Кажется, Эразм Роттердамский сказал эту крылатую фразу - "Моя Родина там, где моя библиотека", которую сейчас вспомнила Эля. Она всегда, думая о доме, вспоминала, в том числе, и свою домашнюю библиотеку. Как точно сказано: «Моя Родина, там, где моя библиотека»! Элькина библиотека занимала почти половину жилого пространства ее и без того тесной квартирки в 28 кв. м. Элька переехала в другой город по месту работы мужа, а поскольку домашняя библиотека так и осталась в Москве, значит, получается, что там и ее Родина.
Над этой фразой, правда, потешались Элькины друзья, называя автора афоризма не Эразмом, а Маразмом. Они считали, что Родина там, где дом, семья, там, где комфортно, а уж библиотека это дело десятое, наживное. Но Эля пропускала насмешки знакомых мимо ушей.
Библиотеку собирал ее дедушка Гордей. Но часть библиотеки пропала, когда еще мамина семья проживала в бараке на Соколе. Соседи, и ведь вроде все такие интеллигентные люди, под «честное слово» брали почитать книжки и не возвращали, попросту теряли их. Иногда эти с виду интеллигентные люди растапливали без всякого зазрения совести соседскими книжками свои печурки (хотя война уже закончилась), иногда пользовались страницами, пардон, в барачном отдельно стоящем на улице туалете с очком. Позже часть библиотеки «пропили» собутыльники Элькиного дядюшки. Какую-то часть прикарманил пронырливый муж маминой старшей сестры Альфред. Последняя часть библиотеки пропала при принудительном переезде из барака.
Дело в том, что когда барак на Соколе определили на слом, две сестры Элькиной маман и старший брат имели уже свои семьи, и жили отдельно. Некоторые соседи мало-помалу тоже разъехались по московским коммуналкам. В бараке осталось несколько семей, не довольных расселением, в том числе престарелые родители Элиной мамы, ее незарегистрированные мама и папа (а Эля была тогда «в проекте»), и младший брат ее мамы с семьей, алкоголик. Варианты жилья, которые им предлагали, не подходили, а предлагали две смежные проходные комнаты на семь человек, по сути, на три разные семьи (бабушка-дедушка, мама-папа-Эля, дядя-тетя-Гаврик), да еще в коммуналках. Логика такая: «Раз у всех одна фамилия и кое-кто не расписан и не прописан в бараке, ну, и селитесь все вместе».
Пока, мама и бабушка отстаивали свои права на три раздельные комнаты, умер дед Гордей. Умер нелепо. Рабочие уже начали ломать барак, а дед все сидел у окна и упрямо читал газету. Отлетевшей случайно балкой его немного пришибло. Он заболел. Но умер он не от самого удара, а от начавшегося на нервной почве приступа астмы. Поэтому обвинение никому не предъявляли, считалось, что умер он от профилирующего заболевания.
Короче говоря, все переселение из барака Элькиной семьи закончилось тем, что приехал милицейский патруль и наряд военных, в принудительном порядке посадили все семейство в армейский грузовик, побросали туда же вещи и отвезли в предназначенное этому семейству жилье.
Это была, естественно, коммунальная квартира, где две комнаты, правда, смежно-изолированные, предназначались беременной Элей маме, папе и бабушке, а также семье дяди-алкаша. Чтобы как-то разделиться, смежную дверь между комнатами забили досками, и получилось две отдельные комнаты.
А домашняя библиотека? А большая часть домашней библиотеки в суматохе при переезде уехала каким-то образом на казенном грузовике в чужой дом, в чужую квартиру, а, скорее всего, уплыла в чужие руки. Поискали ее, поискали, но не нашли.
Управы на принудительный переезд не было никакой, считалось, что жильцы сами виноваты, дотянули до последнего, а формально все по закону. И никто и не пытался судиться с государством. На дворе 60-е годы, а у всех в памяти еще отчетливо сохранились репрессии 1937-1953 гг., мало ли куда все могло повернуться, никто толком не знал, людей приучили к осторожности.
Мама Эли все же сохранила несколько книг, а когда немножко обжились на новом месте, Элины родители стали собирать новую библиотеку. Было это нелегко, но мама работала в министерстве и имела доступ к «списку книг», распространяемых «для верхушки» - начальников, правда, очередь до нее доходила, когда уже и выбрать было нечего. Она также подписывалась в книжных магазинах и регулярно ходила отмечаться. Библиотека собиралась всю жизнь, и этот процесс еще не закончен. Такие же хорошие и огромные библиотеки собрали и обе мамины сестры, Элькины тетки. Когда Эля подросла, библиотека стала предметом зависти ее одноклассников и сокурсников.
Эля вспомнила сейчас почему-то, что ее двоюродная сестра Тата ничего лучше не придумала, чем когда-нибудь осуществить мечту – завещать свою домашнюю библиотеку после смерти своих родителей не семье и не своему единственному крестнику (своих детей у нее не было), а государству.
- Вот безмозглая дура, – злились на Тату втихаря все родственники, племянники, подруги и соседи, деля шкуру неубитого медведя. – У нее столько родственников, которые могли бы ухаживать за ней в старости, а она мечтает ухнуть все псу под хвост, как будто государство будет ей благодарно или похоронит ее за государственный счет. Квартирку ее отдадут какому-нибудь постороннему человеку, а пожелтевшие книги вообще выбросят на помойку, или в лучшем случае растолкают по букинистам. Или поживится добычей какой-нибудь чужой дядя, хорошо, если не бандит.
Одна Эля оставалась равнодушна ко всем этим злым разговорам, она понимала, что кузина ее всегда была подчеркнуто патриотична. А может, дразнила родственников и подруг от скуки и одиночества. Кроме того, Эля просто не знала, как свою-то библиотеку перевезти в другой город или даже в новую квартиру в Москве в условиях реновации, транспортировка стоит дороже, чем стоимость библиотеки (по оценке заинтересованных букинистов).
Но ведь кроме домашней библиотеки, Эля всю жизнь хранила в памяти первое впечатление от посещения многих других библиотек, особенно своей первой в жизни районной библиотеки – «библиотеки возле 107-го корпуса». Впервые в эту библиотеку привел ее папа Михаил Васильевич, ему надо было подготовиться к какому-то докладу на политзанятиях.
"Сто седьмой" это был то ли номер корпуса, то ли номер продовольственного и овощного магазинов возле библиотеки. Тогда еще еда была важнее, чем духовная пища.
Вспоминая библиотеку, Эля запомнила, что ее поразила атмосфера, тишина, царившая в залах, изобилие книг, и на всю жизнь запомнился библиотечный запах бумаги и свежей типографской краски. По оформлению залов и обстановке библиотека напоминала ей фойе театров или музей. В библиотеке висели такие же, как в музее, шторы с рюшечками и воланами, стены были из мрамора, стоял огромный рояль, возвышались полированные кресла и диваны в чехлах, в углах примостились фикусы.
Во всех трех залах стояла такая тишина, что слышен был шелест страниц в читальном зале. Вот эта «громкая и красноречивая» тишина, спокойствие и уют, а также особая «пафосная» атмосфера поразили девочку и привили любовь к библиотекам на всю жизнь.
После того первого посещения библиотеки, Эля часто играла в библиотеку со своими куклами и соседскими детьми. Но как ни странно, исполняя роль библиотекаря, она никогда не хотела остановить на этой замечательной, благородной профессии свой выбор, когда вырастет.
Эле очень понравились приклеенные карманы на книжках с карточками в них, да и сами картонные карточки с такими же карманами – формуляры, которые заполняла библиотекарь ровным, красивым и понятным почерком. Библиотечный фонд, формуляр, абонемент, - слова, которые сразу чем-то понравились и запомнились девочке. Дома Эля моментально перепортила все книги, проштамповав их печатью из ластика на 17-й странице и наклеив карманы, а также завела такие же формуляры. Мама - Любовь Гордеевна частично еле-еле спасла свою, с таким трудом собранную домашнюю библиотеку. А Михаил Васильевич все же успел спрятать повыше на антресоли подарочный экземпляр – фолиант Н.В. Гоголя «Мертвые души», который он любил читать еще маленькой Эле на ночь, в надежде, что она быстрее уснет оттого, что ничего не поймет и от монотонности голоса. Эля притворялась спящей. Но как только у самого папы начинали слипаться глаза, Эля открывала свои живые карие глазки и кричала: «Папа, папа, читай, ну, что там про Чичика!"
В трудные и голодные 1990-е годы 20-го века, когда Михал Василич угодил в реанимацию с инфарктом и инсультом, Элина мама, скрепя сердце, отнесла этот фолиант и некоторые другие книги в скупку, ведь надо было как-то выживать, доставать лекарства, платить врачам, дарить им подарки – конфеты, коньяки, кофе (трудное тогда было время), чтобы вытягивать папу из больницы.
Позже Эле нравился сам процесс – приходить в библиотеку, сразу вдыхать знакомый запах книг и погружаться в библиотечную атмосферу, как в сказку, выбирая книжки на полках. Затем переждать 2-3 человека у стола библиотекаря, чтобы записать книгу, а потом пройти в читальный зал, чтобы продлить сказочное удовольствие, погрузиться в огромный зачехленный диван и полистать журналы или те книжки, которые не выдавали на дом. Она как сейчас помнила, что одна из них была «Урфинджус и его деревянные солдаты».
Иногда Эля ходила в библиотеку, чтобы просто провести время, особенно в дождливые осенние или холодные зимние дни. Часто Эля набирала множество книг и сдавала некоторые из них иногда, даже не прочитав, ей нравился сам процесс – некий ритуал – брать-сдавать.
Летом библиотека, как правило, почему-то не работала, а всем читателям приходили открытки (повестки) с просьбами сдать книжки до 25 июня (выпускной вечер в школах и конец сессии в институтах). И Эля собирала все библиотечные книжки у себя и у соседей по квартире и бежала их срочно сдавать в библиотеку.
Но одно время, когда Эля училась в 3-м классе, она разлюбила на какое-то время библиотеку. В то время в библиотеке работала новая библиотекарша, которая то ли пыталась научить детей толково излагать свои мысли, то ли научить красиво владеть речью, то ли она заметила, что многие дети берут книжки ради процесса и сдают их, не читая. Во всяком случае, она всегда держала возле своего стола очередь из сдающих книжки детей и заставляла их пересказать то, что они прочитали в книжке. Детям это не особенно нравилось, потому что было, как в школе на уроках, да еще все незнакомые окружающие смеются, если что не так. Не нравился этот процесс и Эле, потому что напоминало обязаловку, лишний урок по внеклассному чтению, да и тетка казалась слишком строгой и неприветливой. А поскольку натура у Эли формировалась свободолюбивая, она всегда хорошо училась, но не любила никакого давления, то девочка придумала ходить в библиотеку раньше срока, записанного на корешке книги, чтобы не нарваться на дежурство той библиотекарши. Или приладилась посылать в библиотеку бабушку, когда та ходила в 107-й гастроном.
Когда Эля перешла в 5-й класс, ее родители наконец-то получили ордер на новую отдельную квартиру. Девочка расстраивалась из-за того, что ей придется перейти в новую незнакомую школу в другом районе. А вот о том, что она потеряет доступ к такой прекрасной библиотеке у 107-го, она как-то не думала, но, переехав, поняла, что не во всех районах бывают такие прекрасные библиотеки, как ее первая в жизни.
Район Москвы, в который переехала Эля с родителями, считался самым рабочим, хоть и в центре, и все там было совсем по-другому: и школа, и контингент учителей и учеников в школе, и бедненькая районная библиотека.
«Пролетарская» библиотека располагалась в типовой новой 12-ти этажке, состояла из 2-х залов, очень строго оформленных, и кладовки – фонда. Формуляр называли абонементом. Никаких тебе штор в рюшечку и фикусов, никаких кресел и диванов под чехлами и паркетов, как в театре. Строгие стеллажи ровными рядами, простые столы, как в кафетерии и жесткие стулья в читальном зале. А главное, совсем другой запах, какой-то незнакомый – не новых книг и типографской свежести, а затхлый запах старых газетных подшивок. Да и книжный фонд оставлял желать лучшего, чего ни попросишь, ничего нет, а если и есть, то выдавали из-под полы «по знакомству», да старое и с вырванными страницами. На этом фоне очень смешно смотрелся плакат: «Берегите книгу – источник знаний!». Оказалось, что рядом с библиотекой находилось рабочее общежитие лимитчиков завода АЗЛК и милиции. Жизнь у лимиты была трудная, поэтому они новые книжки брали, а сдавали их букинистам, а не обратно в библиотеку, или теряли и не сдавали вообще, или зачитывали их всей общагой, заливая пивом и засаливая колбасой страницы, а иногда просто использовали страницы в туалете, за неимением туалетной бумаги.
Так они поддерживали свое материальное положение, но разоряли фонд библиотеки.
Династию лимитчиков совсем не заботило то, что на них наложат штраф в 3-х кратном размере, ведь они брали книги у соседей по общаге или записывались в библиотеку по очереди, а иногда просто воровали книги, запихивая их под одежду.
Однажды Эля возмутилась, застукав за кражей книг молоденького милиционера. Но он вплотную подошел к ней и пригрозил выбить все зубы, если она раскроет свою «пасть» и донесет. Когда он ушел, Эля все же сказала о ментовской краже библиотекарше, в результате та обыскала Элю с ног до головы, тщательно перетряхнув сумку девочки и обхлопав ее со всех сторон. А потом, оправдываясь, сказала, что ментик 10 минут назад обвинил девочку в краже. Ну, а с представителем власти и закона библиотекарше связываться и выяснять отношения не хочется, себе дороже, ей же в 8 вечера ему помещение сдавать, а потом домой в такую темень тащиться, поэтому как бы чего не вышло. Этим все и закончилось.
Позже, когда Эля уже окончила школу и училась в институте, в районную библиотеку пришли работать три Эллиных одноклассницы – Вера, Света и Лена, которые к тому времени уже окончили библиотечный техникум. Девушки со школьной скамьи отличались любовью к книге, и навели во вверенном им фонде порядок. Но районная библиотека отошла к тому времени для Эли на второй план, поскольку основную роль в ее жизни стали играть институтская библиотека, а также библиотека Иностранной литературы и Ленинка.
Алена Л.