Пожалуй, следует признать, что история, как научная дисциплина, действительно, имеет ряд специфических черт, не всегда понятных профанам и обывателям. Да, эти особенности существуют, и, да, их не малое количество. Они присутствуют в исследовательских методах истории, ее форме подачи материала, восприятии исследуемого объекта и самих результатах научной деятельности историков. Однако зачастую ярые противники истории - сегодня это, как правило, глобалисты, материалисты и служители других наук - в своих обвинениях и нападках бывают несправедливы, преувеличивая эти особенности. Из-за этого подчас образ истории в массовом сознании принимает уродливо-карикатурную форму, совершенно, надо заметить, не соответствующий истине.
Один из самых старых упреков в адрес истории, который на самом деле отчасти справедлив, заключается в том, что в этой дисциплине применяются литературные методы. Следовательно история вовсе не наука, а все лишь вид искусства. И даже более того - только один из поджанров литературы, полностью подчиняющийся ее законам. Такая логика кажется лично мне несколько притянутой за уши. Хотя некоторые интеллектуалы даже строят на ее основе теории, используя для обозначения методов истории чисто литературную терминологию. Как, например, это делает Хейден Уайт в своей “Метаистории”. Надо сказать, если я правильно понял теорию данного автора, Уайт классифицирует не столько сами способы объективного подачи исторического материала, сколько их субъективные проявления. Он сам в своей работе сопоставляет свои исторические “жанры” с политическим подтекстом, как бы признавая, что рассматривает уже заранее необъективные работы, искаженные идеологическим субъективизмом, которого по идее и вовсе то не должно быть. Я полагаю, что судить о всей исторической дисциплине по ее отклонениям и ошибкам также абсурдно, как и писать учебник по человеческой анатомии, используя в качестве источников образцы мутации и неудачных генетических экспериментов. Да и, как мне кажется, сама литературная терминология в данном случае связанна со спецификой научных и мировозренческих взглядов Уайта, а не конкретными признаками исторического нарратива. Тем более, что это и не всегда нарратив. Далеко не у всех исторических работ есть строго выраженное начало и конец. Существует масса работ по истории, выполненных в виде описания. Особенно это касается истории культуры, экономики и социальной истории, где могут рассматриваться отдельно взятые произведения искусства, явления или общая социальная обстановка, без линейного процесса повествования. Но, если пойти дальше и начать утверждать, что описание — это аналогичный повествованию подвид литературной деятельности, то получается придётся признать, что и всем известная медицина и ботаника тоже есть не более чем литература, ведь в этих науках описание играет довольно значительную роль.
Конечно, нельзя отрицать некое литературно-творческое начало в написании историками своих трудов. Но, тем не менее, его присутствие вовсе не означает полного вытеснения художественными компонентами доминирующей научной составляющей в исторических работах. В действительности литературность истории связанна со способами восприятия информации человеческим разумом и его психологией. Художественное оформление происходит из человеческого желания украсить труды своей деятельности, сделать их привлекательными для окружающих обывателей и других специалистов, а также, возможно, выразить таким образом почтительное отношение к предмету своего исследования. Последнее особенно касается историков XIX века - эпохи романтизма, национализма и периода еще только становления истории, как научной дисциплины, ее академизация, когда еще не были выработанные строгие каноны, и исследователи прошлого могли позволить себе обильно использовать литературные приемы. Однако, стоить отметить, что сегодня отношение историков к своей деятельности и к своему читателю несколько изменилось. Язык их работ стал более сух, они больше не выражают восторг, одобрение или наоборот негодование по поводу изучаемых ими событий или явлений прошлого. По крайней мере, если художественность и появляется в работах современных историков, то для таких трудов существует специальное классифицирующее определение “Научно-популярная литература”, направленная специально на развлечение несведущей публики, которая желает приобщиться к миру науки. Поэтому обвинения в излишнем употреблении художественности в своих работах историками, сейчас несколько потеряли актуальность и не так справедливы, как еще 150 лет назад.
Другое дело, что если капнуть поглубже, в самую суть, то окажется, что дело совсем не художественности и литературности, как таковых, а в обильном и неосознанном применении историками воображения в своих трудах, точно также как это делают сочинители романов, трагедий, комедий и прочего. Противники истории говорят, что как таковая история существует только в нашем воображении. То есть, так или иначе, она есть всего лишь конструкт фантазии и языковых средств, через которые она находит свое выражение в настоящем. Другими совами, просто иллюзия...
И это один самых нелепых аргументов, которые можно привести для подрыва авторитета истории и ее сторонников. Настолько, что это больше похоже на пустую придирку, чем на реальный аргумент. Главная загвоздка, за которую цепляются недоброжелатели и противники истории, состоит в том, что объект исторического исследования невозможно увидеть. Следовательно его вообще не существует? Его нет? Едва ли. Большинство современных наук, занимающихся изучением окружающего мира, вынуждены работать с тем, что человеческим глазом увидеть невозможно, за исключением лишь некоторых их косвенных признаков. Возьмем в качестве примера всем известную модель строения атома Эрнеста Резерфорда. Все хорошо представляют себе эти знаменитые изогнутые линии, круги, по которым движутся разноцветные шарики, вокруг кучки других цветных шариков. И самое интересное в этой четко вписывающейся в наше сциентистское мировоззрение картине то, что все это не более чем плод нашего воображения, точнее воображения ученых, придумавших это. Никаких цветных шариков, плюсиков, минусиков, четко очерченных траекторий и прочего там нет. А о том, что там существует на самом деле мы можем лишь строить абстрактные предположения и догадки. Точно также дело обстоит с гравитационными и электромагнитными полями, радиоактивным и инфракрасным излучением, живыми клетками и вирусами, и практически всей математикой. Зачастую наука сталкивается с объектами и явлениями, которые нельзя напрямую увидеть, но которые определяют окружающую реальность и нашу жизнь в ней. Для ее восприятия люди часто вынуждены изменять, дополняя или искажая что-то спокойно существующее без человеческого участия. В том числе и прошлое. Однако это не означает, что этого нет или наши представления о нем совсем уж ошибочны. Да и почему мы обязательно должны рассматривать прошлое, как небытие? Может быть, уходящая в прошлое реальность вовсе не исчезает, а продолжает существовать навсегда запертая в отдельно взятом моменте где-то позади нас. Или не позади, а совсем рядом, так что нужно лишь протянуть руку, чтобы достать ее. В конце концов, пространство и время никогда не существует по отдельности и не слишком отличаются друг от друга. Так, может как-нибудь возможно воспользоваться их связью и вернуться туда, что, казалось бы, навсегда исчезло? В любом случае это уже что-то из области научной фантастики и вряд ли будет возможно в ближайшем будущем. Весьма спорно и само наше понимание реальности, чтобы говорить о том, что один аспект бытия реален, а другой нет. С чего бы лично мне вообще быть уверенным, что реальность существует? Что есть на самом деле что-то помимо меня и моего постоянно работающего сознания (cogito, ergo sum)? Вся информация об окружающем мире поступает в человеческий мозг через органы чувств, расположенные по всему телу, но что, если все они ошибаются, нарочно посылаю неверную информацию? Получается весь мир, который мы знаем не есть сам мир, а лишь его отражение в нашем сознании - иначе можно сказать воображении.
Однако, по сравнению с классическими науками, у истории, активно использующей в своих методах воображение, есть одно большое преимущество. Суть его сводиться к тому, что благодаря воображению в истории абсолютно не существует моментов, которые находились бы за гранью человеческого понимания и были бы недоступны для познания. Надо помнить, что, конечно, историю невозможно познать полностью. Это связано с тем, что некоторых вещей мы просто не знаем и уже не узнаем никогда. Как выглядел Карл Великий? Какие доспехи носил Гай Юлий Цезарь во время Гальской войны? Как звали человека, готовившего завтрак для короля Генриха VIII? Миллиарды, даже триллионы, мелких, а порой и весьма даже значительных, фактов навсегда останутся для нас неизвестными. И, да, вместо этих фактов мы вынуждены вставлять собственные ментальные образы, основанные на наших предположениях и жизненном опыте. Но, с другой стороны, если предположить, что по какому-то чуду нам вдруг стала доступна абсолютно вся информация о прошлом, вплоть до самых незначительных деталей, то все равно человеческий разум просто не смог бы вместить всех этих знаний. Даже с нынешним количеством откровенно обрывочных данных о прошлом не хватит и целой жизни, чтобы изучить и десятую долю всей этой огромной информации. Хотя, пожалуй, это и не нужно. Чтобы познать историю нам не нужно знать абсолютно все ее составляющие. Вполне достаточно и абстрактного представления. Например, когда мы говорим слово “автомобиль”, что мы себе представляем? Конкретную машину определенного цвета, марки, комплектации, года выпуска? Нет, скорее всего нечто весьма смутное, бесцветное и почти бесформенное. Но тем не менее, мы видим автомобили на улице каждый день и едва ли можем сказать, что не знаем их и не осознаем самой сути машины. Истории все равно повезло. Несмотря на то, что скорее всего наши представления об образах прошлого кардинально отличаются от того, что было на самом деле и что видели современники прошлого своими глазами, в их жизни навряд ли было что-то, чего мы не смогли бы постичь и представить хотя весьма смутно. В других же науках, таких как физика, существует большое количество понятий, которые человеческий разум вообще не способен вместить. Как может человек представить себе, скажем, бесконечность? Или Ничего - абсолютную пустоту и небытие? Хотя физики активно пытаются овладеть этими понятиями, стоит признать, что некоторые вещи в принципе недоступны для человека и никогда не будут им познаны.
Таким образом, не стоит обвинять историю в несовершенстве и приписывать ей какие-то недостатки, в то время как сам человек весьма ограничен своим разумом и способами познания мира. Возможно, именно человеческой психикой объясняются многие особенности методов истории, но такова его природа, что каков бы умен человек не был, его разум не может существовать отдельно от психологии. Так может стоит признать это, покориться и перестать требовать от историков невозможного?