитесь, чтобы не пропустить.