оглавление канала
Ему даже в голову не пришло, что его распоряжение может быть не выполнено. Найден испуганно вскинул на меня глаза. Я успокаивающе прикрыла веки, мол не волнуйся, все будет хорошо. Повернувшись лицом к Саше, все еще занимающемуся своими ботинками (шнурки там у него запутались, что ли?), я решительно проговорила:
- Никуда он не поедет. Он что вам, предмет какой? Он человек, и имеет право находиться там, где ему больше нравится. Насколько я поняла, как члена экспедиции вы его не опознали. В разбойниках он тоже не числится, не так ли, Василий Егорович? – Я требовательно уставилась на участкового.
Тот поспешно кивнул головой, доставая свой огромный носовой платок и вытирая им затылок:
- Точно так… Я запросы по нашему ведомству и в район, и в область отправлял. Его приметы не значатся в нашей базе. Так же, как и нет заявлений о пропаже никого подходящего ему по общему описанию. – Отрапортовал он мне, словно я была его начальством.
Я с благодарной улыбкой кивнула участковому, и тут же опять обратилась к приезжим «искателям»:
- Вот видите? У вас нет ни малейшего права принуждать человека следовать вашим указаниям. А насколько я понимаю, человек хочет остаться здесь, на кордоне. И это целиком и полностью его право.
Что Саша, что Дорофеев в первый момент уставились на меня в легком недоумении. Им и в голову не приходило, что кто-то может им возражать. Степан Ильич захлопал растерянно белесыми ресницами, нервно поправляя дужку очков на переносице. А Ольховский, зло сощурившись, словно кот, увидавший добычу, проговорил почти угрожающе:
- Что ты хочешь сказать этим? Если я сказал, он поедет, значит, он поедет! И это приказ, он не обсуждается! – Его красивые чуть припухшие, как у девицы губы, сжались в тонкую струнку, подбородок стал похож на булыжник. На скулах нервно заходили желваки.
Моя улыбка сделалась шире. Окинув Сашу взглядом с ног до головы, я напевно протянула:
- Ой ли… Приказ для кого? Ты опять забыл, что не в своем управлении. С какого такого перепуга этот человек должен подчиняться твоим приказам. То, что он потерял память, еще не дает тебе права им командовать.
При этих моих словах, все долго сдерживаемое раздражение Александра прорвалось наружу, и Ольховский рявкнул:
- Ты мне не будешь тут указывать! Я сказал, поедет, значит поедет!! И если тебе мало неприятностей, я тебе их организую!! – И он, с угрожающим видом, сделал шаг ко мне, забыв про мои чистые полы.
А мне сделалось смешно. Я еле смогла удержаться, чтобы не расхохотаться в голос. Не оставаясь в долгу, я тоже шагнула навстречу ему, посмотрела прямо в глаза, и тихо проговорила:
- Ты никак мне угрожать вздумал, голубь? Ай-ай-ай… да еще при свидетелях. Кажется, у вас это называется «превышение полномочий или злоупотребление служебным положением», или как-то наподобие. Могу тебя уверить, что все областные газеты с огромным удовольствием напечатают статью о «распоясавшимся чиновнике», сейчас эта тема довольно востребована в нашей прессе. И хочу заметить, что никакая ваша «секретность» тебя не спасет. Ты же знаешь наших журналистов, у них ну просто ничего святого… - С наигранным сожалением заметила я.
Саша скрипнул зубами, и прошипел, кажется забыв, что мы в комнате находимся не одни:
- Да ты понимаешь, дура проклятая, с кем ты связываешься?! Да ты знаешь, ЧТО это была за экспедиция, и какой допуск секретности там был?!
Я широко улыбнулась.
- Думаю, эта информация пройдет на «ура» в нашей прессе. Ты же знаешь, как люди охочи до всяких там секретов и тайн. А тут, представляю себе заголовок крупными буквами на первой полосе: «Работник спецслужб Ольховский А.Е. делится секретами о пропавшей экспедиции»! Публика будет в восторге!! У нас же сейчас не старые времена. Свобода слова, и все такое…
Едва сумев разжать челюсти, он проговорил:
- Твою статейку у нас никто не напечатает. Не рискнут…
Я охотно с ним согласилась.
- Наверное, ты прав. В области, скорее всего, не рискнут. А вот в Ленинграде или даже в Москве, с превеликим удовольствием. Ты знаешь, есть у меня на примете пара-тройка талантливых молодых ребят, только начавших делать свою карьеру. Причем, заметь, вполне успешно начавших. Думаю, на такой информации можно заработать себе хорошее имя. Только, мне почему-то кажется, что твоему начальству это вряд ли понравится. И уж точно, по головке тебя не погладят!
Мне показалось, что он меня сейчас ударит. Честно говоря, я этого ждала с нетерпением. Потому, как знала, что ответочка прилетит немедленно. Мне давно хотелось ему врезать. Но это бы расценивалось, чуть ли не как террористический акт, нападение на сотрудника при исполнении и прочее. А при таком раскладе, как сейчас, мне будет можно инкриминировать только самооборону. Наверное, он это прочел в моем взгляде, а может быть заметил, как я уже сжала кулак. Потому что, глаза его перестали полыхать гневом, и он сделал полшага назад. Я посмотрела на грязные следы от его ботинок, оставленные на чистых досках пола, и брезгливо поморщилась.
- А теперь, я буду вам весьма признательна, если вы покинете мой дом, Александр Евгеньевич. А то от вас, как обычно, остается слишком много грязи. – И видя, что он не реагирует на мою изысканную вежливость, только едва припорошенную легким флером ехидства, чуть прибавив громкости, проговорила с презрением. – Пошел вон, пока я не натравила на тебя собаку!
Он напрягся, словно готовый к броску, но тут очнулись все присутствовавшие при этом разговоре, если можно так выразиться. Ко мне подошел Найден и, встав рядом, спокойно произнес:
- Верея права, я никуда с вами не поеду, и насколько я могу судить, нахожусь в своем праве. Думаю, вас больше здесь ничего не держит, и вам надлежит уйти из этого дома.
Голос его звучал твердо, как сталь, глаза холодно смотрели на Сашу, и в них затаилась угроза. Честно говоря, даже я слегка обалдела от его выступления. Какая выдержка! Какой слог!! А может он и вправду, придуряется, а сам все хорошо помнит? Ну, это мы позже выясним, а пока следовало избавиться от своих «гостей». Тут же вступил и Дорофеев, косясь опасливо в мою сторону, он взял Ольховского за рукав и проговорил почти просящим голосом:
- Александр Евгеньевич, голубчик, что это вы… Мы выяснили все, за чем приезжали. И граждане абсолютно правы. Мы не имеем права принуждать кого бы то ни было выполнять ваши указания. Этот человек не относится к сфере нашей деятельности и потому, не обязан подчиняться. Пойдемте, голубчик, пойдемте…
«Голубчик» нервно выдернул свой рукав из пальцев Степана Ильича, но ослушаться не посмел. Молча зыркнул на меня, словно рублем одарил, и вышел вон из дома, громко хлопнув дверями. Дорофеев наскоро прощебетал извинения со всей возможной в данной ситуации вежливостью, и тоже юркнул за дверь. За ним потянулся участковый, все это время в легком обалдении следивший за нашей «милой беседой». Пробурчав невнятное «до свидания», он неодобрительно покачал головой, и помчался догонять поспешно ретировавшееся начальство.
Я выдохнула с облегчением только тогда, когда услышала звук отъезжающей машины. Дед Авдей, приподнявшись опять с лавки в момент, когда гости нас покидали, вновь плюхнулся обратно и на выдохе произнес с явным облегчением:
- Ну слава тебе… А то я уж думал, все… сейчас Найдена эти аспиды и уволокут. Обошлось… - И вытер тыльной стороной ладони якобы вспотевший лоб. Потом жалобным голосом мученика попросил, - Вереюшка, мне бы чайку… А то чегой-то в горле все высохло…
Я с дедом была полностью согласна. Чаю нам выпить бы сейчас всем не помешало. Принялась хлопотать возле стола, накрывая к чаю нехитрую снедь. А Найден уселся в уголке и задумчиво смотрел в одну точку. Такая задумчивость моего подопечного меня слегка насторожила, но при Авдее я не стала выяснять, что, да почему. Каким-то чутьем, не то пятым, не то шестым по счету, я ощущала, что серьезного разговора мне с ним не избежать. Стала разливать чай, соображая, как бы поскорее выпроводить деда Авдея так, чтобы не обидеть старика. Но он и сам не стал задерживаться. В несколько больших глотков выпил травяной чай, и суетливо засобирался домой, ворчливо приговаривая:
- Вот же напасть какая… Алекся меня, чай уж и потерял совсем. А я тут чаи гоняю…
Встал со скамьи, сгреб с вешалки свою кепчонку невразумительного цвета, всунул ноги в сапоги, и, кивнув головой в нашем направлении, коротко бросил:
- Прощевайте… Ежели что, зовите… - И не уточняя что «ежели что», вышел за дверь.