- Произошла дичайшая ситуация. Иду я по коридору первого этажа, а навстречу из холла втаскивают какого парня и начинают лупцевать. Это были ребята с моего курса. Там затесался и Серёга. Они дубасят парня, у него кровь по лицу, он падет, его начинают пинать. Серёга и молотобойцы были после рабфака, не совсем интеллигентные ребята. Тут выскакивает девушка из дверей душевой, она в халате с полотенцем на голове и ее голые ноги снуют между бьющими. Она пытается защитить бедолагу, я тоже хочу остановить побоище, всюду кровь. Но нужно запомнить, что когда его за шиворот подняли с пола, он в крови, но я заметил, как отважно он смотрел на ту девушку и улыбался как-то плотски, но в то же время солидарно.
- Он на неё напал?
Мне пришлось объяснять бытовые детали. На первом этаже были душевые, и городская шпана по вечерам лазила к окнам душевой и подглядывала. Окна были закрашены почему-то именно снаружи, шпана отскабливала краску и занималась нехорошими процедурами. Организовывались секретные засады из среды студентов по отпугиванию этих извращенцев («Они просто эротоманчики» - заступилась Маруся). Там была раздевалка или одевалка, и в этот вечер наша девушка (такого вольного типа), будучи уже в халатике на голое тело, увидела сквозь потёртость в окне его глаза. Позже она мне рассказала, как всё было…
- Надеюсь, ты-то её не поимел, - не угомонилась Маруся.
- Надейся. Но ты вряд ли имеешь такую вызывающую выдержку - девушка, глядя ему в глаза, открыла полы халата и даже сказала: «Ты здесь ради этого»…
- Сказала или спросила?
- Я не уточнил. С минуту он смотрел, не убежал, и она услышала, как его схватили.
- Так она была в сговоре с молотобойцами?
- Этого я тоже не уточнял. Хотя ты возможно и права. Но во время избиения она, пусть и послужив ловушкой («Сладкой» - добавила Маруся), вступилась за него, поняв, что игра зашла далеко. В повести я описал всё это, особенно их глаза и взгляды, их какое-то обоюдное электричество в момент её распахнутости.
- Умеешь же ты подобрать слова. Распахнутость! За что я тебя и ценю!
- И у меня в рассказе этот парень уже не в первый раз давал себе зарок, что придёт к этим окнам в последний раз. Этот последний раз растянулся на множество разов, и стал его болезнью, одержимостью, элементарной мини-манией.
«Комната с балконом и окном
Светла сейчас
Чиста как день,
Который вместе видел нас
В последний раз».
- Он приходил мастурбировать?
- Такие слова тогда были неизвестны, а слово «онанизм» считалось ругательным и запретным. Эти, что его пинали, с яростью назвали его онанистом, как будто они были святые и никогда этим не занимались. А потом та девушка очень жалела, что пошла на сговор (как ты, Маруся, верно разоблачила) с этими мужланами-лицемерами. Теперь я понимаю, почему в тот вечер там образовалась большая прореха в закрашенном окне.
– А-а-а, всё-таки она была «сладкой приманкой», как и твоя куку-ралева!
- Опять обзываешься! Не обвиняй бездоказательно.
- Слушай, а ты сам там был, ну, снаружи тех окон… - Маруся с подозрением зыркнула на меня.
- Конечно. Как бы я описал ту историю, не посмотрев и не постояв там, у того окна.
- Всё это очень подозрительно… - Начала было Маруся, но я поспешил закончить нашу встречу:
- Ты говорила, что хочешь сварить борщ малышам. А потом уже поосмылишь звучание идеальной манИи, её потоков, её ответвлений и разветвлений, как она размагничивается в низкие слои или как она не поглощается низшими уровнями, а поднимается всё выше – к горним вершинам, и как ты и твоя душа поднимаетесь вместе с нею, и как этому в высшей степени могут способствовать женщины (ни в рождении детей, ни в сексе, ни в бытовой суете) - в поднятии души и духа, в процессах трансформации человеческого разума, ума, сознания – вот в чём величайшее назначение женщин, которые это делают даже ненароком, неосознанно, даже когда они являются всего лишь спусковым крючком основного процесса осознавания и становления на Творческие Пути…
- Пока! Надеюсь, это не было нашим Последним разом! Борщ! Борщ! - и Маруся, бросив на столик смятые купюры, поспешно сбежала с веранды придорожного кафе.