- Мам, привет! - Зоя вздрогнула. Не привыкла, не могла привыкнуть к тому, что этот низкий с хрипотцой голос принадлежит её ребенку. Ещё не снилась с тем, что выше её на две головы, бреется и не разрешает тягать тяжёлые сумки. Он взрослый. Он мужчина.
Зоя помнила его длинным, как день без завтрака, подростком, который складывал карманные деньги в коробку из- под импортного печенья.Копил на подарок подружке.
Помнила смешным первоклашкой, вопящим:" Мама, у меня пятерка!"
Серьезным трехлеткой, сосредоточенно лепящим кулич в песочнице. Панамка в синий горох съехала набок, белесые бровки насуплены.
Помнила первую улыбку, первый зуб, первое слово.
Помнила тот вечер, когда шла после концерта одна домой. В ушах бился ритм фламенко, сердце стучало кастаньетами в руках танцовщицы.
Их было трое. Трое недолюдей, оглушивших и затащивших в подвал. Боль, рвущая тело изнутри, липкий, тошнотворный ужас: " Это неправда, это происходит не со мной!"
Гадливые усмешки насильников. Пинок в живот напоследок.
Помнила отупляющее спокойствие, на смену которому пришел такой стыд, что хотелось просто шагнуть в окно.
Тогда сказала себе:" Нет. Я сильнее вас троих. Была и буду. Жила и буду."
Пока не поняла, что беременна . Ненависть может быть спокойной и холодной. Такая ненависть не оставляет камня на камне от того, кого ненавидят
И от того, кто ненавидит.
Зоя ненавидела собственное тело, предавшее, заманившее в ловушку.
Аборт. То, что росло в ней, не должно жить. Ребенком это назвать не поворачивался язык.
В больницу не шла, летела. Скорей,скорей, вырвать это из себя, уничтожить, забыть!
Проезжая часть. Белая шапочка, синие глазки - пуговки. Визг тормозов. Зоя в последний момент успела выдернуть девчушку из- под колес под мат водителя и истошные крики матери.
Помнила прикосновение маленьких ручек и запах детского тельца.
Выпрямилась, выдохнула. И повернула домой:" Ты - мой! Маленький, беззащитный кусочек меня, не их. И я буду любить тебя. Несмотря ни на что".