Ну что я хочу отметить? Даже и вполне обычному читателю, далёкому от такой науки как история, между прочем, ассирийские хроники могут тоже поведать о многом. Тем более, после интенсивных раскопок в Месопотамии во второй половине XIX и в XX веке, их дошло до наших дней уже предостаточно. Так из этих найденных археологами исторических документов теперь стало известно, что правители Ассирии отнюдь не являлись паиньками и всегда отличались воинственностью, но последняя династия Саргонидов выделялась даже на их фоне. Основатель её, Саргон II, и его сын Синаххериб, прослыли неутомимыми полководцами, им было привычнее находиться на боевой колеснице и возглавлять армию, чем сидеть на троне и почивать на лаврах. Правда, менее воинственным оказался следующий Саргонид, отец Ашшурбанапала.
Великий царь Асархаддон не только воевал, но и строил, и, в частности, именно при его правлении восстановили столицу Мира, которую разрушил его отец в 689 году до новой эры. Однако Асархаддон прославился не одним лишь восстановлением Вавилона, а ещё он совершил и несколько значительных походов, и два из них вписали его имя в скрижали триумфаторов, потому что впервые за всю историю Ассирии он добрался до долины Нила и со второй попытки сумел покорить её.
Это ему удалось сделать в 671 году до новой эры.
И после этого Ассирийская империя достигла своих максимальных размеров.
* * *
Сын Асархаддона, Ашшурбанапал, считался ещё менее воинственным, чем его отец, так как он явно предпочитал походам против врагов Ассирийской державы уют роскошных покоев Северного дворца в Ниневии, ну и особенно тишину любимой им с детства дворцовой библиотеки. Хотя при нём ассирийцы не разучились воевать, и полководцы этого царя регулярно совершали набеги то на Мидию, то на Манну, то на государства Малой Азии, то подавляли восстания в Финикии или усмиряли халдеев, однако теперь и он мог с гордостью заявить, что совершил выдающееся деяние, потому что всего лишь в одном единственном сражении, в битве у Тулизской цитадели, он лишил Элам какой-либо перспективы к дальнейшему сопротивлению! А ведь тогда это было единственное царство, которое могло почти что на равных тягаться с империей.
Ни Мидия, ни только что добившийся самостоятельности Египет, ни вроде бы и крепнувшая Лидия ещё не набрали такой силы. И вот теперь он поставил свой сапог на горло Эламу и мог с этим царством сделать всё что угодно!
Обо всём этом в открытых археологами хрониках было написано подробно и с нескрываемым восторгом.
Хроники эти безмерно прославляли Ассирийскую империю в пору её наивысшего расцвета.
И это было неудивительно.
* * *
Даже после выигранного генерального сражения, когда тебя охватывает такое чувство как эйфория, то некоторое время спустя наступает неизбежно усталость, и поэтому на следующий день Ашшурбанапал встал поздно. Солнце уже поднялось высоко, когда он вышел из своего шатра. Он надумал позавтракать на свежем воздухе. Ему накрыли стол, и он стал неторопливо есть, но на этот раз он захотел не сок, а вино. Всё-таки надо было отметить победу. А она оказалась из ряда вон выходящей. Она была действительно выдающейся!
Принесли его любимое финикийское трёхлетней выдержки и немного подслащённое, а также молодого барашка.
Ашшурбанапал подозвал к себе секретаря, и Азимильк тут же вырос перед Великим царём.
– Я слушаю тебя, государь!
Ашшурбанапал сделал три глотка и отставил кубок с вином.
– А скажи-ка, Азимильк, сколько уже сдалось в плен эламитов? - спросил секретаря Ашшурбанапал.
– Мы подсчитываем, - ответил секретарь.
– Что, до сих пор так и не успели подсчитать? – недовольно свёл брови Великий царь.
– Приблизительно я могу сказать, государь.
– И-и-и?…Сколько?
– Где-то пятьдесят тысяч! Или около того…- произнёс Азимильк.
– Мда-а-а... Ну а скажи, а сколько среди них военачальников?
– Тридцать генералов и восемьсот сорок офицеров рангом пониже, - ответил Азимильк.
– Неплохо... Оч-чень даже неплохо... Ну а сколько нам досталось колесниц?
– Четыреста тридцать семь, и четыре с половиной тысячи коней.
На лице Ашшурбанапала заиграла улыбка. Он вновь пригубил вино и продолжил расспрос:
– Их туртан сдался?
– Пленные эламиты нам сообщили, что он не захотел сдаваться…
– Он покончил с жизнью? - предположил Ашшурбанапал.
– Да.
– Клянусь Ашшуром, это достойный настоящего воина поступок. Таким поступком он вызывает уважение к себе. Его следует с подобающими почестями похоронить... Ну а что с самим Теуманом?
– Царь Элама ещё скрывается в роще.
– Что-о-о, до сих пор?! Его так и не выловили?! – недовольно вновь свёл брови Ашшурбанапал.
– Его ищут, государь! Но никто не видел, чтобы он был среди мёртвых. Значит он жив.
Ашшурбанапал раздражённо хмыкнул и уже собрался отдать приказ, чтобы ассирийские воины с натасканными собаками прочесали пальмовую рощу, которая отделяла Тулизскую твердыню от Суз и где, по всей видимости, ещё прятались последние остатки разбитой эламской армии, как из этой рощи вышли двое.
Вскоре Великому царю доложили, что это Теуман и его младший сын. Их появлению Ашшурбанапал обрадовался, и в то же время совсем не удивился. Теуману не хватило смелости наложить на себя руки. Значит он ещё на что-то надеялся.
***
Восседая на своём походном троне, Ашшурбанапал теперь ждал, когда к нему приблизится повелитель Элама и его младший сын. Старший, Итуни, находился поблизости. С него сорвали все регалии и даже одежду, и заставили совершенно голым встать на колени. И теперь вчерашний наследник эламского трона много часов смиренно ожидал своей участи, не вставая с колен.
Ашшурбанапал маленькими глотками продолжал отпивать финикийское вино из кубка и, прищурившись, не скрывая при этом злорадства, наблюдал, как к нему приближались Теуман и Ацина.
Вначале они прошли шагов семьсот, размахивая руками и крича, что хотят сдаться на милость Великого царя. Но вот, когда они поравнялись с первым постом ассирийских воинов, ассирийцы прикрикнули на них и велели им упасть на землю. Они подчинились и дальше к Великому царю поползли, но за сто шагов до него их заставили уже ползти не на коленях, а совсем униженно...
Им пришлось уже обоим глотая пыль ползти на брюхе.
Ассирийские гвардейцы составили коридор, по которому направлялись Теуман, а за ним и его младший сын.
Гвардейцев было пять сотен. Рядом с ними находились псы-мастифы, которые бешено лаяли и рвались с поводков. Если бы кто-нибудь из псов сорвался бы с поводка, то он бы загрыз и Теумана, и его сына. Некоторые из гвардейцев, усмехаясь, покалывали копьями бока или пятки ползших знатных эламитов, и отпускали в их адрес скабрезные шуточки.
– Э-э-эй, – кричали они, – не обделайтесь по пути!
– Ой, от вас, кажется, уже попахивает!
– Да от них уже вовсю несёт! Фу-у-у… Фу-у-у…Какая во-онь! Прямо вонючки!
– Ну, точно, они со страху уже кажется обделались!
– Посмотрите, они же сущие слизняки! Хоть зажимай из-за них носы!
Чуть в стороне толпились сдавшиеся военачальники эламского царя. Эти генералы и прочие офицеры невольно отворачивали головы и прятали глаза, видя ужаснейшее унижение, которому подвергались их повелитель и его младший сын. Хотя многие из этих генералов и офицеров и не любили Теумана, но это всё наблюдать было выше их сил. Унижали ведь не только эламского царя.
Но вот Теуман, наконец-то, подполз к трону Ашшурбанапала. И тут же он начал хватать руками сапоги Великого царя и целовать их.
Великий царь брезгливо отодвинул ноги. Теуман поднял голову. Глаза его блестели от слёз и в них застыл непередаваемый панический страх. Этот страх обуял Теумана кажется до кончиков его ногтей.
– Государь, Владыка всей вселенной, я прошу твоей милости! По-ощ-щади! Я готов стать твоим рабом навсегда! Только пощади меня и даруй мне жизнь!
Ашшурбанапал молча наблюдал за тем, как унижался перед ним Теуман, и как выпрашивал сейчас себе он эту самую жизнь. А ведь ещё вчера это был могущественный и надменный правитель обширного царства, стоявший на второй ступени в иерархии владык Древнего Востока. Выше его был только повелитель Ассирийской империи. Но убийцу собственной матери боги не простили. И вот как по воле богов может всё изменится, причём в одночасье! Теперь- он пыль под его ногами! Ничтожнейший червь!
Ашшурбанапал не таким себе представлял Теумана.
Перед ним ползало на брюхе полное ничтожество. И это царь Элама? Ну и ну! И как ему подчинялись миллионы подданных до сих пор?
– Скажи, кто начал между нами эту войну? – процедил сквозь зубы Ашшурбанапал. – Не ты ли, собака?! А-а-а?!
– Я! Я, Великий царь! Я был ослеплён и не знал, что творю! И богами за это наказан!
– А тебя ведь отговаривали… Я это знаю.
– Ты прав, подобный всем величайшим богам!
– И я знаю, кто больше всех тебя отговаривал! Прежде всего тебя отговаривала твоя мать! И ты велел её за это убить!
– Великий царь, я не осознавал, что творю! У меня было помутнение рассудка!
– Кто исполнил твой приказ и умертвил царицу-мать Шильках?
– Начальник телохранителей.
– Как его зовут?
– Его зовут Акиширом.
– И где этот Акишир?!
– Я не знаю, Владыка вселенной. Только не убивай меня, я прошу тебя! Только не убивай! Оставь мне жизнь! – и Теуман, впав окончательно в истерику, вновь разрыдался.
– Он среди сдавшихся, – склонившись над ухом Ашшурбанапала, негромко произнёс секретарь Азимильк.
– Значит, живой. А отыщите-ка его и доставьте ко мне этого грязного пса! – приказал Великий царь.
Вскоре визжавшего Акишира приволокли и бросили как какой-то неодушевлённый куль к ногам Ашшурбанапала, а Теумана грубо оттолкнули в сторону.
Великий царь брезгливо посмотрел на валявшегося перед ним генерала, у которого тоже было перекошено от страха лицо. Акишир сейчас извивался, как змея, когда на неё кто-то наступает.
Ашшурбанапалу было известно, что любвеобильная Шильках являлась первым и единственным увлечением его учителя, у них была любовь, любовь не мимолётная, а долгая, и Набуахиариба пронёс эту любовь через всю жизнь, и когда ему сообщили о трагической судьбе Шильках, то он схватился за сердце и его чуть не хватил удар. После этого Набуахиариба сильно сдал. Он даже слёг и почти месяц не вставал с постели, так он переживал за свою единственную любимую. А учителя Ашшурбанапал не просто уважал, а почитал своим духовным отцом. Именно учитель не только дал ему многие знания, но вылепил из него личность. И именно учитель помог ему прийти к власти. И поэтому Ашшурбанапал боготворил Набуахиарибу, особенно после смерти отца. Для него в последние годы только двое являлись непререкаемыми авторитетами – это учитель и Накия-старшая.
Поэтому Ашшурбанапал хорошо знал, что сделает сейчас.
– Так это и есть тот самый убийца Шильках? – переспросил Великий царь.
– Да, государь! – подтвердил секретарь.
– Презренный червь! Значит, именно ты совершил гнусное преступление и умертвил царицу Элама?! – переспросил Ашшурбанапал дрожавшего от страха генерала.
– Я действовал по принуждению! Мне приказали! Это он! Он мне приказал! О-о-он меня заставлял, а я… я не хотел! Не хо-о-оте-ел!!! – начал в оправдание истошно выкрикивать Акишир.
Затем генерал зарыдал и одновременно стал визжать. Он всё указывал трясущимся пальцем на Теумана.
Акишир валялся в ногах Ашшурбанапала и умолял даровать ему прощение.
– Владыка вселенной, прости! Прояви ко мне милость! Я буду твоим верным рабом!
– Содрать с этого червя его паршивую шкуру! Она ему не нужна! – бросил Ашшурбанапал.
Истошно визжавшего генерала оттащили от Великого царя и тут же исполнили приказ.
Через несколько минут Акишир принял мучительную смерть.
Ашшурбанапал велел снятую с этого эламского генерала кожу присовокупить к воинским трофеям, чтобы вывесить её на воротах Северного дворца. Так поступали уже все Саргониды, а не только Ашшурбанапал. Он не отличался от своих предшественников в этом плане ничем.
Настал черёд решать судьбу Теумана и двух его сыновей.
* * *
Ашшурбанапал подозвал Азимилька.
Тот как всегда находился поблизости.
Секретарь подошёл и вновь услужливо склонился над повелителем:
– Я слушаю тебя, государь.
Ашшурбанапал на какое-то время задумался. «Может, всё-таки оставить жизнь презренному псу? Это ему сейчас предлагали сделать и Набушарусур, и карлик-вавилонянин. Мардук-апла-иддин так вообще утверждал, что после Тулизской катастрофы Теуман попадёт в полную зависимость от империи и не посмеет уже и дёрнуться. А если раздробить Элам и отдать ему в управление только часть этой страны? Тот же Аван или ещё какую-нибудь незначительную территорию. Айяпир, Гисати или Хидалу, к примеру… А-а-а, впрочем, зачем всё это? Он долго уже не проживёт! Он не жилец, это же видно по нему! И он, кажется, совсем уже сходит с ума! Да если бы даже он был и здоров, он столько совершил преступлений – в Эламе пролито море крови из-за его садистских наклонностей! Если не мы его прикончим, то с ним и его сыновьями расправятся свои же, его подданные! Среди эламитов у него теперь множество врагов! Скольких эламитов он успел замучить и лишить жизни?! Наверное, каждый четвёртый при его дворе так или иначе уже пострадал. Да он и сам себя считал не столько царём, а скорее главным в своём царстве палачом! Вот так-то! Ни кем иным, а па-ла-чо-ом! Быть палачом ему не претило, а это его вдохновляло. И теперь за это ему придётся расплачиваться. Глядя на него, сразу понимаешь, что перед тобой не кто-то, а убийца. Жестокий и безжалостный! Один безумный взгляд его чего стоил?! Мда-а-а, а Шильках просчиталась, когда помогла стать старшему сыночку повелителем Элама. Зря она это сделала. О-ох, и зря. Сколько же этот пёс дел то наворотил?! Сколько же пролил крови?! А пролил он её немерено! И вот он в ней и захлебнулся…Закономерный итог его жизненного пути.»
– Казнить… – принял, наконец-то, окончательное решение Ашшурбанапал.
– Каким способом, государь? – уточняя переспросил Азимильк.
– Ка-аким? Может четвертовать? Или содрать с живых кожу? – стал вслух уже размышлять Ашшурбанапал. – А-а-а, ла-а-адно...казните его и обоих его сыновей обычным способом. – И, немного ещё подумав, Ашшурбанапал добавил: – Зарежьте их. Как собак! Вначале сыновей Теумана зарежьте, а потом и самого Теумана!
* * *
Когда Теуману сообщили окончательное решение Ашшурбанапала, то эламский царь едва не лишился чувств.
Перед рядами сдавшихся эламитов трое ассирийских воинов вывели вначале Итуни. Он, как и Теуман, был высок и нескладен, и буквально рухнул, когда его ставили на колени. К нему подошёл походный палач. Это был здоровенный мускулистый детина, голый по пояс. На его голове красовался колпак, а лицо скрывала маска. Палач положил левую руку на плечо Итуни, вытащил длинный нож, схватил приговорённого за волосы и, оттянув ему голову, перерезал юноше горло.
Видя всё это, эламский царь разрыдался.
Когда Итуни уже распластался и обливался кровью, палач склонился над ним и одним ударом отсёк ему голову. Затем поднял её за волосы и торжествующе показал всем.
Над рядами ассирийских воинов раздались одобрительные крики. Эламиты же были угрюмы и почти все сейчас молчали.
А Ашшурбанапал, отставив недопитый кубок с вином, продолжал есть уже виноград и преспокойно наблюдал за происходящим действом. Казни побеждённых или преступников тогда были делом совершенно обычным и никого не удивляли.
Вторым ассирийцы вывели Ацину.
***
Его тоже поставили на колени.
Лицо Ацины окрасилось мертвенной бледностью, губы у этого по сути ещё мальчишки задрожали. Но Теуман так и не увидел, как казнили его младшего сына, потому что у эламского царя в этот момент начался очередной приступ падучей, и он вновь потерял сознание.
Детина в маске приблизился к Ацине. В этот момент к Ашшурбанапалу подошёл главнокомандующий.
Набушарусур насмелился обратиться к Великому царю:
– Государь, может, ты пощадишь хотя бы младшего из сыновей, Ацину?
Ашшурбанапал хмыкнул:
– А почему я должен ему дарить жизнь?
– Ты же видишь, он же ещё совсем юн. Он- мальчишка! - произнёс туртан.
Ашшурбанапал нахмурился в ответ и туртан, поняв настроение повелителя, побоялся говорить что-либо ещё в защиту Ацины, и отступил.
Великий царь с язвительными нотками в голосе продолжил:
– Он – кто? Разве он не сын Теумана, который объявил мне войну. Он во всём поддерживал отца. И я, в конце концов, уже принял решение. И я не намерен это решение менять! Пусть никто меня уже не просит за него!
Палач посмотрел на Великого царя. Тот взглядом дал знак.
Тяжёлая рука палача легла на плечо мальчика.
Ацина вздрогнул и невольно втянул голову в плечи.
Палач его вывел и затем, схватив за волосы, резко запрокинул ему голову и полоснул ножом по горлу, а после торжествующе поднял отсечённую голову. А ведь казнённый младший сын эламского царя ещё не достиг совершеннолетнего возраста.
Ассирийцы и вторую казнь встретили с воодушевлением. По их рядам прокатились вновь одобрительные крики. Ещё громче и надрывнее залаяли их псы. Мастифы уже просто срывались с поводков.
Настала очередь самого Теумана, однако он бился в эпилептических конвульсиях: он катался по земле, дрыгал ногами и что-то нечленораздельное мычал. На его губах начала выступать пена. И, несмотря на это, Ашшурбанапал велел не ждать, когда у Теумана закончится приступ.
– Я не намерен дожидаться, когда он придёт в себя. Прикончите немедленно этого пса, – приказал Ашшурбанапал.
Гвардейцы подскочили к Теуману, скрутили его и отдали в руки палача. И тот, придавив коленом эламского царя, разделался с ним, как мясник обычно закалывает какую-нибудь овцу.
Когда через некоторое время палач высоко поднял голову Теумана, то одобрительные возгласы раздались не только из ассирийских рядов, но и эламские пленные радостно закричали. Настолько эламиты уже ненавидели старшего сына Шильках.
И вот так жалко и позорно закончил свою жизнь садист на троне и убийца собственной матери.
И в Эламе ему не нашлось ни одного сочувствующего.
Ни одного!
Эламиты не случайно считали Теумана извергом на троне. Его так и прозвали они.
* * *
В Сузах было достаточно эламских воинов, примерно двадцать тысяч, однако столицу никто из них не собирался защищать, и она сдалась без боя. Её главные ворота были открыты для ассирийцев, и те на следующий день, выстроившись в торжественную колонну, вошли в город под рёв военных труб и барабанную дробь.
Ашшурбанапал сразу же занял цитадель и царский дворец. Он пробыл в Сузах почти месяц.
C нескрываемым удовлетворением Ашшурбанапал провёл ознакомительный осмотр захваченного дворца эламских правителей. На это он потратил пол дня. Дворец был построен ещё три века тому назад, и после этого уже неоднократно перестраивался и расширялся.
Дворец этот, конечно же, значительно уступал по размерам ниневийскому, но тоже был велик и помпезен, и соответствовал высокому статусу эламских владык.
А ещё Ашшурбанапал пожелал осмотреть сам город и его живописнейшие окрестности.
Не зря о Сузах распространялась слава как об очень красивом и большом поселении, причём одном из древнейших в мире. Возраст этого города перевалил за несколько тысячелетий. Он появился намного раньше, чем Вавилон или многие другие города Месопотамии, и поэтому Великий царь решил этот город пощадить.
Ассирийским воинам строго-настрого запретили заниматься бесчинствами и грабить горожан. В многочисленных храмах Суз теперь возносились молитвы во славу Великого царя и непобедимого ассирийского воинства.
Ашшурбанапал ежедневно принимал у себя эламитов. Сюда же, в царский дворец, доставили и знатных эламских беженцев, на которых собирался опереться Ашшурбанапал в этой только что покорённой им стране.
***
Ашшурбанапал после некоторых раздумий утвердил на эламском престоле не какого-то одного претендента, а сразу нескольких. При этом его выбор пал на тех самых беглецов, которые спасались в Ассирии от преследований Теумана. Эти беглецы ему теперь очень даже пригодились. Не зря он их укрывал и содержал за ассирийский счёт столько времени.
Часть Элама получил Таммариту, другую – Никаш, ещё семерым князьям (все они были племянниками казнённого Теумана) тоже достались свои уделы, и они стали самостоятельными правителями незначительных территорий.
Ашшурбанапал намеренно раздробил слишком большой Элам на девять княжеств, чтобы он уже не представлял из себя серьёзной угрозы.
Совершенно независимыми стали горцы луллубеи и проживавшие к северу от них касситы, а на востоке – объявили о своей независимости персы, которые во главе с Теиспом и его сыном Киром I, занялись обустройством своего нового государства, образовавшегося на обломках потерпевшего крах Элама.
И кто бы тогда мог подумать про казавшихся никчёмных персов, что именно это их государство станет в сравнительно недалёком будущем зародышем величайшей Ахеменидской империи?
И луллубеи, и касситы, и персы прислали к Ашшурбанапалу послов с дарами и изъявлениями покорности.
* * *
На обратном пути Ашшурбанапал задумал поквитаться с гамбулийским князем Дунану, выступавшим наиболее рьяным союзником Теумана в Южной Месопотамии и склонявшим к поддержке Элама арамейские племена и халдейские княжества.
Ассирийцы ворвались в Гамбулу и учинили в этом небольшом государстве жуткий погром. Была взята столица гамбулийцев, город Шапибель, раскинувшийся среди рукавов Евфрата и его каналов. Ассирийцы две недели осаждали город и наконец-то проникли в него через проломы в южной стене. После этого в Шапибеле ими была учинена резня.
На этот раз Ашшурбанапал никого не собирался щадить. Город с разных сторон был подожжён, а затем ассирийцы разрушили ближайшие плотины, и воды Евфрата затопили руины столицы княжества, уничтожив всё то, что пощадил огонь.
Двадцать пять тысяч жителей Шапибеля были вырезаны и двенадцать тысяч обращены в рабов. А всего в Гамбулу было убито свыше ста семидесяти тысяч его жителей, и сто двадцать тысяч выживших ассирийцы погнали на север. В плен попали Дунану и его брат Самогуну. Их Ашшурбанапал решил привести в Ниневию и только там учинить показательную расправу над пленными.
Карательная экспедиция Великого царя усмирила всех, кто в Южной Месопотамии подумывал о восстании.
К середине осени победоносная армия вернулась в Ниневию.
И именно в столице Ашшурбанапал намечал отпраздновать самый пышный за последние десятилетия триумф.
Книга на сайте: https://vbartash.kz/books.php?p=book9
Сайт автора: vbartash.kz
Одноклассники автора: ok.ru/...443
