Антон Акулов проснулся посреди ночи от необычной мысли, озарившей его во сне. Мысль была удивительна своей неожиданностью и простотой - надо жениться. Антон поежился и попытался понять, что послужило принятию столь странного решения, а потом вспомнил, что сейчас ему снился борщ со сметаной и сковородка с шипящими в масле котлетами. Все понятно — спутал банальный голод с потребностью создать семью. Ничего себе ошибочка.
Он с облегчением вздохнул, сунул босые ноги в ледяные сланцы и поплелся к холодильнику, по дороге вспоминая, что кроме начатой пачки майонеза там ничего нет. Идти в соседний супермаркет за едой в четыре часа утра очень не хотелось, но Антон понимал, что по-другому отогнать страшные мысли о женитьбе не получится. Пришлось включать свет, искать носки и свитер, чистить зубы и туфли.
Пока спускался в лифте, думал, что лучше купить: фарш или уже слепленные котлеты-полуфабрикаты, пока бродил по пустынному залу круглосуточного магазина размышлял, сможет ли сам сварить борщ. Молодая, но страшненькая девушка на кассе, похожая на сову, сонным голосом проинформировала о том, что фарш несвежий. Акулов поразился двум вещам: что несвежий продукт делает на прилавках, и почему кассирша предупредила его об этом только после того, как пробила чек.
— Ну, Вы же видите, что берете, — уныло проговорила Сова и отвернулась. Бестолковый покупатель в красном свитере и купленный им фарш были ей неинтересны. Она хотела только отдыха и любви. Ни то ни другое не представлялось возможным: ведь отдохнуть, значит — не ходить на работу, а не ходить на работу, значит — не будет денег. А этого допускать никак нельзя, надеяться ей не на кого. Чтобы было на кого надеяться — надо выйти замуж, а для этого надо полюбить. А кого любить-то? Где они кандидаты? Вот ходят, за копейку трясутся, книгу жалоб пачкают.
Антон не был занудой, и конфликтовать не любил, но неуважения к себе не допускал, к тому же кассирша ему не нравилась, да и идти домой - готовить тухлые котлеты не хотелось. Он подошел к уголку потребителя, взял там стул, ручку и жалобную книжку с тусклой печатью. Потом с нескрываемым сарказмом сел напротив Совы и принялся нарочито- внимательно изучать надпись на ее бейдже. Девушку звали Анастасия Акулова. Тут же откуда-то со дна подсознания поднялась вполне последовательная мысль о том, что если жениться на этой Сове, ей не придется менять паспорт. Во второй раз за ночь Акулова передернуло от собственных размышлений, он закрыл книгу, посмотрел на кассиршу взглядом брата и вышел из магазина, прижимая к себе пакет с залежалым товаром.
Небо начинало светлеть. Антон выкинул покупку в ближайшую мусорку и пошел в противоположную от дома сторону. Есть больше не хотелось. Просроченный фарш, выброшенный в урну, наводил на нелепые мысли о скоротечности срока годности человека, об упущенном времени, о равнодушных женщинах и безучастных мужчинах. На пути была рюмочная, работающая, по какой-то непонятной логике, также круглосуточно.
Акулов не имел привычки искать истину в алкоголе, и никогда не пил ранним утром. Но сегодня, следуя той же непонятной логике, он взял себе двести грамм самой дешевой водки и пару вожделенных котлет. Выпил, поел, вернее, закусил. Еще выпил. Нельзя сказать, что стало легче. Главным образом потому, что особо тяжело и не было. Так просто, ночной кошмар, как повод для раздумий и тунеядства. Позвонил шефу, сказал, что нездоровится. Угрызений совести не почувствовал так как, действительно, слегка мутило. Видимо котлеты были приготовлены из супермаркетовского фарша. Хотелось пить, в туалет и спать.
Антон почти бежал по направлению к дому с предощущением счастливого удовлетворения трех главных человеческих потребностей, которое вытеснило все остальные мысли. Навстречу ему с той же скоростью и, видимо, погоняемая теми же желаниями, двигалась Сова-кассирша, очевидно, возвращаясь с ночной смены. Ну и по тому самому закону подлости, два человека с одинаковыми фамилиями, идущие с одной и той же скоростью и начиненные одними и теми же проблемами столкнулись в одной точке. Претерпев при этом одинаковую травму — легкий ушиб правой стороны тела.
— Опять ты, — с досадой буркнул Антон, потирая лечо. Обычно он не позволял себе тыкать незнакомым женщинам. Но и пить дешевую водку в вонючей рюмочной в шесть утра, он тоже никогда себе не позволял, к тому же, с кассиршей они были уже почти знакомы. Он и узнал ее сразу: те же серые круглые глаза, та же дурацкая зеленая резинка на соломенных волосах. И то же выражение лица — выражение уныло-сонной совы с помятым крылом. Только вот совы не плачут, а эта вдруг заплакала прямо посреди улицы, и из круглых серых глаз покатились такие же круглые слезы. Акулов испугался. Он не любил, когда женщины плачут. Особенно когда так неожиданно.
— Ты чего? — Антон схватил свою однофамилицу за руку, озираясь по сторонам и одновременно трезвея, — Ушиблась? Где больно? Здесь? Он поспешно ощупал Сове лоб и голову, свободной рукой вытирая с ее лица слезы, как старший брат. Улицы уже оживились, со всех сторон смотрели окна домов, фары машин и равнодушные лица, спешащих людей. Антону казалось, что реветь вот так вот посреди города — это ужасно стыдно. Нужно было как можно скорее увести кассиршу подальше от взглядов. И не выпуская ее руки, Антон побежал в самое безопасное место на свете - в свой подъезд.
— Заходи, — скомандовал он, пропуская плаксу в квартиру и поспешно закрывая дверь. Теперь можно не церемониться — пусть ревет сколько хочет. Антон скрылся за дверью ванной комнаты, было слышно, как зашумела вода.
Настя Акулова вытирала слезы посреди чужой прихожей и не знала как вести себя дальше. Самое разумное, конечно, повернуться и уйти, не поблагодарив. Да и благодарить-то, собственно, было не за что. Этот человек в красном свитере два раза за сегодняшнее утро унизил ее. Хотя, что особенного он сделал? Жалобу и то не написал. Противно, конечно, когда покупатели вредные, но вредные продавцы тоже — не приятное явление. Сама хороша — кому нужны твои проблемы и недовольная мина, ты кассир — обслуга, сиди себе и обслуживай, улыбаясь. А не можешь — пойди, уволься. И чего разревелась, как маленькая, непонятно. Ну, врезалась с разгону в прохожего, некрасиво, конечно. Ну не убил же он тебя, в конце концов. Не понравилось его выражение лица и грубый тон? Да, неприязнь была видна. И не понравилось именно это. Ведь она — Настя, прежде всего женщина. А этот, пусть противный, пусть слегка нетрезвый, но все же мужчина смотрел на нее, как на грязную лужу, в которую вступил ненароком. И это его брезгливое «Опять ты». Неужели она уже совсем не привлекательна для противоположного пола. Анастасия оглядела себя в висящее перед ней зеркало. Большие серые глаза, бывшие некогда ее гордостью и причиной всех комплиментов, сейчас припухли от слез и потухли от усталости. Густые, рассыпчатые волосы собраны в убогий хвостик зеленой резинкой. Плащ, тоже жутко-зеленый и бесформенный срывает все то, что еще можно и нужно бы показывать. И вся она напоминает лягушку, холодную, зеленую от тоски, покрытую тиной-паутиной. Какой кошмар, стоять в таком виде в квартире незнакомого мужчины. Хотя последний тоже хорош, всего-то примечательного в нем — красный свитер. А так ничего выдающегося: бесцветные пустые глаза, трехдневная щетина на впалых щеках и залысины по обе стороны лба, как два бермудских треугольника. А ведь, небось, обаятельным красавцем себя считает. Хотя, может быть и нет — не многие мужчины задумываются о собственной красоте, они просто любят себя, и все. В отличие от женщин, которые всю жизнь пытаются быть неотразимыми внешне, а живут при этом подобно лошади под дождем. Что-то вечно на себе тянут, что-то терпят, с чем-то свыкаются, ради кого-то мучаются. И никто уже не видит красивую гнедую кобылицу, только рабочую лошадку, уставшую, с опущенной головой.
Вот в чем причина ее, Настиного, одиночества. Сейчас она стоит в незнакомом месте наедине со своим потрепанным отражением, а хозяин квартиры преспокойно сидит в сортире, напрочь забыв о том, что привел в дом женщину. Хотя, в чем его вина? В том, что он не увидел женщину в серо-зеленой унылой кикиморе из кассы. Так она и сама в себе ее не видела, сколько ни всматривалась в большое круглое зеркало напротив…
Конечно, можно прямо сейчас побежать в парикмахерскую, сделать из соломенных волос — золотые локоны. А потом купить в универмаге джинсовую мини-юбку, малиновую блузку с декольте и черные чулки. Можно записаться в фитнес-центр или в бассейн. И то и другое в двух шагах от дома. А заодно на курсы вождения или фотографии. И вот она уже не скучная посредственность, а яркая личность с богатым внутренним миром и блеском в больших серых глазах. И после этого уже ни один алкаш в идиотском красном свитере не позволит себе смотреть на нее с пренебрежением. Она будет сидеть на кассе, освещая все своей улыбкой и заражая всех жаждой жизни. А потом войдет ОН. Самый лучший, самый внимательный, самый сильный и самый единственный. И вот она уже не одинокая кассирша, а принцесса во дворце. Можно добиться всего этого. Но Настя так устала чего-то добиваться. К тому же после ночной смены, ей жутко хотелось спать…
Антон сидел на стиральной машинке и смотрел, как из крана течет вода. Следовало бы побриться, но было лень. Да и зачем? На работу он сегодня не попал, в театр идти не с кем. А для остальных случаев и со щетиной вполне сойдет. Все равно предстоящий день пройдет на диване перед телевизором. Антон ждал, когда хлопнет дверь, закрытая за Совой. Никакого другого развития событий он не представлял. Конечно, возможно Сова уже тайно влюблена в него, и теперь надеется на продолжение знакомства. Может она и лобовое столкновение специально подстроила, заметила его еще ночью — в магазине. Скорее всего, так и есть. Эти старые девы такие хитрые. Интересно она смотрела на себя в зеркало. Идиотка. С такой внешностью и с таким выражением лица женщине вообще должно быть стыдно жить на свете. Зачем он привел ее домой? Приходится теперь сидеть в укрытии, как трусу. Но о чем с ней разговаривать, и как выставлять за дверь, Антон не знал. Пусть лучше она сама тихо уйдет, а он выйдет из ванной и ляжет на диван. А что еще делать? Конечно, можно попросить ее сварить борщ. Хотя вряд ли она сумеет сварить вкусный борщ. Такие мымры, как правило, ни на что не годятся. Сидят себе всю жизнь на кассе, рычат на покупателей. Неужели у них есть мужья? Как можно любить женщину-сову. Серую, унылую и запыленную. Хорошо любить человека, если это человек-праздник. Яркий, живой, беззаботный. Как он — Антон Акулов. Правда, у него тоже нет жены, да чего там — даже невесты нет. Но ведь это потому, что он сам этого не хочет. Ведь поэтому же… Или не поэтому? Или хочет? Антон внимательно посмотрел на себя в зеркало, как бы ища ответа, и вдруг с ужасом заметил, что рукава любимого красного свитера вытянуты на локтях, а швы по бокам и на горловине стали грязно-серого цвета. Интересно, как давно он ходит в таком виде? Акулов быстро сбросил с себя свитер, как шкуру, из глубины зеркала на Антона посмотрел небритый, лысеющий и бесцветный человек-праздник. Праздник неудавшийся и скучный. Кому нужен такой праздник? Нет. Нет. Ерунда какая-то. Ведь Сова же не ушла. Ведь что-то заметила в нем, ведь зачем-то стоит в прихожей и ждет его. Антон просто не выспался, просто устал. Расстроился, как рояль, на котором давно не играли. Нужно было войти в форму. Самоутвердиться. Сова, так Сова. Легкий флирт с ней, ее влюбленность помогут Антону вновь прийти в себя.
Акулов, с силой рванул ручку двери и вылетел в прихожую. Там сквозняком свистел ветер. Входная дверь была широко распахнута…
P.S.:
Он догнал ее у магазина, схватил за руку так сильно, что сам испугался. Отшатнулся. Взял за плечи. Он боялся ее отпустить, как утопающий боится выпустить из рук соломинку. Нет. Она по-прежнему ему не нравилась. Он ее даже почти ненавидел. Как ненавидят докторов, ставящих диагноз. Доля секунды, и здоровый человек узнает, что он давно уже болен, и, оказывается, медленно умирает. Но, только этот доктор и может его спасти. Нет, Антон не будет умирать, он не отпустит своего доктора, свою соломинку, свою судьбу — сероглазую девушку-Сову, у которой, по какой-то мистической случайности, одинаковая с ним фамилия.