К своим жизненным трагедиям люди приходят по-разному. Понимаю, что не у каждого случаются такие потрясения и ошибки, какие произошли у меня. Но я знал тех, кого ломали и гораздо меньшие проблемы. Бывает, человек живёт так, будто у него несколько жизней или одна, но бессмертная. Как завороженный, он сам наносит себе удары, усугубляя ситуацию, заигрывает с огнём. Будто, делая ошибки, уверен, что с легкостью их исправит. Но это заблуждение. Итогом такого безрассудства становятся разбитые семьи, брошенные дети, уход в алкоголизм или депрессию. Возможно, кто-то, читая эту книгу, скажет: ну я-то не наркоман и никогда им не был, я независимый человек. Но разве мало вокруг мужчин и женщин, которые бесцельно прожигают свою жизнь? Они даже себе не хотят признаваться в том, что погрязли в рутине, постепенно угасая и увядая, разучились радоваться, ставить перед собой большие и малые цели, бороться и побеждать. Конечно, это прекрасно, если ты не находишься в зависимости от страшных пороков, если не лишился в связи с этим всего своего имущества, а напротив, богат и продолжаешь богатеть. Но если, озолотившись, ты потерял себя как личность, утратил доброту, сострадание, любовь, то чем же ты лучше наркомана или алкоголика? Никому нет от тебя никакой пользы.
Я рос достаточно послушным мальчиком, не припоминаю, чтобы доставлял своим родителям какие-то большие неприятности. Был как все, не лучше и не хуже. Но рано попробовал сигареты. Воруя у отцов по паре сигарет и выкуривая их где-нибудь за стайками, мы казались себе взрослыми, самостоятельными. Нам никто не объяснял, что это плохо для здоровья и вызывает сильнейшую зависимость. Вокруг курили многие, и даже главные герои кинофильмов!
Наши родители жили своей взрослой жизнью, а мы, подростки, своей. В этой жизни находилось место и для спорта (тогда мы ещё легко совмещали его с курением). Дни напролет болтались на турниках, играли в футбол, зимой гоняли шайбу по хоккейной коробке. То, что мы очень много времени проводили вместе, было и счастьем нашим, и бедой. Именно наша сплочённость часто способствовала коллективному приобщению к вредным привычкам или участию в криминальных делах. Сигареты, алкоголь, лёгкие наркотики мы впервые пробовали именно в таких компаниях.
Окончив школу, я поступил в местный колледж обучаться профессии, которая мне была не нужна. Многие в моем окружении шли в учебные заведения только для того, чтобы, отмучившись, получить диплом хоть о каком-то образовании. По прошествии многих лет я вижу, что по большому счёту в нашей стране ничего не изменилось. Считаю, что от силы десять процентов парней и девчат знают, кем хотят быть, чего достичь и как к этому стремиться. Остальные просто не заставляют себя задумываться и совершать усилия, боятся трудностей. Уверен, что с моими детьми такое не произойдет, потому что мне самому, прежде всего, небезразлично их будущее и я стараюсь объяснять им важную истину: чем бы они ни занимались, это должно вести их к определённой цели, иметь какое-то значение. Помню, когда моя дочь выбирала профессию и в итоге решила, что станет детским врачом, я говорил ей: «Катюша, если ты приняла такое решение, то должна приложить все свои силы, чтобы стать очень хорошим врачом».
На протяжении всей своей новой жизни, чем бы ни занимался, я старался, во-первых, делать это осознанно, во-вторых, обязательно добиваться определенного успеха. Даже сейчас, рассказывая вам свою историю, стремлюсь излагать так, чтобы было максимально понятно и доходчиво. Надеюсь, у меня это получается.
Позволю себе ещё раз повториться. По моему мнению, именно отсутствие чёткой цели у молодых людей и нежелание или неумение родителей мотивировать их являются одной из причин того, что эти ребята пополняют многочисленные ряды безвольных прожигателей жизни, каким много лет назад был и я. Когда спрашивают человека, почему он поступил так или эдак, часто слышат в ответ: все так делают. Все сидят в социальных сетях - и я сижу, все пьют алкоголь - и я пью... Такие безвольные люди мне напоминают амёб, как обидно бы это ни звучало. На них предприимчивые дельцы умело зарабатывают деньги. Отсутствие цели закладывает первый кирпичик в бессмысленное существование.
Поступив в колледж, я уже свободно курил сигареты, и курить марихуану (или анашу, как мы её называли) было обычным делом. В Сибири конопля росла в изобилии, и мы научились делать из неё всякие химические вещества, которые потом смешивали с табаком и тоже выкуривали, это называлось «химия». Кроме этого, собирали «план», тёрли коноплю ладонями и затем соскребали налипшую пыль, скатывали её в комочки и курили. Это считалось лёгким наркотиком. Я чётко знаю, что употребление марихуаны — это первая ступень к более тяжёлым наркотикам, так как если человеку нужен кайф, он скорее всего не остановится и будет пробовать новое и новое, как жертва, запутываясь в паутине. Многие мои знакомые гордились тем, что они алкоголики. Было бы чем гордиться! А сколько их ушло из жизни еще и потому, что одновременно подсели и на «ханку» - опиумный сырец. Этот внутривенный наркотик в совокупности с алкоголем не оставлял шанса печени, очень быстро разрушал и весь организм. Люди умирали пачками, цирроз печени стал чем-то естественным. Анаша же считалась совсем безобидной. У меня был приятель, который курил только марихуану и гордился этим, говоря, что он не наркоман и никогда не попробует внутривенный наркотик - «черняшку». В итоге он действительно её не употреблял, а подсел сразу на кокаин, а затем и на героин… В общем, умер от цирроза печени.
В 1992-м году меня призвали на срочную службу. Об армии, сами понимаете, можно рассказывать много. Но я преднамеренно остановлюсь лишь на двух эпизодах, когда во мне вдруг приоткрылись какие-то новые, потаённые дверцы, за которыми были свои демоны. Вырвись они наружу - и моя жизнь могла кардинально измениться в худшую сторону.
До службы в армии я был хоть и компанейским парнем, но всё-таки скромным, недостаточно уверенным в себе. В 19 лет у меня даже не было девушки, как у многих моих сверстников. Да, я постоянно с кем-то тусил, но старался избегать конфликтных ситуаций. А когда оказался на призывном пункте в Кемерове среди пары сотен таких же новобранцев, то усвоил первый в жизни серьёзный урок: попадая в толпу, большинство начинает жить по волчьим законам. Сначала там, на призывном пункте, затем в поезде, по пути следования к месту службы, я постоянно сталкивался с проявлением у молодых ребят жестокости по отношению к таким же, как они сами. Я никуда не лез, но внимательно наблюдал за тем, как из общей массы стали выделяться «особые» люди. Уверенные в том, что имеют право возвышаться над другими, они чувствовали свою силу и безнаказанность, отбирали всё, что хотели, у более слабых - как физически, так и духом. Объединившись в небольшие группы, установили свои порядки. Тех, кто не хотел им подчиняться, зачастую избивали.
Кроме вот таких «бандитов» и «жертв» была ещё одна категория парней, не примкнувших пока ни к тем, ни к другим. Они были способны податься хоть в одну, хоть в другую сторону, но пока их не трогали, старались держаться подальше. Именно к этой категории я и принадлежал. Мы держались вместе с Сашей – в родном городе жили в одном районе, учились в одной школе, он был на год младше меня. К счастью, мы с ним не попадали в какие-то сложные ситуации, но при случае были готовы дать отпор, так как понимали, что отступать нельзя. Хотя, признаюсь, было очень тяжело находиться под постоянным прессингом и страхом, ведь я не супергерой.
Даже многие из тех, кто позволял себе вершить судьбы других, могли в какой-то момент сломаться, не выдержав напора большей силы. В учебке, например, я увидел, как ребята, которых мы считали сильными, опускались ниже человеческого достоинства, оказались не готовыми к реалиям этого мира. И напротив, порой ничем не примечательные и с первого взгляда не обладающие стойким характером парни становились героями.
В армии, как известно, сложились свои принципы воспитания бойцов. Жёсткие (и это правильно), но зачастую и жестокие. На своём опыте я столкнулся с такой иерархией: многие сержанты, отслужившие полсрока, становились «цепными псами»; имеющие больший по времени срок службы «старики» и «деды» выполняли, в зависимости от ситуации, функции «смотрителей» или «погонщиков» и, наконец, офицеры младшего звена, главное для них - чтобы соблюдался жёсткий порядок, не случалось происшествий и никого не убили, а каким методом всё это достигалось, их не волновало, и чаще они становились на сторону сержантов. Новобранцы утешались только одним: пройдет немного времени, и они тоже займут своё место в этой «пищевой цепочке». Станут сначала жестокими сержантами, затем «стариками», а потом и дембелями, которым уже нет абсолютно никакого дела до того, что происходит вокруг, ведь все их мысли - только о близком возвращении домой.
Вот такую увидел я мясорубку, перекручивающую человеческие жизни. Но самое поразительное для меня вот что: когда дембель с облегчением снимал свой надоевший китель и с наслаждением надевал гражданскую одежду, он моментально превращался в обычного парня. Пусть и немного странного в первые недели своего пребывания на гражданке, но вполне обычного, а для родителей - всё в того же любимого ребёнка. Не меньше поразило меня и такое наблюдение: насколько быстро, словно в миксере, перемешивались на гражданке все – новобранцы-салаги, жестокие сержанты, строгие деды, равнодушные дембеля и покрывающие их офицеры, вливаясь во всепоглощающий поток и становясь фаршем уже в другой жизни…
Через полгода, проведённых в учебке (город Переславль - Залесский), меня направили дослуживать в Ростов-на-Дону. В девяностые это был откровенно бандитский город, а наша часть стояла в самом его центре. Я сошёлся с несколькими ребятами из других подразделений. Специфика службы позволяла нам спокойно переодеваться в гражданскую одежду и выходить через КПП в город. Это называлось самоволкой, но шансов, что нас поймают, было немного, поэтому мы не боялись. В городе мы в основном гуляли по улицам или сидели в одной из многочисленных пивнушек. Именно там и зародилась у нас преступная идея, чуть не приведшая всех нас к катастрофе. Как-то раз, выпив изрядное количество пива, мы вышли прогуляться, по пути остановились возле небольшого ларька - купить сигареты. Перед нами у ларька оказался чернокожий парень. Расплачиваясь за покупку, он неосторожно вынул пачку долларов. Не знаю, сколько у этого гражданина Африки было денег, но пачка была увесистая, и я отчётливо увидел стодолларовые купюры. Оглянувшись, он поспешно спрятал деньги. Но мы уже успели переброситься взглядами друг с другом и принять решение. Парень быстро пошагал в сторону расположенной неподалеку гостиницы «Интурист». На улице уже стемнело, а освещение было слабым, африканец то и дело попадал в тёмные зоны. Поняв, что именно мы замыслили, он ринулся бежать, но мы не отставали и, перерезав путь, отсекли его от спасительной гостиницы. Кричать было бесполезно, на улице безлюдно и тихо. Мы мчались со всех ног, одержимые азартом и жаждой лёгкой наживы. К великому счастью для иностранца (и в первую очередь для всех нас!), он забежал в какой-то дом. Мы долго прочесывали местность, но так и не нашли его.
А по дороге в часть пришли к выводу, что надо заняться грабежами, и решили при первом удобном случае выйти на охоту. Вот вспоминаю сейчас об этом, и стыдно за все мои прошлые поступки, искренне сожалею о том, что приносил кому-то боль и страдания. Сегодня для меня это безусловное зло! А тогда - были ли мы злыми? Скорее, потерявшими голову и упоёнными безнаказанностью глупыми юнцами. Несколько раз то втроем, то вчетвером мы выходили на поиск жертв для ограбления. Выбирали мужчин, пожилых и женщин не трогали. «Улов», как правило, получался небольшой, и мы уже начали планировать более крупное преступление. К счастью, один достаточно курьезный случай положил конец нашим безумным выходкам. Как-то вечером мы прогуливались по городу, выискивая, чем можно поживиться. Остановились на автобусной остановке. Через какое-то время туда же подошла подвыпившая парочка, обоим лет под тридцать. Женщина сильно ругалась на своего спутника, в конце концов тот не выдержал и ударил её. Это для нас стало поводом для действий: мы обступили мужчину и один из нас нанёс ему удар. Мужчина, хоть и подвыпивший, хорошо стоял на ногах. Мало того - он за несколько секунд по очереди сбил нас с ног. Мы все были далеко не хилыми парнями, к тому же умели драться, я до армии какое-то время занимался рукопашным боем. Но никто не успел среагировать. Собственно, на том история и закончилась, и потом мы со смехом часто её вспоминали. Но произошедшее каким-то образом отрезвило нас! Я благодарен тем мужчине и женщине (кстати, сразу после потасовки они ушли). Нас не напугал такой исход событий, просто будто пелена упала с глаз, и мы приняли решение прекратить грабежи. Нет никаких сомнений, что в противном случае это привело бы к самым печальным последствиям как для нас, так и для тех, на кого мы нападали бы.
Тем не менее приключения постоянно сопровождали нас. Мы были очень задиристыми, и драки стали обычным делом. Один парень, на год старше призывом, когда демобилизовался, поехал домой в Украину с синяками под глазами - накануне мы подрались с армянами. А однажды я один возвращался из очередной самоволки и тоже попал в историю. Подойдя к расположению части, увидел, что на лавочке у КПП сидят девушки (я их называл солдатскими жёнами – после отъезда одних дембелей они дружили с другими, потом со следующими...). Я подсел к ним, и мы болтали о том о сём. Нас прервал дежурный по КПП, прапорщик. Наша часть обслуживала Высшее командное инженерное училище ракетных войск, и он преподавал там одну из дисциплин. От солдат из роты охраны я несколько раз слышал, что это очень непорядочный мужик. Девушки никому не мешали, поэтому мне было непонятно, почему он обозвал их последними словами и, как говорится, послал подальше. В самоволке я выпил немного, так что алкоголь обострил моё чувство справедливости, и я, недолго думая, со всей силы ударил прапорщика кулаком в челюсть, сбив его с ног. Чертыхаясь, он истошно завопил и вытащил из кобуры пистолет. Он был при исполнении обязанностей и хотел то ли испугать, то ли на самом деле выстрелить в меня. Мне ничего не оставалось, как ещё раз ударить его. Неизвестно, чем бы всё закончилось, но выскочившие на крики и шум солдаты из роты охраны повисли у него на руках.
Прапорщик, придя в себя, приказал схватить меня и проводить к дежурному по части. Вечер и ночь я просидел в «клетке». Прапорщик написал рапорт, так что меня ждал трибунал и почти наверняка дисбат. Спас меня мой непосредственный начальник, тоже прапорщик. Он возглавлял подразделение засекреченной связи, в котором я и служил. У нас с ним сложились очень хорошие отношения. Я практически не находился в казарме, а ночевал в небольшом дежурном помещении возле штаба училища, где находилась аппаратура, обеспечивающая секретные телеграфное сообщение и телефонные разговоры. Часто прапорщик просил меня объехать его торговые точки и собрать кассовые чеки или выполнить ещё какую-нибудь несложную работу (кроме военной службы он занимался ещё и коммерцией). Не знаю, чего это ему стоило, но он приложил все усилия, чтобы освободить меня и не допустить трибунала. По всей вероятности, высшему начальству лишний шум тоже не был нужен. В общем, меня заставили официально попросить у пострадавшего прапорщика прощения, что я сделал не без труда, а также перед строем публично разжаловали в рядовые, сорвав сержантские погоны. До конца службы оставалось немного, и я постарался больше ни в какие неприятности не попадать. Этот случай только укрепил мой авторитет среди друзей-сослуживцев. Для молодых же солдат я стал легендой, на которую они смотрели с восхищением!
После службы я не особо переживал о том, что буду делать дальше. Понимал, конечно, что надо найти работу, жениться и жить спокойной жизнью. Но на дворе были лихие девяностые. Я решил со всем этим не торопиться, немного отдохнуть. Каждый день, проснувшись, помогал по дому родителям - дрова, уголь, расчистка двора от снега, а вечером выходил на улицу. Мой единственный лучший друг был младше меня, и когда я демобилизовался, его только призвали. А в моё отсутствие Марат (так звали друга) сблизился с Лёхой, кличка - Француз. Лёха был задиристым, но в то же время достаточно осторожным. Тем не менее часто попадал во всякие истории, а вместе с ним и Марат. Лёха жил с бабушкой, и друзья часто собирались у него. Заводила компании, он всегда куда-то шёл, что-то задумывал, его практически невозможно было встретить скучающим. К тому же веса этому парню придавало то обстоятельство, что он работал в ларьке, принадлежащем бандитам, и близко был с ними знаком. Торговля спиртным и дефицитными сигаретами была одним из источников дохода хозяев ларька. Часто они давали Лёхе какое-нибудь незначительное поручение, которое он выполнял, привлекая своих друзей. Конечно, хозяева Лёхи прикрывали своих помощников как от милиции, так и от конкурирующих группировок.
Я был самым близким другом Марата, и он много рассказывал обо мне Французу. Поэтому вполне естественно, что Француз и его компания сразу приняли меня. После всего, что происходило со мной в армии, я быстро адаптировался. Какое-то время мы просто весело проводили время. В основном всё сводилось к выпивке и сопутствующим ей приключениям. Каких-то серьёзных дел не затевали, никуда особо не лезли, лишь время от времени выполняли незначительные поручения «старших товарищей» Лёхи. Кроме новых бандитов, в городе действовали воры, так называемая старая гвардия. Какое-то время между этими двумя группировками была жесткая конкуренция, потом воры стали постепенно проигрывать новым русским – молодым, безжалостным, живущим по своим принципам. Беда воров была ещё и в том, что среди них стало появляться очень много наркоманов. Мы ещё не окунулись тогда в этот мир и мало что знали о нём, но уже замечали подсевших на иглу людей.
Да, постепенно от простых посиделок со спиртным мы перешли к криминальным делам. Помню, выпивая вместе с нами, один из авторитетных воров уговорил нас собирать дань с коммерсантов на небольших вещевых рынках. Скажу честно, делать мне это не нравилось, прежде всего потому, что среди торговцев было очень много знакомых моей матери. Химзавод, где мама трудилась довольно долго, закрылся, и бывшие работники занялись «челночной» торговлей – сами возили мелкие партии разных товаров и сами продавали их. Их называли «челноками», барыгами. А согласно понятиям, по которым мы воспитывались, барыги должны были делиться частью прибыли. Ведь мы вроде как охраняли их от других сборщиков подати. Некоторые пытались не платить, и тогда их наказывали - опрокидывали столы, ломали прилавки. Попытки вызвать милицию ни к чему не приводили – представители закона в то время не имели прежнего авторитета. Я несколько раз видел, как вызванный на происшествие сотрудник доходил до определённой точки, но видел нас и разворачивался обратно… Такое положение дел, само собой, поднимало нас в собственных глазах и способствовало большей вседозволенности. Часто мы, к примеру, могли остановить какого-нибудь владельца машины, и бедолага вынужден был катать нас день, два, а то и три. Потом мы отпускали его, и он старался больше не показываться нам на глаза. А однажды нам приспичило поехать пьянствовать в один из районов города, куда не ходили автобусы. Не проблема! Зашли в автобус-гармошку, который вёз много пассажиров, и заставили водителя ехать не по своему маршруту, а туда, куда надо было нам. Бедные пассажиры не могли сказать против ни слова. При этом мы не считали себя отъявленными отморозками, а просто шутили, смеялись и просили горожан войти в наше положение!
Нашу компанию знали в городе очень многие. Мы тесно контактировали с подобными группами парней из соседних районов. Часто, объединившись, творили в разы больше гнусных дел, чем могли только своими силами. Не были разборчивы в выборе тех, с кем водиться, поэтому частенько попадали в неприятные истории. Проснувшись однажды после очередной гулянки, обнаружили одного из собутыльников с перерезанным горлом. Это был очень тихий и спокойный мужик, освободившийся недавно после пятнадцати лет заключения. С ним мы познакомились пару дней назад, и он повсюду таскался за нами. К счастью, в совершении преступления сознался хозяин квартиры, так что нас эта история не коснулась.
…Такая жизнь продолжалась год или два, пока однажды нам не стало скучно и не захотелось чего-то особенного. Я точно помню, кто в нашей компании первым предложил уколоться. Этим человеком был я. В очередной раз потребовалось отправить двоих из нашей компании на закуп марихуаны. В городе её можно было приобрести, но плохого качества. Совсем другое дело – в городке под названием Тайга. Там проживала большая диаспора цыган, на тот момент основной дилер наркотиков. Именно туда мы и планировали поехать. Пока собрали деньги, мне вдруг пришла идея купить вместо марихуаны «черняшку», или «ханку» (как мы её называли). Это предложение поддержало большинство. Только двое были против, но им пришлось согласиться. К тому времени компания наша стала очень сплочённой, и уж если ввязывались во что-то, то ввязывались абсолютно все.
В общем, приобрели наркотики, нашли того, кто их нам приготовит. Это всё казалось тогда забавным приключением, разовым мероприятием, никак не влияющим на наше будущее. Я хорошо помню, как, уколовшись первый раз, мы не испытали удовольствия. Наоборот, нас тошнило, время от времени возникал рвотный рефлекс. Почти неделю мы не проявляли никакого интереса к повторному эксперименту. А потом решились… На протяжении нескольких месяцев кололись довольно редко. Но постепенно употребление достигло такой частоты, что стало частью нашей жизни. По времени это как раз совпало с ростом употребления наркотиков во всём бывшем Советском Союзе. Впереди нас ожидал ад, но, как и все начинающие наркоманы, мы тешили себя мыслью о том, что в любой момент бросим.
За несколько месяцев до этого я познакомился с Наташей, своей будущей и единственной женой. Много лет спустя я спросил её, почему не обратила внимания на мою начинающуюся зависимость и не оставила меня. Она ответила, что, как и все, не знала и не могла предположить, насколько это страшно и практически безвыходно.