Этот старый дом всегда встречал меня улыбкой. Она была такой широкой и искренней, что каменные львы на фронтоне, казалось, вот-вот выронят зажатые в зубах кольца. Не знаю, волновался ли он, мой давний друг, но при наших встречах у меня всегда бешено колотилось сердце. Автобусная остановка была прямо возле его окон, но я всегда выходила на остановку раньше, чтобы увидеть его издали и не спеша приближаться к родным стенам. Это была такая великая радость, что иногда я прямо с вокзала шла к дому пешком, четыре с лишним длинных квартала, чтобы подготовить себя к этой встрече – ведь мы не виделись так много лет… Ровно столько, сколько я жила вдали от родины. Я говорила ему – здравствуй, мой хороший, любимый, я гладила рукой его шершавые стены, я прижималась к нему и мне казалось, что в эти минуты я чувствую его пульс, ритмичный стук его сердца. Ах, как он был прекрасен в годы моего детства и юности! Сколько наших восторгов и слез, побед и разочарований, сколько тайн ох хранил! Он словно обнимал нас своими теплыми руками, старался, чтобы мы не замерзли, не выпали из гнезда, не поддались отчаянию. Он хранил нас от бед. Недаром его любили все. Но – одни постарели и ушли от нас навсегда, другие разъехались по новым квартирам, а то и вовсе отбыли в чужие города и страны. Как я. Но старый дом я не забывала никогда. И в каждую поездку на родину, а случались они нечасто, приходила к нему поплакаться и повиниться. А однажды осмелилась и попросилась в гости к хозяевам той квартиры, где родилась и выросла. Меня пустили. Ноги подкашивались от волнения и я не упала лишь потому, что уцепилась руками за печку, которую хозяева не сломали, когда в дом провели центральное отопление. Ее давно не топили, но я почувствовала такое потрясающее тепло, что поняла: все, что есть в этом мире, живет своей жизнью, надо только ее понять, сродниться с ней, и тогда ее энергия станет тебе опорой.
И вот пришло время, когда я стала жить недалеко от родного города и могла приезжать сюда так часто, как мне этого хотелось. И старый дом всегда улыбался мне еще издали, и я понимала – с ним все хорошо, все в порядке.
Но наступил час, когда я поняла – там что-то случилось. Я приближалась к дому, а он даже не смотрел в мою сторону. При этом он как-то сгорбился и мне казалось, что по щекам его текут слезы. Я ускорила шаг, вбежала во двор и увидела жильцов, стоящих на улице. Да, действительно, в доме случилась беда - прохудилась крыша, местные власти выделили деньги на ее починку, часть средств собрали с жильцов и вскоре дом обрел новую крышу, которую благополучно приняли сразу несколько комиссий. Однако после первого же дождя люди поняли, что их жестоко обманули. Крыша протекла, приведя в негодность потолки, стены, полы – словом, весь дом, который за последние лет сто своей жизни ни разу капитально не ремонтировался. Памятник архитектуры жестоко оскорбили, ограбили мошенники, положив на крышу нечто совершенно непотребное. Естественно, фирма, делавшая ремонт, испарилась. Я вошла в свою старую квартиру и не узнала ее – с потолка свисали гирлянды штукатурки, стены почернели от сырости, пол провалился. Я вышла, шепча извинения за людей, его оскорбивших. Конечно же, дом их слышал. Но он мне не ответил. Первый раз. Потому что это был дом, доведенный до отчаяния.
Но я все-таки вымолила его прощение за людей, для которых звон монет лучше самой чудесной музыки. Нет, он уже не улыбался, но все равно был рад, когда я приходила. Только теперь он был пуст. Жильцы оттуда уехали. Однако кое-кто еще появлялся в доме, чтобы забрать оставшиеся вещи. Хозяйка моей квартиры, уезжая оттуда, дала мне ключ, чтобы время от времени я могла приходить туда, пока… Что ждало дом, никто толком не знал. Ключ я взяла с радостью. Приходила, садилась на оставленный хозяйкой старый сундук, похожий на наш, бабушкин, и думала, думала… Многое надо было осмыслить. В такие минуты рождались у меня интересные идеи, на многие вещи я смотрела по-другому, с иной позиции. Со стороны все это казалось бы странным, но я считала это не просто отдушиной, а некими вратами в иную жизнь, в творение иных отношений, поступков, иной философии своего быта и творчества. Такую находку я считала своим огромным достижением. Меня переполняли эмоции, которых я не знала доселе. Квартира была разделена на две комнаты перегородкой, как было и при нас. Два окна приходились на большую комнату, одно – на маленькую. Я любила стоять у этих окон, рамы были еще те, старые, что и при нас. Любила стоять возле печки, опираясь на нее спиной. Любила просто разговаривать со стенами. И сидеть на сундуке. И переставлять какие-то ящики, которые, очевидно, хозяйка привезла сюда с дачи вместе с овощами. А еще тут болтался старый стул без спинки. Вот именно болтался! Я же в прошлый раз поставила его возле печки, а сейчас он где? Стоит возле окна. А хозяйка, между прочим, здесь не появлялась давно – уехала к дочке в столицу. Сам перескочил? Стул-то? Да, дела…
Я зашла за перегородку, которая стояла буквой Г, и села именно в этот уголок на принесенный сюда ящик. Мне было спокойно и удобно. Подумалось – вот сейчас посижу минут пять и побегу на вокзал, на свою электричку, в новое свое жилье, которое меня не вдохновляет так, как это… Но оно тоже хорошее, доброе, умное, любящее меня… И в это самое мгновение я услышала, как скрипнула дверь… Даже не скрипнула, а как-то хрюкнула. Я хотела встать, думая, что приехала хозяйка, но мой порыв остановили крадущиеся шаги в большой комнате. Кажется, там открыли сундук… А я не взяла с собой пистолет. Какая дура! Он у меня, правда, разрешенный, из тех, что больше пугает, но в определенных условиях… Словом, покалечить человека может вполне. Я вытащила пакетик с красным перцем, приоткрыла его. Вот какое у меня сегодня оружие. Оно всегда со мной. Так и хочется сказать – оно спасало меня не однажды. Но – нет. Один только раз. Но – спасло. Сердце колотилось. Интересно, это можно услышать рядом стоящему человеку? Сундук закрылся. Захлопнулся. Шаги двинулись к окну. Это были шаги крупного мужчины. Меня уже не просто трясло – колотило. Что ему тут надо? От кого прячется? Либо что прячет? И тут я стала себя успокаивать – мысленно, разумеется. Власти города непременно будут ремонтировать дом. Возможно, человек пришел, чтобы все осмотреть и принять решение. Только вот почему он один? И – крадучись? Я почувствовала, что еще немного, еще чуть-чуть, и не выдержать мне этой пытки, встану и закричу, побегу! А что толку? В доме никого нет. О! Можно открыть окно и крикнуть – спасите! Это – центральная улица, тут всегда многолюдно, внизу – магазинчик и остановка всего местного транспорта. Люди услышат, прибегут. Да и он, незваный гость, поймет, что лучше ему отсюда ретироваться. Только из моего угла до окна вовсе не рукой подать. Да и получится ли сразу окно-то открыть? А стекло выбить я вряд ли решусь. Шаги пошли к дверям. Остановились. Застыли. Это он точно услышал стук моего сердца. Господи, неужели? А потом в дверях повернулся ключ. И шаги стали удаляться по коридору. То есть – он ушел и меня запер. Значит, у него был ключ. Или это мой ключ… Я лихорадочно обследовала свою сумку – этакую льняную котомку на предмет ключа. Все ключи я бросаю туда, чтобы не потерять. Ключ от этой квартиры спокойно лежал в сумке рядом с другими. Эх, если бы мне отпереть дверь и пробраться в комнату соседки, она всегда открыта настежь, потому как там давно никто не жил. Оттуда я могла бы увидеть этого гостя, интересовавшегося старым сундуком. Выход из нашего двора один. Но вдруг он еще где-то поблизости, в доме? И решит вернуться? Можно попробовать увидеть его и из окна комнаты, где я сижу и все еще дрожу, но он чисто инстинктивно может выйти на улицу и поднять глаза вверх – так ведь мы всегда делаем неосознанно, окидывая взглядом место, где только что были. И тогда наткнется на меня взглядом.
Я осторожно встала и выглянула из своего угла. И прислушалась. Было тихо. Никто нигде не скрипел и не шумел. А вообще чего я боюсь? Мне уже немало лет, как говорится, средний возраст, но это не ослабило стремления к приключениям, которых было у меня предостаточно. Если что – прикинусь безработной, которая обходит такие вот брошенные дома, чтобы выловить хоть какие-то вещи на продажу. Да, да, именно так. И я заставила себя подойти к дверям. Тихо. И заглянуть в дырку, куда вставляется ключ. Темновато, но вроде никого. Больше всего мне хотелось подойти к сундуку, но я понимала – там может быть взрывное устройство. Место, где стоит этот дом – лакомый кусочек для дельцов, занимающихся строительством. Его не снесешь, он памятник девятнадцатого века. А вот взорвать его, да так, чтобы ничего не осталось - это мы умеем. Или сжечь. Сколько таких памятников уже пострадало в Москве! А вместо них – какие-то безликие мордовороты. Первое, что мне надо сделать – вызвать милицию. Мобильник у меня с собой, и даже не один. Но мне очень, очень, мне сто раз очень хотелось посмотреть, что там, в сундуке. А вдруг… И я шагнула к сундуку, который не раз открывала и который все время был пуст… Я провела рукой над его крышкой в надежде почувствовать, если там внутри что-то не так. Холодок не пробежал – значит, все в норме. Чуткости мои руки еще вроде не потеряли. И я приподняла крышку сундука. Предварительно отвернувшись – на всякий случай. Там, в самой его середине совсем просто и буднично лежал довольно внушительный сверток. Что-то было завернуто в обычную упаковочную бумагу. Сероватую, с вкраплениями опилок. Как-то эти опилки бросились мне в глаза. Они немного поблескивали на бумаге.
Возле печки всегда стояла кочерга. И при нас, и при новой хозяйке – она соорудила здесь камин. Однако в ящике, на котором я сидела, одна из нижних досок была почти оторвана. Когда я задвигала его в угол, она волочилась по полу. Я сходила за этой досочкой, она мне показалась более удобной, чем кочерга, и осторожно коснулась ею свертка. Он не шевельнулся. Но и не взорвался. Тогда я решила руками разведать, что это за зверь. Сверток подался вбок и дал мне понять, что он не такой уж и тяжелый, но все же… Короче, не железки. Не камни. А нечто похожее на… На то, чего мне в жизни всегда не хватало. Я тихонько перевернула его словно ребенка и он раскрылся. Распеленался. Но личика своего мне не показал. Потому что там была еще одна бумага, стянутая несколькими аптечными резинками. И тут я почему-то заспешила. Что-то мне почудилось. Может, сработал инстинкт самосохранения. Или дом каким-то одним ему ведомым способом предупредил меня об опасности… Я не стал ничего разматывать и исследовать. Я просто схватила этот сверток вместе с его резинками, оставив там первую оболочку и придав ей прежнюю форму, засунула его в свою льняную котомку, схватила кочергу – так, на всякий случай, отперла дверь и тихо пошла по знакомому коридору, который помнил меня еще ребенком. Вот я успешно миновала квартиру бабы Ани, прошла мимо двери тети Вали, вышла в последний коридорчик и уже дошла до лестницы, чтобы спуститься вниз, но в это самое время дверь внизу загрохотала, отбросив меня со своей добычей в сторону, туда, где были еще две брошенные квартиры и туалет – один на весь этаж. Когда-то на его месте тоже была комната, а все удобства для жильцов этой запутанной коммуналки находились на улице. Я успела закрыть за собой дверь в этот отсек, этакий домовой аппендикс, а потом с удивлением обнаружила, что на внешней ее сторонне крест-накрест были приколочены доски – дескать, оставь надежду на вход. Может быть, это меня и спасло.
Что уж было на ногах у тех, кто поднимался по лестнице, я не знаю, но грохотали они так, что я испугалась за дом – как бы он не развалился. По этому грохоту я и определила совершенно точно, что ринулись они в мою старую квартиру… Голова гудела от переизбытка мыслей и страхов. Куда бежать? Что вообще делать? Наверняка они кого-то оставили у входа. А если нет? Да такого не может быть! Явно пришли за посылкой, которая лежала в сундуке. Почему она оказалась там? И почему этот сверток нельзя было передать из рук в руки? Но об этом потом, потом… Сейчас они хватятся пропажи. Будут звонить. Искать. У меня для спасения даже не минуты – секунды. Я дернула дверь комнаты, в которой когда-то жила моя одноклассница Рита. И вошла туда без проблем. Окно почти выломало. Рама держалась на липочке. Я ее открыла. Земля была недалеко. Более того – мягкая земля. Когда-то здесь были грядки, которые разбивали себе жильцы первого этажа, чьи окна смотрели на эту сторону. В детстве мы часто прыгали с такой высоты. Но то было в детстве.
Однако в руках моих была кочерга! Кстати, это была не традиционная кочерга, она сильно отличалась от своих подружек, за что мы ее очень любили. Эта железяка была не буквой Г, а буквой П, просто одна ножка у нее была коротенькая. Это я так подробно рассказываю, чтобы вы представили, как ею, этой кочергой, можно зацепиться за подоконник и она не выскользнет, она примет на себя вес всего тела и позволит немного спуститься, соскользнуть по ней вниз, чтобы прыгнуть на землю не с такой уж большой высоты. И не поломать себе руки-ноги.
Я вышла, а правильнее сказать – выползла из этого самодельного огорода, и… Чтобы выйти со двора на улицу, надо пройти мимо входа в дом. Не возле самого входа, он был в глубине, как бы в чреве этого дома, но – на виду у тех или того, кто там стоит. А еще меня могут увидеть из окон второго этажа – не из моей квартиры, а из той, что напротив, она не заперта, я это знала. Но в минуты риска и страха мысль работает удивительно четко. Я дошла до места, где был наш старый сарай, который давно снесли. Осталась одна его стена, граничащая с соседним двором. В стене этой был маленький секрет, который когда-то знали лишь мы, дети. Один железный лист, олицетворявший прочность и незыблемость своих собратьев, несколькими известными мне движениями можно было отодвинуть в сторону и получить окно для спасения. Мы не раз им пользовались, играя в прятки либо уходя от погони. Но повернется ли этот лист сейчас? Я просила, я умоляла его дать мне свободу и он, скрюченный и ржавый, скрипнул мне в ответ и повернулся. Он дал мне дорогу. Я вылезла в эту дыру, закрыв за собой тайный ход, и… оказалась в ловушке! Путь в соседний двор загораживали огромные склады – тоннары, поставленные впритык. Нечего было и думать перелезть через них. Оставалось ждать. По крайней мере, здесь я была в безопасности. И могла даже посмотреть, что лежит в том злополучном свертке. И прислушаться к звукам, исходящим из дома – что-то там сейчас творится?
А надо сказать, что когда я находилась в небольшом помещении, то мне всегда казалось, что пространство имеет свойство сжиматься. И если это была маленькая комнатка, то я всегда старалась открыть дверь. Здесь у меня было такое же ощущение, однако – никакой двери. И я даже не знала, не помнила, можно ли через это наше секретное окно у стены сарая выбраться назад, во двор. Скорее всего, да. Я потрогала железный лист, который отодвигала несколько минут назад, но он не сдвинулся с места. И правильно сделал! Потому что во дворе раздался страшный вой. Выл человек, которого, скорее всего, били. И били, надо полагать, из-за меня. Да что же в этом проклятом свертке? Послышались крики, ругань. Захлопала, визжа, дверь магазина, его черного хода, оттуда обычно выбрасывались пустые ящики и прочий хлам. Только у них дверь так жалобно визжала – как голодный ребенок. Произошло что-то, связанное с этим магазином? Или продавцы выскочили во двор чисто из любопытства? И тут во двор, сигналя, въехала полицейская машина. Наверняка хорошо, что я оказалась в этой ловушке. Только вот проснулась совесть – взяла чужое. Возможно, нажитое непосильным трудом. Ха! Честные деньги не прячут. М…да? Но почему я решила, что там деньги? Я, наконец, открыла свою сумку и прямо в ней стала разворачивать, распеленывать сверток. Один слой бумаги, второй, третий… Мне казалось, что он жалостливо тает прямо у меня на глазах. Эх, как мне хотелось, чтобы показалась наконец красная пачка купюр, либо мелькнул цвет увядающей зелени.
И вдруг прямо рядом с собой, за тонкой металлической стеной тоннара я услышала женский голос:
- Чего это там у них, а?
- Орут, с ума посходили! – ответила уже другая женщина.
- Прямо спектакль! Позвони Катьке, спроси.
Очевидно, Катька работала в магазине. Послышался писк мобильника. Я поняла, что негоже шуршать бумагой прямо у них под ухом. Потом.
- Кать, вы там живые? Чего за спектакль? А-а-а… Так это вы ментов-то вызвали? Надо же. Ладно, потом приходи, расскажешь. Я тебе кофе сварю как ты любишь. Давай.
- Ну, чего там?
- Драка. Мужики – четверо на одного. Если б Катька не вызвала ментов, убили бы.
- А за что?
- Да хрен их знает! Она сейчас придет. А ты давай, давай поскорее. Чего тянешь-то?
- Вот…
- У, блин! Вот это да! Не ожидала. Сколько?
- За двести отдаст.
- А так сколько? В магазине-то?
- Семьсот. Даже больше.
- А за сто не хочет? Все-таки краденые. Носить-то опасно будет.
- Тише ты! Чего это краденые-то? Просто… посчитали неправильно.
- Ага. Ошиблись. В свою пользу.
- Ну как хочешь. Решай. Чего тебе бояться-то? Уезжаешь ведь. Не здесь же носить будешь.
- Не здесь. Но отъезд мой связан, как ты понимаешь, с большими расходами…
- Сто пятьдесят. Ладно.
- Ну хоть сто двадцать!
- Хорош. Только прямо сейчас.
- А то!
Раздался скрежет отодвигаемого тяжелого предмета. Стенка тоннара дрогнула, несколько прогнулась, но не сдалась.
- Тише ты, Илья Муромец! Снесешь все!
- На, держи. Видишь, где хранила? Больше не увидишь. Все забираю.
- Да пошли скорее. Новенькая там одна, вдруг посетители?
Я вспомнила, что в соседнем доме открыли какое-то кафе. Или пиццерию. И еще подумалось – господи, кругом обман! Почти что при мне продали скорее всего ворованные сережки. А в сундуке, можно сказать – моем, неизвестно что.
- Стой, красотка!
- Ну, чего?
- И передай Лустеру…
- Что-о-о?
- Да, да, передай Лустеру, что если он захочет сделать мне хороший подарок – ну, наподобие этого, я в долгу не останусь. Что мы можем вспомнить прошлое. Перед моим отъездом. А вот теперь все. Идем!
Женщины торопливо ушли, а я снова взялась за сверток. Кругом было тихо и я старалась не шуршать бумагой. В разведке находились руки, я же крутила головой, боясь пришествия незваных гостей. Крыши тоннаров и сараев, которые, в отличие от нашего, все еще крепко стояли на ногах, потому что были каменные, возвышались надо мной и это было плохо – мне на них не залезть, и в то же время хорошо – они меня скрывали. До поры до времени. Ведь кто знает – возможно, мой отчаянный прыжок из окна не остался незамеченным. И кто-то окажется хитрее и изобретательнее, чем я.
Пальцы мои наткнулись на что-то гладкое и скользкое, вовсе не похожее на деньги. Я как можно шире раскрыла свою котомку, раздвинула бумагу и с недоумением уставилась на много раз сложенную клеенку. Обыкновенную клеенку, которую в нашей стране десятилетиями стелили на кухонные столы. Она была с матерчатой подкладкой. Я подумала, что еще не все потеряно, надо ее развернуть – внутри, скорее всего, что-то не менее ценное, чем ювелирное украшение от этого Лустера. Но клеенка, как я поняла, была очень большой, ей здесь просто не разместиться, к тому же я могу ее запачкать. Пальцы мои еще раз прощупали это чудо, чей-то розыгрыш либо просто дурацкую выходку, и, ничего пока не обнаружив внутри, оставили все как есть. Я только заметила, что рисунок на этой клеенке был очень, очень оригинальным – какие-то садовые арки с большими вазонами и обломанными плитами – то ли гипсовыми, то ли мраморными. А слева – старинный двухэтажный дом, вернее, его довольно небрежные контуры. Легким движением пера был обозначен главный вход. Рисунок был сделан в современном стиле типа легкого наброска, эскиза, художник на этой фабрике, где делают такие клеенки, не особо парился. Однако такого рисунка я, искренний любитель кухонных клеенок, не видела никогда. Ну, что ж, денег и драгоценностей вроде нет – тем спокойнее. Только отчего же был поднят такой сыр-бор? Впрочем, об этом потом, надо поскорее выбираться отсюда.
Я посильнее тронула старую железяку, открывшую мне окно в эту ловушку, и с удовольствием обнаружила, что она слушается моих рук. Я сказала ей какие-то хорошие слова, а она, можно сказать, раскрыла мне свои объятия, и я вновь очутилась во дворе. Начинало темнеть и моя сероватая куртка слилась с окружающим пространством. Я выплыла из этой серости на улицу, и… Никогда не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня! Конечно, мне безумно хотелось скорее приехать домой и расстелить эту клеенку, чтобы увидеть, понять, для чего ее надо было прятать и зачем она понадобилась целому стаду мужиков, ворвавшихся в мой старый дом. Но и драгоценности Лустера мне тоже были не безразличны. Вернее, они весьма заинтересуют моего хорошего друга, возглавляющего здесь местную полицию, Володю Комова. Я в этом уверена. Они бы заинтересовали и мою подругу, изумительного частного детектива Валю Орлову, но когда перед ней встал выбор – работа или семья – она выбрала последнее. Хотя раньше много лет подряд выбирала первое. Но тогда у нее не было столь долгожданного продолжения в лице маленького Макара. И горячо любящего мужа и единомышленника Платона. Словом, мне надо немедленно отправиться в соседнее кафе, чтобы по голосам этих девиц из тоннара узнать, кто они такие. И я свернула в этот соседний дом, знакомый мне с детства – жаль, что от него мало что осталось. Теперь там стояло некое изделие из стекла и пластика. Пластиковые столы и стулья не располагали к долгому здесь пребыванию. Я села. Ко мне подлетела миловидная светловолосая женщина лет сорока в фирменной одежде. Она пододвинула меню, уместившееся на одном листке, и спросила:
- Какую пиццу предпочитаете?
Это была покупательница драгоценности.
- Но у меня есть два вопроса…
И я изобразила беспредельную робость.
- Ой, да вы не стесняйтесь, у нас ведь цены-то хорошие. Мы тут их не пишем вовсе не для того, чтобы скрыть. А чтобы вас ничего не отвлекало от выбора. А так – семьдесят пять рублей всего. «Маргариту» советую.
- Маргарита. Хорошее имя. А вас как зовут? Вы такая милая…
- Ха! А меня вы сразу запомните. Аза!
- Да. Редкое и красивое имя. Но я хотела спросить – а можно просто кофе?
- Конечно. У нас кексы замечательные. А хотите, кофе по-турецки вам сделаю? Ко мне сейчас подруга придет, я для нее такой готовлю, хотя в меню этого нет. И кексы вам свежие принесу.
Прекрасно - сейчас сюда явится продавщица из магазинчика, расположенного ровно под моей старой квартирой!
- Конечно, конечно хочу. А, может, мне все-таки «Маргариту»?
Я подумала – а вдруг рассказ продавщицы будет длинным и мне не хватит кексов, чтобы его дослушать.
- Правильно! Сначала кексы, а пиццу придется подождать. Варя ее сейчас поставит в духовку. У нас все – свежайшее! Варя, «Маргариту»! С маслинами любите?
- Да, да!
Хотя, насколько я помнила, «Маргарита» печется с одним сыром, забыла только, каким именно.
- Варя, маслин побольше!
- Поняла! Уже!
Ясно. Варя – это знакомая Лустера. И где-то у нее сейчас сто двадцать тысяч, отданных Азой за ворованое украшение. С этим все понятно. Интересно, где эта продавщица? Почему не идет?
Она так и не вошла. Она вползла, волоча за собой грязную и рваную куртку.
- Сволочи! Суки!
К ней подбежали Аза и Варя, очень крепкая молодая женщина, кровь с молоком.
- Господи, Катька, что случилось?
- Варька, зубы целы? Посмотри. Ничего понять не могу. Все болит. Зеркало, зеркало дайте!
- Да нету маленького-то. А ты подойди сама к зеркалу. Вот же оно, рядом.
- Ой, девки! Ой!
Катя просто вросла в прихожую и не двигалась с места.
- Может, тебе «скорую» вызвать? – спросила Аза.
- Нет. Как бы хуже не было. Придется же объяснять… Вот знала, знала я, что в этом магазине что-нибудь да со мной случится! Ведь как идти не хотела! Директриса уломала. А когда ночником сделали, когда водку всю ночь рвались покупать, да прямо тут на дороге и пили, да жильцы нас проклинали, орали все – я уж и заявление написала. Так платить хорошо стали – только, мол, не уходи. Вот и досиделась…
- Но сейчас ведь ночью не торгуете. Запрещено вам. И жильцов уже нет, - заметила Аза.
- Я тоже думала – спокойно будет. А тут… Ой, а кто это у вас?
Наконец-то Катя увидела меня.
- Так посетитель…ница.
- Ну, я не знаю…
- Девочки, поверьте, мне совершенно неинтересны ваши дела. Мне самой до себя. Я о своем думаю. У меня личная трагедия и я, как бы вам сказать…
- С мужем, что ли, расстались?
Вот нельзя, нельзя никогда врать на эту тему – может сбыться. Силы, которые нами управляют, могут запросто наказать нас за этакое вранье. Но во имя дела - ну исключительно во имя дела я торжественно и трагически изрекла:
- Рассталась! И я бы сейчас ушла, но мне… некуда. Пока. Так что уж не обессудьте – посижу у вас с полчасика.
- Да сидите, сидите! Я вам кофе сейчас… И тебе, Кать, принесу. Садись. Тебя как будто побили, - прозорливо заметила Аза.
- Побили – не то слово. Швыряли от стенки к стенке. Искали чего-то. В подсобке все перевернули. Витрины чуть не поломали. Тетя Даша шваброй на них замахнулась, так они ее…
- Живая? Тетя Даша-то?
- Да живая. Потом меня стали трясти – чего, мол, на улице делала? Куда лазила? А я ведь на шум вышла. Ругались мужики.
- А чего выходила-то? Наоборот, запереться было надо, - заметила Аза.
Воистину рассудительная женщина!
- Потом вообще бред какой-то стали нести – что я в пустом доме шарилась!
- Хм… Никак у них пропало что-то, - шепотом предположила все та же Аза.
Да ей просто необходимо попробовать себя в каком-нибудь детективном агентстве!
- А еще спрашивали, кого я видела. Кто в пустой дом входил.
- А… кто?
Тут я несколько сжалась и быстро ухватилась за чашечку кофе, который Аза приготовила-таки у буфетной стойки.
- Откуда мне знать? Но кто-то был. На втором этаже. Полы-то там прогнили все, проваливаются, и у нас теперь слышно, когда ходят.
Катя выпила кофе единым духом. Она объявила, что позвонила директрисе и сейчас, когда ее сменят, уйдет домой и больше ноги ее не будет в этом грязном притоне, в этой мерзкой дыре…
Катя ушла под аккомпанемент рассыпанных ею же самой эпитетов. А мне пришлось бороться с «Маргаритой», которую из-за потока эмоций вовремя не вытащили из духовки. Но зато я получила нужную информацию. Эх, надо было спросить, как бы подозрительно это ни казалось – знает эта Катя, кто на нее нападал? Может, хоть один из этой шайки ей знаком?
Нет, воистину Аза – человек совершенно уникальный.
- Варь, а чего мы не спросили, кто ее так, а? Может, она знает кого-то из них? Иначе почему ментам не пожаловалась? Такое спускать нельзя, иначе по тебе катком пройдутся.
- Так позвони, спроси.
- Сейчас. Где она тут у меня, в этом долбаном мобильнике… Кать, ну чего, пришла директриса-то? Нет? Ты, если что, к нам беги. Поняла? Бросай все и – к нам. А то они, может, опять… А кто это, Кать? Чьи люди-то? Не поняла? Вроде или точно? А-а-а. Ну, ладно. Все. Варь, слышь! Вроде она своего одноклассника узнала. Только я фамилии не поняла.
- И не обозначилась ему? Однокласснику-то?
- Нет, видно.
- Спасибо, девочки. Все было вкусно! Доброго вам здоровья!
- И вам… с мужем помириться!
- Постараюсь.
До дома я добралась уже затемно. Еле сдерживала себя в электричке, чтобы не развернуть таинственную клеенку. Так хотелось узнать, что там внутри! Ну, не голая же клеенка сложена, перегнута так вот, раз двадцать. Зато стоило мне войти в дом, как я плотно зашторила все окна, включила свою иллюминацию, на какую только способны мои люстры, пододвинула самый большой стол прямо под лампы и разложила наконец эту злополучную клеенку! Стола ей не хватило, она повисла у меня во все стороны. А в самом центре этой загадки лежала одна-единственная купюра в сто долларов и письмо, привожу его полностью.
«Каждый сам кузнец своего счастья. Где кузница, вам, уверен, известно. Но надо торопиться. Конкуренты-вороны готовятся к полету. Эта клеенка – чтоб вы не сбились с пути. Случайный рисунок, а – один в один! Мальчик давно вас ждет. Он плачет. И он обрадуется встрече. Не медлите. Вам поможет любовь и поклонение. А зеленая бумажка – на обеды у Г. Удачи! Жаль, что не могу вам помочь. Но легенды всегда становятся реальностью. Я ухожу. А уходить надо с чистыми руками».
И все. Ни обращения, ни подписи. Почерк довольно крупный, некоторые буквы искривленные, как будто человек водил по бумаге нетвердой рукой. Неясно написано «к полету», можно прочесть и «к налету». Но изложено все грамотно, знаки препинания расставлены правильно. И слог довольно интересный. Интеллигентный. Можно сказать, невинная лирическая записка. Но почему из-за нее столько шума?
Ну и что ты будешь делать дальше, дорогая, мысленно спросила я себя и тут же приняла единственно верное решение – вызвать в мою глухомань, где я сейчас пребывала, так как писала свое новое творение, несравненную Зою Алексеевну, волею судьбы ставшую уже в пенсионном возрасте частным детективом. Не скажу, что она обладает столь же блестящими данными, что и моя подруга Валентина Орлова, героиня почти всех моих повестей и романов. Но! Эта пожилая женщина имеет удивительную способность проникать внутрь каждого явления, исследовать его словно хирург во время операции – своего пациента. У нее неординарный взгляд на вещи. Умеет делать собственные выводы, не поддаваясь ничьему влиянию. Причем работает совершенно незаметно, без лишних эмоций, без яркой заинтересованности. Ее не раз называли и аморфной, и тусклой, и мало энергичной женщиной, но мы-то, ее подруги, всегда прислушивались к каждому ее слову. Она умеет видеть суть событий. А это, согласитесь, не каждому дано. Поэтому я, не откладывая, созвонилась с Зоей Алексеевной, которая всегда была легка на подъем, и пригласила ее к себе в гости. Она заверила меня, что может выехать тотчас же. Ни единым звуком не упомянула я о цели этой поездки. Слово, брошенное в мобильный телефон, может эхом отозваться в чужих ушах, это хорошо понимала и моя собеседница. Что ж, утром она уже будет в моем городке. А пока…
Я еще раз вгляделась в рисунок, повторяющийся по всей клеенке. Старый парк. Видимо, заброшенный, потому что то ли часть арки, то ли другого строения – возможно, какой-то скульптуры – валяется без призора. Кстати, как-то уж очень ровно отпиленная. Не из дерева ли она сделана? На клеенке этого никак не определить. К тому же она, очевидно, уже была в употреблении – на ней есть потертости и даже дырочки. Они, кажется, появились тут совсем недавно. Словно эту клеенку неудачно повесили на стену и тут же сняли. Две дырочки были за домом, как бы во дворе, а одна висела над дверью, прошивая весь дом, и была много больше тех двух. А вверху на картинке – какие-то странные облака. Хотя… Скорее всего, это и не облака вовсе, а некие строения вдали, их контуры. Видимо, где-то там – город. Нечто похожее есть в фоновых рисунках сайта «Одноклассники». Глупая, ну совершенно глупая находка! Может, просто розыгрыш. Но почему эта дурацкая клеенка была так важна для целой стаи воронов, которые своим вторжением в мою старую квартиру едва не снесли весь дом? Возможно, они ждали не такую посылку. И сильно бы просчитались, увидев то, что лежало сейчас у меня на столе. Они и уверены, что пропало именно то, чего ждали. Нечто очень ценное. А вдруг там обязаны были находиться драгоценности того же Лустера? Кстати, надо будет потом узнать о нем все возможное у Володи Комова.
Однако по прошествии какого-то времени в моих размышлениях о происшедшем появилась некая логика. Я взяла листок и стала записывать то, что усиленно лезло в голову. Много, очень много было неясного, ничем не подтвержденного – годилось как штрихи разных концепций. Однако ясность заключалась в том, что некий человек передал своему знакомому, подельнику, тут можно называть что в голову придет, эту вот клеенку и сто долларов на пропитание. На обеды у Г. Кстати, на Г может называться какой-то ресторан. Либо кафе или столовая. У нас есть «Гвидон», например. А где-то я видела «Галатею». И «Галину». А еще есть письмо, в котором он призывает что-то немедленно найти и взять. Иначе это приберут к рукам черны вороны. И это «что-то» связано с легендой. А еще с любовью и поклонением. И с мальчиком. С ребенком. Но адресат посылку не получит, так как ее взяла я. Он бы, может, и без меня ее не получил – про нее как-то, видно, узнали те агрессивные мужики, от которых я совершила свой полет из окна. И где он теперь, тот, кому была предназначена посылка? Возможно, с ними, и это его они били, когда Катя вызвала полицию. Подумали, что он их обманул. И что с ним сейчас – неизвестно. Вдруг они готовят ему страшную казнь?
Я почувствовала себя очень виноватой, и… Часто совершала я непродуманные поступки. Уж сколько себе говорила – посоветуйся сначала с умными людьми, проанализируй ситуацию, а уж потом мчись сломя голову в неизвестность спасать человека либо выпрямлять кривую, в которую тебя занесло по неосторожности. Вот и теперь я в страшной запальчивости позвонила в справочное, где мне дали номер «Ночника», а потом и в сам этот магазинчик, из которого Катя пообещала убежать при первой же возможности. Я подумала, что эта возможность у нее давно уже наступила и ответит мне кто-то другой. Может, директриса.
- Магазин слушает.
- Я не могу себя называть. Но передайте людям, которые устроили у вас погром, что посылка исчезла случайно… Ее взял совершенно посторонний человек. Так что пусть они не нападают на своего осведомителя. Он тут ни при чем.
- А кто, кто взял-то?
Я отключила мобильник, явно не ожидая такого вопроса. Голос не Кати – видимо, это все же директриса. У них явно нет определителя номера, так что я не рисковала. Да даже если б и был, эта мобила зарегистрирована у меня на человека, которого уже нет, и протянуть ниточку от него ко мне совершенно невозможно. А странность ее вопроса заключалась в том, что так мог спросить только человек из этой банды. Иначе я бы услышала другое, моя собеседница должна была поинтересоваться, кто я и про что говорю, про какую посылку, и где была эта пропажа, и если она ценная, то не надо ли сообщить об этом полиции, и так далее. Но она сразу взяла быка за рога. Что ж, я преследовала одну цель – чтобы того, кому предназначалась эта загадочная клеенка, либо кому было поручено ее перехватить, не покалечили, не убили от злости.
До приезда Зои Алексеевны у меня оставалось всего несколько часов. Я заранее заказала такси до вокзала и обратно, завела будильник и банально заснула.
На снимке - картина Петра Солдатова.
