Найти тему
сахароза

Время как голос Бога. "Притча о Голосе" Германа Броха и "Исповедь" Августина

Что такое время? По каким законам оно существует и что наглядно из себя представляет? Является это лишь мерой бытия, или это нечто большее, соотнесенное с вечностью? И каким образом оно соотносится с Богом? Несомненно, глубоко мыслящий человек хоть раз в жизни задавался этим вопросом.

Многие философы пытались найти ответ на этот вопрос, предлагая каждый свои концепции времени. Так, например, XI книга «Исповеди» Августина блаженного в большем своем объеме посвящена этой теме. «И когда мы говорим о нем, мы, конечно, понимаем, что это такое, и когда о нем говорит кто-то другой, мы тоже понимаем его слова. Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю» - так пишет Августин в XIV главе своей «Исповеди», говоря о том, что четкого определения понятия «время» нет.

Беноццо Гоццоли. Св. Августин учит в Риме.
Беноццо Гоццоли. Св. Августин учит в Риме.

Тема понимания времени и его связи с Богом присутствует в «Притче о голосе» Германа Броха. Философский смысл притчи строится на ряде вопросов, задаваемых учениками рабби Леви бар-Хемье.

Герман Брох
Герман Брох

«Почему Господь наш, да святится имя Его, возвысил голос, начавши творенье?», ничего не могло услышать голос Бога, поскольку еще не было сотворено. Таков был первый вопрос учеников к рабби. Ответ оказался весьма загадочным: «Слово Господа — и да святится имя Его — есть Его молчание, а Его молчание есть слово. Зрение Его есть слепота, а слепота Его есть зрение. Деяние Его есть недеяние, а недеяние Его есть деяние. Подите домой и думайте».

Следующие вопросы касаются отдыха Бога в седьмой день творения мира: «Но для чего же Он тогда сам отделил свое деяние от недеяния, отдыхая в день седьмый? И как мог Он — Он, способный все устроить единым дуновением, — устать и возжелать покоя? Было ли дело творенья столь тяжким трудом для Него, что Он хотел голосом своим себя самого призвать к этому труду?». После последовал встречный вопрос рабби: «Для чего Он, возвестивший о себе в священном имени своем, соизволил собрать вкруг себя сонмы ангелов? Уж не на подмогу ли себе, когда Он не нуждается ни в какой подмоге? Для чего Он окружил себя ими, когда Он сам себе довлеет?» Уж явно не для того, чтобы они слушали его слово и с ними уставшими он отдыхал.

Последний вопрос исходил уже от самого рабби к ученикам: «Зачем Господу нашему, да святится имя Его, понадобилось семь дней для творенья? Что ему стоило раз дунуть — и готово?» Ответ учеников его весьма удостоил. Наш мир так или иначе пребывает во времени, а значит имеет начало и конец. Но для начала необходимо уже наличие времени. Для этого и понадобились ангелы, «дабы они на крылах своих поспешали сквозь время и несли его».

Притча заканчивается возвратом к самому первому вопросу о голосе Бога и ответом на него. Здесь и заключается главная философская идея понимания времени и Бога. Божественный дуализм вещей, будь то слово-молчание, деяние-недеяние, присущ во всей мере именно времени. «Хотя оно объемлет нас и течет сквозь нас, оно является нам при этом немотой и молчаньем. Но когда мы состаримся и научимся вслушиваться в то, что осталось позади, мы услышим тихое журчанье; и то будет время, оставленное нами... И чем больше времени протечет, тем могущественней нам к станет глагол времен; мы будем расти вместе с ним, и на исходе времен мы познаем их исток и услышим призыв к творенью — внимая молчанию Господа и славословя Его».

Таким образом получается, что голос Бога – не привычный нам человеческий слог, это довольно абсурдно (отсюда и такая неудовольственная реакция рабби на вопрос учеников, который человекоподобляет Бога), а ничто иное как само время. Оно всегда находится с нами, объемлет весь мир, мы чувствуем его всегда. И все свое существование оно неустанно творит. Чем дальше мы смотрим в глубь веков, тем лучше мы познаем как голос времен, так и молчание времени. Время связано с Богом напрямую, время составляет Бога, это его голос, творящий мир.

Схожие темы присутствуют и в «Исповеди» Августина, однако раскрытие их, конечно, в некоторых аспектах отличается. И это понятно, ведь средневековым богословским идеям и художественно-философским идеям XX века вполне свойственно отличаться.

Голос Бога, оно же слово, по Августину – инструмент сотворения мира, вечный, как сам Бог. Это начало всего. До начала всего Бог ничего не делал. Время же есть творение Бога, а не его составляющая.