Мы встретили их весьма скоро – на первый же день пути. Густые заросли вдоль тропы зашевелились, зашуршали, в просветах замелькали раскрашенные лица. По команде командира дона Карлоса аркебузиры начали взводить затворы. Священник затянул молитву. Лошади зафыркали.
Мы оказались в невыгодной позиции – видны как на ладони, растеряны, испуганы, враг легко мог перебить наш отряд из укрытия даже своим примитивным оружием. Но дикари поступили глупо – вышли нам навстречу.
Их было штук десять. Практически голые, приземистые, какие-то грязные. Лица по-жабьи плоские, безобразные, похожие на уродливые глиняные маски. У каждого через плечо огромный лук, почти с него самого длиной, кожаный карках со стрелами или каким-то образом приторочен за спиной, или торчит из подмышки. Широкий нос проткнут толстой костяной иглой, точно пинчо. Я впервые видел дикарей так близко и рассматривал их со смесью любопытства и отвращения.
Один из них вышел вперёд, что-то пролаял на своём варварском языке и поднял открытую ладонь на уровень плеча. Жест этот, наверное, в любом мире означает отсутствие дурных намерений. Пресвятая Дева Мария, запястье его было украшено массивным золотым браслетом. По шеренге солдат прошёлся восхищённый шёпот.
«Фуэго!» - по команде дона две дюжины аркебузов грохнули почти одновременно. Когда развеялся пороховой дым, всё было кончено. Все дикари лежали на земле, некоторые из них ещё корчились и стонали. Солдаты хладнокровно добили их пиками и с радостным воодушевлением сняли с трупов всё золото, какое нашли. Теперь будет мне работа, чтобы всё это описать и подсчитать.
Мы полагали, что тропа приведёт нас к селению, и не ошиблись. Через час или около того мы вышли на обширное открытое место на берегу небольшой чистой реки.
Деревня оказалась довольно большой. Несколько десятков крытых пальмовыми листьями хижин и примерно столько же строений покрепче и посолиднее. Среди них выделялось размерами сооружение в самом центре, расположенное на невысоком холме. По команде дона Карлоса наш отряд плотным строем двинулся туда. Дикари сопровождали нас любопытными взглядами. Среди них попадались женщины с младенцами на руках. Дети постарше прятались за взрослыми и с опаской взирали на пришельцев. Но страха я не чувствовал, разве что лишь осторожность. Только наши лошади явно пугали туземцев, невиданные животные казались им опасными. Зато наши заряженные аркебузы явно не вызывали никакой тревоги.
Из главной хижины навстречу нам вышел вождь. Его статус угадывался по царственной осанке и по головному убору из ярких перьев. Не только на руках, но и на ногах вождя блестели массивные золотые браслеты.
По команде командира мы построились в каре и ощетинились аркебузами и арбалетами. Потом командир вышел вперёд, показал на браслеты вождя, потом на наш отряд, и сказал несколько слов на языке, который немного знал. В ответ вождь заговорил быстро и непонятно. Было видно, что он не понял ни слова, но смысл требования командира уловил. Он показывал на браслеты, потом на нас, потом в сторону, откуда мы пришли. Глаза его сверкали гневом, а голос срывался на визг.
Командир спешился, сделал три шага вперёд и требовательно протянул руку. Вождь медленно стянул один браслет и бросил на землю перед собой. Дон Карлос усмехнулся, поднял золото, удовлетворённо осмотрел, убрал в сумку и снова протянул руку. Вождь нахмурился и нехотя стянул второй браслет. Помедлил, словно раздумывая, и тоже бросил его под ноги командиру. Тот опять с кривой усмешкой поднял и спрятал его в сумку. Вождь опять что-то визгливо закричал и замахал руками в сторону леса.
Среди толпы туземцев появились воины с луками. Наши солдаты заропотали и плотнее сомкнули ряды. Командир поднял один из своих пистолетов на уровень груди вождя и снова требовательно протянул руку. Вождь не обратил внимания на пистолет и опять гневно замахал руками в сторону леса. Командир недобро усмехнулся, навёл ствол на дикаря, который стоял за спиной у вождя, и выстрелил. В толпе раздались крики, дикарь тут же упал замертво.
Вождь издал воинственный клич и в ярости бросился на дона Карлоса, но выстрел из второго пистолета навсегда охладил его пыл. В тот же миг в нас полетело множество стрел. Большинство из них отскакивали от доспехов, но некоторые вонзились в шею или в руку кому-то из солдат.
На этот раз аркебузиры не стали дожидаться команды. Первым залпом были убиты многие из окружающих нас дикарей, другие разбежались по деревне. Отряд бросился преследовать остальных и добивать раненых. На несколько минут тихая мирная деревня превратилась в ад. Гремели выстрелы, от кислого порохового дыма слезились глаза. Слышались испуганные крики дикарей, стоны раненых, хрипы умирающих.
Мне на глаза попалась мёртвая женщина с младенцем на груди. Молоко сочилось из крупного коричневого соска и смешивалось с кровью. Ребёнок безуспешно пытался выбраться из-под отяжелевшей руки и дотянуться губами до материнской груди. Дон Карлос одним ударом шпаги проткнул обоих и вырвал серьги из ушей женщины.
Возвращались мы с целым сундуком золота. Уже одна эта вылазка могла обеспечить всем нам безбедное существование, а сколько ещё золота можно найти, если пройти немного дальше! Мы потеряли всего лишь двух солдат убитыми, и около десятка были легко ранены. Это очень небольшая цена богатству. Поэтому все были радостно возбуждены и оживлённо переговаривались.
Для меня это было первое путешествие в Новый Свет. Ещё полгода назад я не мог найти себе подходящего места на родине и скитался по городам в поисках лучшей доли. А теперь имею возможность купить себе скромную асьенду и до конца своих дней предаваться радостям жизни. Но это не сильно утешало.
Мне тяжело было видеть кровь и смерть, я шагал мрачно и пребывал в унынии. Заметив это, дон Карлос объяснил, что дикари не люди. Убивать их – не грех, а оставлять в живых нельзя, потому что иначе они без сожаления истребят всех нас.
Корабль наш стоял на рейде за рифами. По приказу командира солдаты развели сигнальный огонь, а пока матросы спускали шлюпки, скинули тяжёлые доспехи и растянулись на берегу. Здесь не было москитов, из-за лёгкого ветерка солнце пекло не так сильно. Мягкий песок пляжа и тёплая вода лагуны расслабляли. Скоро практически все солдаты не смогли устоять перед соблазном и залезли в воду.
Я уверенно чувствовал себя в воде и заплыл довольно далеко. Отсюда я видел, что шлюпки безуспешно пытаются преодолеть гряду рифов. Волна усилилась, и буруны с шумом разбивались о камни. Безопасный проход среди них было найти непросто.
Из-за близкого прибоя я почти не услышал выстрелов. Только после второго или третьего я повернул голову к берегу и обмер. Весь берег был захвачен дикарями. Их было сотня или две, они почти не встретили сопротивления и добивали стрелами беспомощно барахтающихся в воде солдат. Те немногие из нашего отряда, что остались на берегу, были уже мертвы. Остальные один за одним шли ко дну. Я не слышал никаких звуков, и от того зрелище казалось мне ещё более ужасающим. Очень скоро я остался единственным живым из всего нашего отряда.
В страхе и жажде спастись я поплыл в сторону пенных бурунов. Когда волна поднимала меня выше, я видел матросов в шлюпках. Они махали мне руками и показывали куда-то в сторону берега. Я обернулся и тотчас принялся изо всех сил грести к рифу. Узкая и длинная лодка с несколькими воинами быстро приближалась ко мне. Не так страшно было разбиться о камни, нежели погибнуть от рук дикарей.
Я уже слышал, как моряки что-то кричали мне, когда лодка меня настигла. Я нырнул и пробыл под водой сколько смог, пока лёгкие не начали лопаться от напряжения. Вынырнул, почти ничего не видя из-за красных кругов перед глазами, и тут же получил такой удар веслом по голове, от которого лишился чувств.
Но господь смилостивился надо мной. Меня не убили, но взяли в плен. Я пришёл в себя привязанный к палке, которую несли на плечах двое дикарей. Голова трещала, руки и ноги занемели. Я застонал.
Видя, что я очнулся, дикари сняли меня с палки и развязали ноги. Я был совершенно обнажён, всё плыло перед глазами, ноги подкашивались. Но пришлось идти, ибо каждый раз, когда я останавливался, дикари тыкали меня острой палкой в рёбра.
Не знаю, сколько мы шли. Периодически я почти лишался сознания и брёл, почти ничего не видя перед собой. Понял только, что мы достигли какой-то деревни, похожей на ту, где мы раздобыли золото. Здесь меня посадили в глубокую яму и я наконец-то снова блаженно лишился чувств.
Время довольно однообразно там, где всегда лето. Я не вёл счёт дням. Мне давали воду и какие-то плоды, немощь моя постепенно прошла, а раны затянулись. Иногда меня выпускали погулять по деревне в сопровождении двух грозных татуированных воинов. Не знаю, почему меня оставили в живых. Возможно, держали в качестве диковинного зверя.
Понемногу я начал осваивать язык дикарей. Он был далеко не прост. Иногда я никак не мог понять смысла фразы из-за непривычного порядка слов и их изменения в зависимости от этого порядка. Несколько раз меня приводили к вождю. Он что-то настойчиво пытался выведать у меня, я не понимал, вождь злился. Однажды я заметил, что вождю не по себе. На шее у него вырос огромный красный нарыв. Он явно болел и очень досаждал, так что я вдруг посочувствовал вождю и попытался дать понять, что могу ему помочь. Вождь отнёсся к этому недоверчиво, но через день, видимо, измучился настолько, что меня снова привели на аудиенцию. Кое-как, знаками и немногими известными мне словами, я объяснил, что мне необходимо. После этого вспомнил всё, чему учили меня в Саламанке, и призвал на помощь Бога.
Вождь стоически перетерпел хирургическое вмешательство. Примитивный каменный нож оказался на удивление острым, и операция прошла успешно. Уже через два дня меня вытащили из ямы и отвели в отдельную хижину. А потом пришла местная женщина. Очень молодая, почти девочка. Я понял, что стал свободен, но что это давало? Я совершенно не знал, где нахожусь и где искать ближайший испанский корабль, даже если он был.
Поэтому мне пришлось стать членом племени. Я помогал чем мог и даже заслужил некоторое уважение как врач. Потом у меня родился сын, мне набили татуировку, а солнце выдубило мою кожу и сделало её по цвету почти такой же, как и у моих соплеменников.
Испанская речь зазвучала в деревне в полдень. Я выскочил из хижины и упёрся грудью в острие пики. От волнения я заговорил сбивчато, путая слова языка, который начал уже забывать. Пикинер удивлённо округлил глаза и отвёл меня к командиру.
Картина, которая предстала перед моими глазами, до боли напомнила ту, которая навсегда врезалась в память. Отряд конкистадоров выстроился в каре возле жилища вождя, командир нацелился дулом пистолета в живот хозяину.
«Дехадло! - крикнул я – Не делайте этого!» Но было поздно. Вождь бросился на командира, шорох стрел и грохот выстрелов зазвучали одновременно. Каким-то чудом я остался жив, но моей молодой жене не повезло. Я нашёл её мёртвой, прижимающей к груди ребёнка. Молоко вытекало из коричневого соска и смешивалось с кровью. Я взял пику у подошедшего солдата и проткнул своего сына и свою жену одним ударом.
Мечта моя всё-таки сбылась. После нескольких лет службы в отряде аделантадо Кортеса я благополучно вернулся на родину и приобрёл небольшую асьенду близ Средиземноморского побережья. Я уважаемый практикующий хирург, у меня прекрасная жена из рода обедневших донов и чудесные дети. Я искренне люблю их всех и обожаю свою тихую провинциальную жизнь. Вспоминать о прошлом я не люблю. Нет, меня не мучает совесть. Я так и не смог научиться относиться по-человечески к дикарям и их варварским обычаям. Конечно, я испытывал привязанность к своей чужеземной жене и некое подобие отцовского чувства к ребёнку, но на самом деле эти чувства мало отличались от привязанности к лошади или собаке. Мне было жалко их, но я никогда не жалел о том, что совершил. Слишком большая пропасть между нашими культурами, богами, жизненными ценностями.
Автор: Водопад
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: